Собор - Измайлова Ирина Александровна
Огюст содрогнулся:
— Ты думаешь… даже так? Но не без суда же! А ведь ты невиновен!
Модюи глянул на него и вдруг истерически расхохотался:
— А! Суд! Невиновен… Да-да! А Пишегрю[5], по-твоему, был виновен? Однако его не судили, а просто удавили в тюрьме! А герцог Энгиенский[6]? Генерал и герцог! А я кто? Букашка, с которой не станут и возиться! Может, меня и до тюрьмы не доведут, а пристрелят по дороге! Они же… О, что это?! Ты слышишь?!
С улицы отчетливо донесся приближающийся конский топот. Антуан побледнел еще сильнее и вдруг кинулся на колени перед своим другом.
— Огюст, не открывай им, заклинаю тебя! — задыхаясь, шептал он. — Вспомни, что сам недавно погибал, не дай им убить меня! Именем божьим, душой твоих отца и матери, умоляю, не открывай!
— Встань, черт возьми! — закричал Рикар, вскакивая с табурета. — Встань, не будь девицей! Помоги мне подняться в мою комнату. Оттуда видна вся улица. Ну! Скорее! Они уже здесь.
Действительно, едва молодые люди вошли в комнату, снизу раздался повелительный стук и низкий мужской голос прокричал:
— Отворите!
— Почему они сразу стучат в этот дом? — хрипло прошептал Антуан.
— Потому, что он крайний, — ответил Огюст и, подхватив свой костыль, подошел к окну.
Перед дверью домика он увидел пятерых спешившихся жандармов и какого-то человечка в поношенной одежде, который вертелся вокруг них и стрекотал:
— Я слышал, господа, слышал, я живу напротив. Он точно стучался в этот дом!
— Так! — подумал Рикар, ощутив в горле что-то холодное и липкое. — Кажется, скверно…
— Конец! — как эхо его мыслей, простонал сзади Антуан.
— Не торчи у окна! — прошептал ему Огюст. — С твоим-то ростом! К стене встань…
И, возвысив голос, крикнул в окно:
— Вам что тут надо? Хозяев нет!
— Откройте нам, мсье! — прокричал, задрав голову, жандармский офицер.
— На кой черт я буду вам открывать? И кто вы такие?
Говоря это, Огюст выдвинул свободной рукой ящик стола, вытащил оттуда коробку и раскрыл ее. В коробке лежали его пистолеты — подарок полковника Шенье. Оба пистолета были заряжены.
— Мы — государственная полиция! — прокричал снизу жандармский офицер. — Именем закона! В вашем доме — государственный преступник!
— Помилуй бог, сколько всего государственного! — вскричал юноша. — Не пугайте меня, мсье. Этот дом не мой, я сейчас в нем один, и даю честное слово, я — не преступник.
— Это еще надо доказать! — офицер свирепо усмехнулся. — Но вы нас не интересуете, молокосос! У нас есть свидетель, который видел, что к вам вошел опасный заговорщик.
— Нет, я не видел, но я слышал, я слышал! — запищал человечек.
— А может, ему приснилось! — насмешливо крикнул Рикар. — А может, этот преступник как раз в его собственном доме…
Внизу произошло замешательство, человечек что-то тараторил, жандармы что-то у него спрашивали.
— Огюст, что же делать? — одними губами спросил Антуан, прижавшийся к стене возле самого окна. — Как мне теперь выйти?
— Никак, — прошептал в ответ Огюст. — Окна все на одну сторону, даже если вломиться в соседние комнаты… Хотя… хотя погоди.
Его взгляд оторвался от окна и скользнул куда-то вверх, но тут снизу вновь прогремел голос офицера:
— Я требую, мсье, чтобы вы открыли, слышите! Или мы сейчас выломаем двери!
— По какому праву? — голос юноши задрожал от негодования. — Повторяю, господа: дом этот не мой, я не могу впустить вас, когда хозяев нет. К тому же у меня нога искалечена, и спуститься к двери мне нелегко. Так стоит ли спускаться, чтобы вы, быть может, меня застрелили или зарезали?
Офицер потерял терпение:
— Чертов мальчишка! Да ты нам не нужен! Если ты в доме один, то и счастье твое. Но если ты спрятал у себя заговорщика…
— Разве с заговорщиками не было покончено три года назад? — наивно спросил Огюст, между тем вновь переводя взгляд на потолок своей комнаты. — Разве у императора так много врагов во Франции?
— А он болтлив! — офицер положил руку на эфес сабли и махнул рукой жандармам: — Ломайте-ка дверь!
— Не советую! — воскликнул Рикар, наводя на них пистолет, и прошептал: — Еще минута, и я соображу…
— Огюст, они убьют нас обоих! — простонал Антуан в ужасе. — Все кончено. Лучше я выйду к ним… Может быть, хоть тебя они не тронут.
— Замолчи! — юноша искоса глянул на него и заговорил скороговоркой: — Возьми-ка сундук и выдвинь его на середину комнаты, а на него поставь стул.
— Для чего? — дико спросил Модюи.
— Делай то, что я говорю! Скорее! А теперь становись на стул. Ты достанешь до потолка, да?
Ничего не понимая, но повинуясь энергичному тону своего друга, Антуан исполнил приказание Огюста. Встав на сундук, потом на стул, он легко дотянулся до деревянного потолка комнаты. Потолок был разбит на крупные светлые квадраты пересекающимися балками.
— Этот наглец совсем сошел с ума! — закричал между тем жандармский офицер. — Вы что же, будете стрелять в представителей закона, мсье? Вперед, жандармы! Вышибай дверь!
— Назад, господа, если вам дорога жизнь! — воскликнул Рикар.
И так как офицер, взяв у солдата ружье, подскочил к двери и уже занес приклад, юноша спустил курок. Пуля сшибла каску с головы офицера, и тот, яростно выругавшись, отбежал на несколько шагов.
— Следующим выстрелом я продырявлю вам голову, если хоть кто-нибудь из ваших людей прикоснется к двери! — отчетливо произнес Огюст, поднимая второй пистолет.
— Да вы — мятежник! — взревел офицер.
— Четыре жандармских ружья при этих словах вскинулись и нацелились на окно.
— Огюст! — шепнул Антуан. — Впусти их, или…
— Тише, Антуан, — не поворачивая головы, сказал Рикар. — Отсчитай от стены четыре… нет, пять квадратов и сдвинь пятый в сторону… Ну, толкай!
Поняв наконец, в чем дело, Модюи напряг руки, толкнул деревянный квадрат потолка — тот действительно отъехал в сторону, открывая неширокий люк.
— О, боже! — голос Антуана дрожал и звенел от восторга и изумления, он готов был зарыдать. — Откуда… откуда ты узнал?
— Да залезай же, черт возьми! — прошептал Огюст, краем глаза наблюдая за тем, что происходит у него за спиной. — В черепице тоже есть люк, только найди его… Он наверняка просвечивает… По лестнице перелезь на ту сторону крыши, потом на пристройку, оттуда спустись в сад. Он запущен, там никого нет… Когда услышишь, что они уехали, возвращайся через крышу сюда. Понял?
— Да, — живо ответил Модюи и в следующее мгновение исчез в люке.
— Послушайте, мальчик мой! — обратился в это время жандармский офицер к Рикару. — Или дайте честное слово, что сейчас откроете дверь, или я прикажу вас застрелить. Вы достаточно испытывали мое терпение, а сейчас совершили покушение на меня.
— О, только на вашу каску! — ответил Огюст.
Его острый слух уловил шорох на крыше, и он понял, что Антуан благополучно перебрался через конек и спустился к пристройке.
— Если бы я хотел вас убить, мсье офицер, то попал бы не в каску, а в вашу голову, — сказал юноша, невольно переводя дыхание.
— Довольно! — прогремел офицер. — Именем императора, откройте, или…
— О, вот перед именем императора я сдаюсь! — осажденный бросил на стол пистолет. — Сейчас я открою вам, мсье, хотя и не знаю, что вам от меня надо. Но придется чуть-чуть подождать: я с трудом спускаюсь по лестнице.
С этими словами он подошел к сундуку. Стиснув зубы, чуть не плача от боли, Рикар влез на сундук, затем на стул и концом костыля задвинул деревянную крышку люка, которую оставил открытой Антуан. Потом Огюст спустился на пол, подвинул сундук на место, поставил к стене стул.
С лестницы он спустился на этот раз очень медленно, и жандармы уже опять начали колотить в дверь прикладами.
— Да не стучите же, открываю! — закричал через дверь Огюст. — Только имейте в виду, господа: я доверяюсь вашей чести и отдаю себя в ваши руки. Если вы убьете меня, моя кровь навсегда запачкает ваши мундиры.
