Рафаэль Сабатини - Фаворит короля
После этого мистер Овербери медленно и подробно объяснил молодому человеку положение, которое занимают испанцы в Нидерландах в данный момент. Тот слушал, раскрыв рот.
— Теперь, — завершил свой урок мистер Овербери, — ты можешь смело давать необходимые советы. В крайнем случае, если спросят, откуда ты все это знаешь, можешь сослаться на меня. Но помни: ты должен представить дело так, будто специально обратился ко мне с расспросами, дабы наиболее полно послужить интересам короля. Информацию можно получить из самых разных источников, но лишь тот способен находить верные решения, кто знает, каким источником следует пользоваться и как до него добраться.
Он встал и протянул руку. Уже наступила ночь, но комната по-прежнему освещалась лишь камином.
Сэр Роберт схватил протянутую руку и крепко ее пожал. Голос его звучал взволнованно:
— Ты еще придешь?
— Как только позовешь. Я в твоем распоряжении, Робин. Я остановился в «Ангеле» на Чипсайде, ты всегда меня там найдешь.
Сэр Робин под руку проводил мистера Овербери до главной лестницы. Здесь он передал его привратнику, который вывел его из дворца.
Вот так и получилось, что мистеру Овербери пришлось уйти, ни слова не сказав о деле, которое привело его к сэру Роберту, он так и не упомянул, что сам ищет места. А все потому, что нашел более тонкий способ подать себя: человек, который может сделать себя необходимым, не должен просить. Такому человеку лучше подождать, пока его попросят.
Глава IV
ДОГОВОР
Его величество сидел в совете в окружении государственного секретаря, лорда-канцлера и тщедушного лорда-хранителя печати, чьи услуги когда-то высоко ценили старая королева, смуглолицый сэр Ральф Уинвуд и некоторые другие, не столь значительные персоны.
На табурете, стоявшем подле позолоченного королевского кресла, примостился сэр Роберт Карр — он чувствовал, что присутствие его лишь терпят, как терпели бы присутствие Арчи Армстронга, королевского шута.
Говорили старейшины. Вновь обсуждался вопрос о голландских городах, вновь высказывались полярно противоположные мнения. Двое Говардов, которые втайне симпатизировали католикам (хотя и не ходили, как уверяли злые языки, к мессе), были сторонниками продажи, что укрепило бы дружеские связи между Яковом I и Филиппом III. Солсбери, несмотря на тщедушное тело обладавший львиным сердцем, в котором жила лишь одна любовь — любовь к Англии, яростно сопротивлялся сделке, поскольку она могла породить серьезное брожение в стране.
Король слушал аргументы обеих сторон, время от времени отвечал на вопросы и явно наслаждался своей ролью царя Соломона — эта роль настолько тешила его тщеславие, что он с трудом удерживался от того, чтобы не усесться на скамью королевских судей.
Сесилу он отвечал:
— Вы пытаетесь оспорить материальный вопрос моральными аргументами, а я не могу припомнить в мировой истории — знания которой у меня весьма обширны — случая, чтобы чувства все же одержали верх над необходимостью. Мы призваны служить необходимости как философской категории. Следовательно, если парламент считает нужным щадить чувства нации, парламент должен предоставить и требуемые субсидии. Но я не возлагаю на это больших надежд. Потому что если бы парламент продемонстрировал соответствующее чувство долга и сознание своих обязательств перед помазанником Божьим, если бы парламент прислушивался к его просьбам, мы бы не обсуждали сейчас иные способы получения материальной поддержки.
Говарды зааплодировали. Нортгемптон, величайший лизоблюд своего времени, произнес целую речь о ни с чем не сравнимой стройности королевской логики. Саффолк решительно объявил, что нет никакой нужды уважать чувства нации, которая не уважает своего короля, и если нации не понравится продажа городов, надо объяснить ей, что вина за столь неприятную для нее сделку лежит не на короле, а на парламенте.
Возвращаясь к вопросу о нанесенных парламентом оскорблениях, Нортгемптон осведомился, почему иные — при этом его птичий клюв и глубоко посаженные глазки недвусмысленно уставились на Солсбери — смеют оспаривать преимущества союза с Испанией. Такой союз служит делу мира во всем мире — следовательно, всеобщему процветанию. Народу следует постараться это понять, и тогда старая вражда, которую разжигали люди, подобные Рейли и другим морским грабителям, уляжется, а народ будет аплодировать подобному решению.
Стороны отклонились от главного вопроса и он чуть было не потонул во второстепенных подробностях, когда сэр Роберт Карр, собрав все мужество, осмелился вступить в дискуссию.
— Дозволит ли его величество и мне высказать слово?
Присутствующие уставились на него с удивлением. И даже с весельем во взорах — таким образом они демонстрировали свое презрение. Король, который до того нежно теребил бант на плече молодого человека, замер и, повернувшись к юноше, тревожно спросил:
— Как, ты вмешиваешься в работу совета? — Он был явно озадачен. Затем оправился и басовито рассмеялся: — Что ж, не зря ведь говорят «устами младенца…» Давайте послушаем, что скажет наш мальчик.
Сэр Роберт откашлялся:
— Поскольку вопрос уже обсуждался два дня назад, у меня была возможность попристальнее взглянуть на отношения с Голландией. Пусть это извинит мое недостойное вмешательство, сир.
— Ты интересовался голландскими делами? — И король снова засмеялся, а за ним и весь совет, за исключением Сесила, который вдруг вспомнил свою встречу с Овербери и тут же выбранил себя за то, что пренебрег разговором с этим человеком, которого он знал как проницательного наблюдателя, — после зарубежных странствий он многое мог ему порассказать. Молодой Карр, как он сразу понял, по случайности или же намеренно сумел его опередить. Так что он единственный из присутствующих не удивился тому, что затем последовало.
Сэр Роберт начал речь довольно смело:
— Ваши споры здесь — по большей части бесполезная трата времени и сил: высказанные мнения покоятся на ситуации, которая уже коренным образом изменилась. — Он не обратил внимания на презрительные пофыркивания членов совета и возвысил голос: — Вы основываетесь на неверной информации, точнее, информации, которая более не является верной, будто король Филипп непременно выкупит эти города, — а его величество, безусловно, имеет полное право на их продажу.
Государственные мужи вздрогнули и как по команде повернулись к нему: начало было слишком уж резвым даже для фаворита. И только король решился задать вопрос:
— А почему это он теперь не станет их покупать?
— Потому что он, как мне известно, столь же ограничен в средствах и не может сорить деньгами. Пока Испания была склонна продолжать войну, существовала возможность сделать то, что предлагает ваше величество. Но случай упущен! Эрцгерцог Альберт по-прежнему находится в Голландии, это верно, но меры по эвакуации войск уже предпринимаются. Испания осознала, что ресурсы ее на исходе. Через три месяца, а может быть, и ранее, она вступит в мирные переговоры с Соединенными Провинциями. Поэтому Испания больше не желает получить эти города. Из чего следует, что, предложив их к продаже, можно породить недовольство своих подданных, но не достичь при этом желаемого. К тому же и голландцы возмутятся, и тогда получить с них долг будет еще труднее, чем сейчас.
Заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы.
Сесил и те, кто его поддерживал, с удовольствием выслушали новости, препятствовавшие сделке, которая могла произвести тяжелое и даже катастрофическое воздействие на общественное мнение. В умах других раздражение, вызванное новостью, слилось с раздражением в адрес источника информации. Они уже было собрались ринуться в открытый бой, но их опередил король.
— Черт возьми! — воскликнул он. — Откуда ты узнал о намерениях испанцев?
Мистер Карр был достаточно ловок, чтобы прославить себя, и проявил не меньшую ловкость в прославлении мистера Овербери. Он объяснил, что встретился вчера со своим старым знакомым, который только что прибыл из Нидерландов, и воспользовался возможностью получить информацию, возможно, полезную для их светлостей в решении вопроса, столь их беспокоившего.
— Твой старый знакомый… — повторил король слова Робина, — не тот ли это длинноногий мужлан, которого нам представил мой первый лорд казначейства?[22]
— Он самый, сир. Мистер Овербери.
— Ах да, Овербери… Но с какой это стати мы должны верить его словам?
— Милорд казначей может объяснить, почему к его мнению стоит прислушаться.
И первый лорд казначейства объяснил:
— Я давно знаю этого человека как проницательного и осторожного. Если он говорит, что Испания намерена заключить мир, он имеет к тому достаточно оснований, поскольку способен делать правильные выводы. И потому не стоит отбрасывать аргументы, приведенные сэром Робертом.
