Виктория Холт - Исповедь королевы

Мой бедный Людовик! Можно ли найти более яркий пример человека, который способен понять, что целесообразнее всего предпринять, и в то же время не имеет силы воли сделать это? Людовику был нужен мир. Он никому не хотел доставлять неприятности, он не мог устоять против моих настойчивых уговоров, хотя и знал, что я действую вопреки доводам рассудка. Он не мог спорить против слез и гнева легкомысленных женщин.

— Кардинал будет арестован, — пообещал он, и я успокоилась.

Это было 15 августа, в день Успенья Божьей матери. Король вызвал в свой кабинет барона де Бретея, министра двора, и монсеньора Миромесниля, хранителя печати. Я тоже находилась там.

Король быстро пояснил причину нашего присутствия у него в кабинете и добавил, что намерен безотлагательно арестовать кардинала де Рогана.

Монсеньор де Миромесниль сразу же запротестовал:

— Сир, ранг и происхождение Рогана дают ему право быть выслушанным, прежде чем его арестуют.

Людовик заколебался, фактически соглашаясь с Миромеснилем, однако я поспешно вмешалась в разговор:

— Он мошеннически подделал мое имя и вел себя, как обыкновенный жулик. Я настаиваю на аресте.

Я видела блеск глаз Бретея. Он ненавидел кардинала так же сильно, как я, поскольку сменил Рогана на посту посла в Вене, и после этого кардинал сделал его предметом насмешек своего злонамеренного остроумия.

Бретей сказал:

— Ясно, что произошло. Роган — самый расточительный человек во Франции. Он не только реконструировал епископский замок в Страсбурге — подумайте, во что это ему обошлось, он окружен свитой женщин, на которых растрачивает целое состояние. Он покровительствует колдуну Калиостро, который живет в роскоши в его дворце и содержать которого кардиналу стоит больших денег, хотя считают, что Калиостро делает золото и драгоценные камни для своего патрона. В течение многих лет кардинал испытывает затруднения с деньгами, несмотря на огромные доходы. Несомненно, что он в долгах, и это один из его способов рассчитаться со своими кредиторами.

— Он опозорил свой сан и свое имя, — вставила я. — Поэтому их не стоит принимать во внимание.

Мне были видны колебания мужа между тем, что он считал правильным, и тем, что могло удовлетворить меня, поэтому я посмотрела ни него самым умоляющим взглядом. Монсеньор де Бретей не в силах был скрыть своего удовлетворения по поводу неминуемого падения противника и решительно встал на мою сторону.

Король принял решение: Роган должен быть арестован.

День Успенья Божьей матери пришелся на мои именины, и в Версале должен был состояться специальный прием, на котором мне предстояло получать поздравления. Поэтому галереи и приемный зал Ой-де-Беф были переполнены. В качестве Главного раздающего милостыню Франции кардинал должен был отслужить праздничную мессу в дворцовой церкви. Не зная, что его ждет, он явился в расшитой стихире и ярко-красной сутане. Ему передали, что король желает его видеть в своем кабинете в полдень. Он, вероятно, удивился, что ни я, ни король не появились в государственных покоях, как ожидалось по такому случаю. Он пришел в достаточно радужном настроении, совершенно не подозревая, что его ждет.

Он низко поклонился королю и мне, я демонстративно отвернулась и вела себя так, словно его не замечала. Я понимала, какое впечатление это произведет на него.

Людовик прямо перешел к делу.

— Мой дорогой кузен, — сказал он, — вы покупали бриллианты у Бомера?

Кардинал побледнел, но ответил:

— Да, сир.

— Где они?

— Полагаю, что они были переданы королеве.

Я вскрикнула от злости, но король сделал вид, что не слышал этого, и продолжал:

— Кто поручил вам купить эти бриллианты?

— Светская дама, назвавшаяся графиней де Ламот-Валуа. Она передала мне письмо Ее величества. Я полагал, что доставлю удовольствие Ее величеству, выполнив ее поручение.

Я больше не могла сдерживаться.

— Вы полагаете, монсеньор, что я обратилась бы с таким поручением к вам, с кем я не разговаривала в течение восьми лет? И как вы могли действительно поверить, что я выберу для переговоров эту женщину?

Кардинала охватила дрожь.

— Я понимаю, что меня жестоко обманули. Я заплачу за колье.

Он повернулся ко мне с выражением покорности, как будто просил у меня маленького снисхождения. Разумеется, я не дала его.

— Мое желание доставить удовольствие Ее величеству ослепило меня. Я не подозревал о мошенничестве… до настоящего момента. Я глубоко сожалею. Могу я показать Его величеству, каким образом я попал в эту аферу?

Король согласие дал. Тогда кардинал вынул из кармана трясущимися руками какую-то бумажку и передал ее королю. Я быстро подошла к мужу. Это было недвусмысленное распоряжение о покупке ожерелья; оно было подписано моим именем и адресовано графине де Ламот-Валуа.

— Это не мой почерк, — торжествуя, воскликнула я.

— Смотрите, — сказал король, — оно подписано: «Мария Антуанетта Французская». — Он повернулся к Рогану, который был почти в обмороке. — Как мог принц из дома Роганов и священник королевской церкви поверить, что это подпись королевы Франции? Разумеется, вам должно быть известно, что, подписываясь, королевы ставят лишь свое имя и что даже у дочерей короля такая подпись. Даже если добавляется королевский дом к любой другой фамилии, то слово «французский» не ставится. У меня есть письмо. Оно подписано вами и адресовано Бомеру. Очень прошу вас посмотреть мне в глаза и сказать, является ли оно поддельным.

Кардинал немного повернулся. Людовик передал ему в руки письмо.

— Я… я не помню, чтобы писал это, — сказал он.

— Под ним стоит ваша подпись. Это ваша подпись?

— Да, сир. Оно должно быть подлинным, если под ним стоит моя подпись.

— Я должен немедленно получить объяснение всему этому, — сказал король. Мне было видно, что ему жалко Рогана. Такой гордый, высокомерный человек, привыкший подшучивать над другими, а сейчас так унижен. — Кузен, я не хочу считать вас виновным. Мне бы хотелось, чтобы вы обосновали свое поведение. Объясните мне, что все это значит, — сказал он мягко.

— Сир, — пробормотал кардинал заикаясь, — я сейчас слишком взволнован для того, чтобы отвечать Вашему величеству… Я не в состоянии…

— Постарайтесь успокоиться, монсеньер кардинал, и пройдите в мой кабинет. Там вы найдете бумагу, перо и чернила. Напишите, что вы можете сообщить мне, — сказал король дружелюбно.

Кардинал покинул нас.

— Он очень виноват, — сказал Бретей. Король молчал. Подобного рода дела его очень расстраивали.

Мы прождали в течение четверти часа. В приемном зале Ой-де-Беф толпы людей стали проявлять беспокойство. Они, вероятно, почувствовали, что что-то случилось. Король сидел за столом хмурый, то и дело поглядывая на часы. Миромесниль выглядел очень встревоженным.

Спустя пятнадцать минут появился кардинал с листком бумаги, на котором было написано очень мало.

Я стояла возле короля и читала вместе с ним. На листке были написаны всего пятнадцать сбивчивых строк, из которых мне удалось понять, что женщине, называющей себя графиней де Ламот-Валуа, удалось убедить его в том, что ожерелье должно быть куплено для меня, и что теперь он знает, что эта женщина обманула его.

Король вздохнул и положил бумагу на стол. Я не смотрела в сторону Рогана, но чувствовала, что он не отрывает глаз от меня. Никогда я не ненавидела его так сильно.

— Где эта женщина? — спросил король.

— Я не знаю, сир.

— Где ожерелье?

— В руках этой женщины, сир.

— Где документы, якобы подписанные королевой?

— У меня, сир. Они подделаны.

— Мы хорошо знаем, что они подделаны!

— Я доставлю их Вашему величеству.

— Хочу предупредить вас, кузен, — сказал король, — что вы будете арестованы. Он выглядел пораженным.

— Ваше величество знает, что я всегда выполняю его распоряжения, но умоляю вас оградить меня от страдания быть арестованным в этой епископальной одежде.

Я видела, что муж проявляет нерешительность. Он хотел освободить человека от такого унижения. Я крепко стиснула руки. Людовик умоляюще взглянул на меня, как бы прося прощения, и мои губы сжались. Он был готов позволить своей жалости подавить желание порадовать меня.

Всем видом я показала, как буду относиться к такому решению, поэтому он сказал:

— Боюсь, что так и будет.

— Ваше величество помнит о тесных связях наших семей, — продолжал Роган.

Я видела, что муж заметно взволнован, и мои глаза наполнились слезами ярости. Увидев эти слезы, он сказал:

— Монсеньор, я постараюсь, как могу, утешить вашу семью. Я был бы весьма рад, если бы вы смогли привести доказательства своей невиновности. Но я должен исполнить свой долг как король и как муж.