Ральф Ротман - Жара
Он вышел из машины и исчез в руинах дома чуть в стороне от дороги, где уже образовался пустырь. На крыше — запорошенные снегом пучки травы. Совсем уже выцветшая пластиковая табличка: «У Вилли и Ренаты».
Едва Де Лоо толкнул проржавевшую проволочную калитку, издавшую пронзительный визг, и сделал первые шаги между кучами металлолома, раздался громкий собачий лай, и он остановился, оглядываясь в поисках конторы или ремонтной мастерской, но тщетно. Позади аккуратно сложенных штабелями буферов, горами наваленных моторов и расплющенных кузовов он разглядел не то стрелу крана, не то экскаватора — пустой крюк в вышине и пошел на него.
Лай усилился. Масляные лужи на земле, раздавленное тяжелой техникой в крошку стекло, и только одна-единственная сорока прыгала по куче боковых зеркал, но потом и она перелетела на акацию. Позади дерева — вагон Имперской железной дороги[22], окна забиты досками, собака между колесами внезапно умолкла и села на землю. Серо-белая шерсть клоками свисает на глаза, посреди свалявшегося войлока блестит влажный нос.
— Не двигайтесь! — сказал человек, который в этот момент вышел на железнодорожную платформу под навесом. Он упер руки в боки, кивнул головой. — Она только выглядит такой безобидной, а на самом деле — лютый зверь, ясно? Вам что здесь надо?
Де Лоо поднял зеленый ящик.
— Ваш обед. Две порции фасолевого супа.
Мужчина, худощавый старик с удивительно белыми, перламутрового цвета волосами, вплотную подошел к перилам, прищурил один глаз и потер себе подбородок. На нем — рабочий костюм слесаря: заляпанная и наглухо застегнутая до самого ворота спецовка заправлена, словно рубашка, в штаны, высоко подтянутые черно-красно-желтыми [23] помочами, под бахромой обтрепанных брюк полоска бледной кожи. Стальная окантовка ботинок заржавела.
— Обед? Но его всегда приносит другой человек. Вы ведь с этой стороны подобрались, так? Небось медью интересуетесь? Я вас насквозь вижу. Откуда мне знать, что в ящике, может, там пушка спрятана? Под видом супа. Мы, конечно, доверяем вам, а вы вот сейчас возьмете и вытащите оттуда финку и укокошите нас за пару ржавых труб из старого туалета. Вы ведь за этим пришли? Или как? Что скажете?
Пока он говорил, на шее у него натянулись, словно толстые веревки, жилы, энергично задвигавшиеся под кожей. Собака грозно рычала, положив морду на лапы, а Де Лоо подошел еще чуть ближе.
— Пожалуйста, убедитесь сами. Это — айнтопф: мексиканский фасолевый суп.
Старик, сверкая глазами, скривил рот в широкую гримасу, занявшую пол-лица.
— Ха! Я на этот трюк не поддамся! Водить старого человека за нос и втирать ему очки, будто все в лучшем виде, оʼкей, так сказать?! Нет уж! Ты поднимешься сюда как миленький и поставишь все это хозяйство мне вот сюда на стол, как всегда! И положишь руки на свой ящик!
Платформа была выложена искусственным газоном, а рядом с дверью висел старый рукомойник, заполненный цветочной землей с воткнутыми в нее окурками. На Де Лоо, когда он вошел в освещенное неоновыми лампами помещение, пахнуло жаром, пропитанным неприятным запахом, а старик с ложкой в петлице его рабочей спецовки уселся на скамейку и положил на стол посудное полотенце.
— Давай сюда свою стряпню!
Печка с небольшим смотровым окном, где не столько горели, сколько тлели торфяные брикеты, стояла посреди вагона. Позади нее просматривалось некое подобие жилой комнаты со встроенной мебельной стенкой, кушеткой и полдюжиной телевизоров. Кругом лежали слесарные инструменты, куски кабеля, радиолампы, а рядом с часами с кукушкой висел бархатный коврик с вытканным портретом Джона Ф. Кеннеди.
— А собака с вами?
Собака прошла как раз мимо Де Лоо в вагон и уселась перед низенькой скамеечкой в углу.
— Давай-ка закрой теперь дверь. Или прикажешь мне заработать из-за тебя чахотку?
— Пожалуйста, верните мне быстренько вчерашний контейнер, и я уже ушел.
Старик отрицательно покачал головой и сорвал фольгу с суповых тарелок.
— Вот ты какой. Нет, дружочек, садись со мной рядышком и жди, пока мы попробуем вашу жрачку. А что касается мексиканского фасолевого супа, теперь такое каждый может заявить, так ведь, старик? — Он наклонился и поставил вторую тарелку на пол, собака тут же обнюхала суп, осторожно лизнула его и взвизгнула. Ее хвост вымел из-под скамейки вороха пыли, несколько пивных крышек и скомканный бумажный носовой платок.
— Ну как? Что это с тобой, глупый пес? — Старик попробовал суп с пола. — Да твое месиво чуть теплое!
Собака завизжала еще громче, потом залаяла, подняла лапу, несколько раз ударила по краю алюминиевой тарелки, и только когда та опрокинулась и суп лужей расползся по линолиту, она принялась лакать.
Старик ухмыльнулся.
— Не так уж и глупа наша малышка, а? Вся в меня. И супчик ей тоже нравится. Ты, что ли, новенький на фирме?
Старик уже съел большую часть супа и вцепился зубами в сосиску, а Де Лоо утвердительно ответил на его вопрос и снова попросил вернуть ему контейнер от вчерашнего обеда.
— Слушай, ну что ж ты такой зануда! Куда ты торопишься?
— Меня шеф ждет за воротами.
— «У Вилли и Ренаты», хочешь сказать? Так пойди позови его и побудьте здесь немного, зачем же сразу уезжать… А ты видел мой экскаватор? Настоящий «Liebherr» [24]! Отгадай, сколько я на нем уже работаю?
— Понятия не имею.
— Ну ты попробуй, угадай!
— Право, не знаю. Ну, несколько лет?
— Во дает! Ну и сказанул!.. Ты слышишь, малышка? Несколько лет! Да он у меня с 1960 года! — Мешая ложкой в тарелке, он краем глаза глядел на Де Лоо.
— Ни фига себе! — сказал тот.
— Вот именно! — Суп тек у него по подбородку, капал на спецовку. — А теперь вы, факт, заинтересуетесь тем, как этот старик осси[25] заполучил себе еще в те времена наше западное чудо, так ведь?
— Может, об этом как-нибудь потом? Мне надо сейчас…
Старик с шумом втянул носом воздух, почмокал губами.
— Конечно, вам очень хочется это узнать! Ну, так слушайте! — Он нагнулся вбок, открыл холодильник, достал банку пива. Затем быстро отправил в рот две ложки супа и стал резать тупым перочинным ножом сосиску. — Хотите — верьте, хотите — нет мне эту штуковину подарили. И знаете кто? Никогда не догадаетесь. Моя жена. На нашу свадьбу. Да-да, ха! Удивлен небось, поваренок? А про любовь вы когда-нибудь слыхали? Экскаватор был, конечно, не новый. У ее двоюродного брата в Западном Берлине был магазин строительных материалов. Но тем не менее… Настоящий свадебный подарок.
— Поздравляю, — сказал Де Лоо, обнаруживший тем временем вчерашнюю посудину. Он сам вытащил ее из сетки, висевшей над кухонной полкой, потом опустил руку в карман, достал оттуда фрукты и положил их на стол. — Это вам, между прочим, на десерт.
Старик тут же перестал жевать, он поперхнулся, кусок застрял у него в горле, глаза округлились и вылезли из орбит, лицо налилось красным, а вздернутые белые брови казались на этом фоне серебряными. Потом он закрыл глаза, начал давиться, язык вылез наружу, приняв форму узенького желобка, наполовину прожеванная фасоль вылетела с кашлем из горла, а на стол шлепнулся маленький кусочек сосиски, самый ее кончик. Собака подняла морду, склонив голову набок.
— Проклятие, вот шайсе! — жалобно застонал старый человек и вытер рукавом слезящиеся глаза. — Вы что, на тот свет хотите меня отправить?
Он отодвинул от себя еду, а Де Лоо уже направился было к двери.
— Что случилось? Чем вас так напугало киви?
— Проваливай отсюда! — захрипел старик, опять закашлялся и схватился за банку пива. — Все ваш десерт. Я никогда не привыкну к этому злосчастному Западу. Там даже фрукты выглядят как боевые гранаты!
Пожарные машины, запах гари, клубы желтого дыма. Прохожие зажимали рты и носы платками или прятали их в высоко поднятые воротники, а какая-то женщина накрыла своим пальто детскую коляску. Полицейские перекрыли движение, подняв светящиеся жезлы регулировщиков. Пожарные, в защитной спецодежде и тяжелых сапогах, сражались с рушащимися массами серого бетона, из которого торчали покореженные прутья арматурного железа, тащили через пенящиеся лужи шланги и в который уже раз исчезали в дыму. Иногда вообще ничего не было видно, кроме матовых отражений в стеклах их шлемов.
Два санитара занимались пожилой женщиной, сидевшей на тротуаре. Она прислонилась спиной к стене дома с рекламной вывеской зоомагазина, занимавшего нижний этаж, и, обессиленная, пыталась оттолкнуть навязываемую ей кислородную маску, которую один из санитаров старался приложить ей к губам. А другой взял ее хозяйственную сумку и принялся собирать вывалившиеся в слякоть сделанные ею покупки: упаковку нарезанного черного хлеба, два апельсина, пакет корма для птиц.
