Иван Фирсов - Лазарев. И Антарктида, и Наварин
Эскадра Поля через месяц ушла в Портсмут. И на Балтике воцарилось спокойствие.
Кампания 1801 года открылась выходом на рейд Балтийской эскадры. Кадеты-второгодки начали плавать на тендере, потом их перевели на бриг. За месяц они возмужали, говорили с хрипотцой. Лица обветренные, загоревшие, а натруженные, не по-ребячьи мозолистые руки, видимо, были в ладах с солнцем и ветром, мачтами и парусами. В нынешнюю кампанию кроме парусных учений Лазаревых впервые допустили к артиллерийским. Братьев расписали на фок-мачту и батарею правого борта.
Лазаревы упросили ротного командира не разлучать их с друзьями.
Вместе с Алексеем Шестаковым и Семеном Унковским поздним вечером поднимались они с нехитрыми «кадетскими баулами» на борт брига «Ласточка». Молодцеватый боцман привел их в носовой кубрик.
— Размещайтесь, господа кадеты, за переборкой, на котел с завтрака определим вас, а ныне сухарями с чайком побалуйтесь…
Утром, на построении, командир брига с лихо подкрученными усами остановился перед ними, весело подмигнул:
— Вижу, вы воробушки стреляные, но посмотрим, каковы в деле.
Сразу после подъема флага сыграли аврал:
— С якоря сниматься! Паруса ставить!
Матросы бежали к мачтам, а вдогонку им неслось:
— По марсам и салингам!
Самые смелые и расторопные матросы — марсовые — устремились вверх по вантам, наперегонки.
Миша упросил унтер-офицера разрешить занять место на нижней марса-рее. Задрав голову, Шестаков ткнул Унковского:
— Глянь-ка, Мишка спроворил уже на пертах.
Одним из первых Лазарев-второй начал отдавать сезни, державшие подобранный парус. Мачты будто нехотя одевались отбеленным солнцем и ветром холщовым нарядом.
— Якорь панер! — донеслось с бака.
«Ласточка» на мгновение замерла, чуть приткнувшись форштевнем в набегавшие волны. Боцман перегнулся через фальшборт:
— Пошел шпиль веселей!
Матросы грудью навалились на вымбовки. Еще через миг натянутый струной якорный канат, почувствовав слабину, заскользил проворно в клюз, наматываясь на барабан шпиля.
Освободившийся от привязи нос брига, будто вздохнув, поднялся на волне, слегка уваливаясь под ветер.
Ловкий, крепко сложенный Миша выделялся среди сверстников смелостью и сноровистостью, особенно в обращении с парусами. Командир мачты много раз посылал его на рискованные работы на верхних реях, и тот проворно и грамотно управлялся со снастями в любую погоду…
Вице-адмирал Голенищев-Кутузов до последнего дня жизни оставался во главе корпуса.
Весна 1802 года принесла смену командования в Морском корпусе.
Новый директор вице-адмирал Петр Карцов[25] участвовал в Чесменском сражении на линейном корабле «Европа». Под командой адмирала Федора Ушакова в Средиземном море блокировал наполеоновские войска в Северной Италии, содействовал успеху армии Суворова.
Вдоль замершего строя, пристально всматриваясь в лица воспитанников, не спеша шел среднего роста, сутуловатый, убеленный сединами новый директор. Когда Карцов, остановившись, обратился к кадетам и гардемаринам, стоявшие на левом фланге едва расслышали его глуховатый голос:
— …Ныне флаг Российского флота не токмо берега Балтийского и Черного морей оберегает, но и к дальним вояжам вскорости поспешествует… К тому и вам в грядущем надлежит приуготавливаться усердно…
Далеко не у всех находили отзвук слова адмирала.
Многие кадеты-одногодки испытывали большую робость, приближаясь к кораблям. Большинство из них проводили каникулы дома, в усадьбах родителей, и не совершали практических плаваний. Другое дело практиковавшиеся два лета на корпусных судах Лазаревы. Они прочно освоили азы матросской школы — до белизны песочили палубу и драили до блеска медь, усердно работали с помпами, откачивая воду, разбирали на палубе такелаж, готовили к постановке и укладывали паруса.
Самым увлекательным занятием были тренировки в лазании по реям. Тут первенствовал Миша, отличавшийся, кроме прочего, от сверстников ловкостью, смелостью и физической силой. Корабельные офицеры приметили его и назначили в эту кампанию марсовым. Обычно марсовыми назначали гардемаринов после второго и даже третьего курса. Марсовый отдавал и крепил паруса, стоял на пертах, брал рифы. Не раз Миша заслуживал похвалу старшего офицера за умелые действия.
На кораблях Миша обретал не только морскую выучку. Пытливо присматривался он к вахтенным офицерам, которые командовали рулевым определенный румб, выверяли скорость корабля, измеряли течение. Особенно привлекали его таинства вычисления долготы и широты корабля. Видя не по летам развитую любознательность, офицеры поясняли ему основы определения координат корабля по светилам.
Был он и среди тех немногих кадетов, которые желали обучиться искусству управления кораблем. Они обращались к вахтенным офицерам, которые ставили их рядом с собой и досконально объясняли каждый парусный маневр.
Отстояв вахту, Лазарев-второй зачастую оставался на шканцах, заглядывал на картушку компаса, запрокинув голову, щурился на ленточки-колдунчики, указывающие направление ветра, окидывал взглядом паруса. Сравнивал курс, ветер, волну, пробовал определить дрейф. Природная любознательность подогревалась разговорами у Державина о замыслах кругосветного плавания.
В разгар лета собрались акционеры Российско-Американской компании в конторе у Синего моста. Разговор начал Резанов:
— Довольно дорого обходятся наши доставки по Сибирскому тракту. Везем по большей части необходимые материалы, недорогие, но весьма тяжелые, и перевозка вылетает в копеечку. Тысячи лошадей, сотни телег в пути обновлять приходится…
Не первый раз акционеры вели разговоры о непомерных расходах из-за отсутствия надежного сообщения морем с американскими колониями. В конце концов они пришли к единодушному мнению — снарядить нынешним летом судно для посылки к берегам Америки.
— У нас уже и офицеры есть на примете, изъявляют просьбу для посылки их туда, — раскуривая трубку, сказал свояк Резанова, директор компании Булдаков.
— Кто же такие? — поинтересовался Резанов.
— На днях принимал капитана Лисянского[26], — ответил Булдаков, — на примете их высокопревосходительства адмирала Мордвинова[27] он тоже состоит.
— Подтверждаю, сей опытный капитан, — отозвался о Лисянском Мордвинов, — много лет плавал в английском флоте в Ост- и Вест-Индии, в Африке и Америке побывал. К тому же вдумчивый и любознательный. Ныне по высочайшему соизволению печатается его перевод английского ученого трактата по морской части. Есть на примете, — добавил Мордвинов, — также капитан Крузенштерн[28], его соплаватель. Нынче представил занимательный проект о пользе плавания в Великий океан.
— Такие офицеры нам потребны, — высказался президент Коммерц-коллегии граф Румянцев[29]. — Российскому флоту давненько пора в кругосветные вояжи отправляться, не токмо коммерции, но и науки и прославления Отечества для. Вспомните-ка Михайлу Ломоносова:
И с трепетом Нептун чудился,Взирая на российский флаг.[30]
Присутствующие хорошо знали неравнодушие графа к произведениям искусства, поискам и приобретению редких экспонатов и диковинок.
Повернувшись к стоявшему рядом с ним Резанову, граф проговорил:
— Ваш покойный тесть, царство ему небесное, тоже издавна мечту лелеял о плавании вокруг света.
Резанов вздохнул:
— Сии мысли у него беспрестанно воспарялись. Знавал о замыслах Михайлы Ломоносова, несостоявшейся попытке незабвенного Григорья Ивановича Муловского. Однако прежде времени направил парус свой в океан небесный…
Спустя неделю Румянцева принимал Александр I.
— Давно уже, всемилостивейший государь, — подобострастно докладывал Румянцев, — столь ощутительны от отправления из Балтики в Америку судов выгоды, но неопытность людей, недостаток познаний и не довольно сильные капитаны всегда останавливали нашу компанию в сем толико знаменитом ее подвиге.
— Так за чем дело стало, граф? — не понимая до конца смысла сказанного, рассеянно спросил Александр.
— Ваше величество, — осторожно пояснил Румянцев, — компания имеет суда, но нет толковых капитанов. Имеются лишь военные морские офицеры.
— Но вы же знаете, что в делах морских я как слепец в красках разбираюсь.
Граф, трусоватый на докладах, польстил:
— Ваше величество, вы несравненно всем нам уделяете внимание и благосклонность к укреплению флота. Посему наше правление нижайше просит дозволить, по согласию, морским офицерам вступать на службу в компанию.