Рафаэль Сабатини - Шкура льва
— Сэр! — гаркнул, наконец, Ротерби, приведенный в чувство этим открыто высказанным обвинением, и схватился за рукоять шпаги. — Вы смеете говорить обо мне в таких выражениях?
Мистер Дженкинс поднялся на ноги и с глупым видом простер руку, пытаясь остановить его светлость. Стоявшая в стороне девушка созерцала эту картину широко раскрытыми глазами. Она затаила дыхание и прижала ладонь к груди, словно стремилась унять волнение.
А мистер Кэрилл, не моргнув глазом, принялся доказывать справедливость своего обвинения. Он снова заговорил слегка пренебрежительным тоном, исполненным едва скрытой насмешки, и, судя по всему, обращался к даме, желая скорее обрисовать ей положение, нежели подкрепить высказанные им упреки.
— Услышав шелест страниц молитвенника, переворачиваемых этим человеком, даже слепец понял бы, что содержание такого рода книг ему незнакомо. Взгляните-ка на нее! — продолжал Жюстен, хватая томик и поднимая его высоко над головой. — Совсем новая. Нигде ни единого следа прикосновений. Молитвенник куплен лишь для того, чтобы осуществить это бесчестное предприятие. Можно ли найти более явные доказательства тому, что человек этот — гнусный жулик?
— Сбавьте-ка тон, сэр, — зарычал его светлость.
— Он неверно расставил вас по местам, — невозмутимо продолжал мистер Кэрилл, — ибо ему даже недостало сообразительности прочесть содержащиеся в книге наставления. Кроме того, ему невдомек, что сейчас не самое удачное для богоугодных дел время дня. Этого довольно, мадемуазель?
— Хватило бы и меньшего, — ответила Гортензия. — Теперь я у вас в долгу, сэр.
Голос ее звучал на удивление ровно и был исполнен — холодного презрения, глаза горели царственным гневом.
Ротерби выпустил рукоятку шпаги. Понимая, что в сложившихся обстоятельствах злость — не самое удобное оружие, он сменил ее на высокомерие.
— Вы прибыли из Франции, сэр, и кое-что вам простительно, но далеко не все. Говоря обо мне, вы употребляли выражения, недопустимые в отношении человека моего положения. Боюсь, вы едва ли осознаете это.
— Осознаю так же хорошо, как и те, кто избегает вашего общества, сэр, — холодно и презрительно ответил мистер Кэрилл. Неприязнь к Ротерби и отвращение к тому делу, в которое он оказался вовлеченным, взяли верх над всеми доводами разума.
Его светлость вопросительно сдвинул брови.
— И кто же они, позвольте узнать?
— Большинство порядочных людей, надо полагать, если сегодня вы явили мне образчик вашего обычного поведения.
— Какая наглость! Ничего, со временем мы это исправим. Богом клянусь! Я буду первым, кто укажет вам на вашу оплошность. И вам, Гортензия.
— Это будет весьма любопытно, — совершенно искренне ответил мистер Кэрилл.
Ротерби отвернулся от него, изо всех сил сдерживая ярость. Такое самообладание в человеке столь мстительном едва ли не поражало.
— Гортензия, — сказал он, — это глупый разговор. Ну какая мне во всем этом корысть?
Девушка отступила еще на шаг, лицо ее выражало презрение.
— Этот человек, — продолжал Ротерби, махнув рукой в сторону Дженкинса, и вдруг осекся. Он резко повернулся к бедняге. — Ты обманул меня, мошенник? — взревел его светлость. — Правда ли то, что говорит о тебе этот господин? Что ты вовсе не священник?
Дженкинс содрогнулся и сжался в комочек. К такому выверту он был совершенно не готов и теперь не знал, как подыграть милорду. Что касается жениха, то он выказал себя блистательным лицедеем, но исполнить свою роль достоверно уже не смог, было слишком поздно.
— У вас в кармане, милорд, несомненно, лежит заготовленное брачное свидетельство, — вставил мистер Кэрилл. — Оно помогло бы вам убедить даму в искренности ваших намерений, доказать, что этот вор ввел вас в заблуждение, польстившись на обещанную вами гинею[10].
Шах и мат. И лорд Ротерби это понял. Насильственные действия — единственное, что ему оставалось, а насилие было родной стихией этого члена клуба «Пламень Преисподней», да еще служившего в полку «Храбрых Зайцев» под началом его светлости герцога Уортона.
— Нечестивец! Отравитель жизни! Чертова назойливая муха! — Таков был неполный перечень ругательств, которыми милорд осыпал мистера Кэрилла. На устах его выступила пена, на лбу вздулись жилы. — Вам-то какое до всего этого дело?
— Я полагал, что вы позвали меня в свидетели, — напомнил ему Жюстен.
— Да чтоб мне сдохнуть! — вскричал Ротерби. — Лучше б я, черт дери, откусил себе язык!
— Это нанесло бы непоправимый ущерб вашему красноречию, — со вздохом заметил мистер Кэрилл, закатив глаза к потолку и разглядывая перекрытие.
Ротерби поперхнулся и уставился на Жюстена.
— Неужто у вас вовсе нет разума, вы, болтливый попугай? — вопросил он. — Кто вы такой? Лицедей или шут?
— Порядочный человек, смею надеяться, — с изысканной вежливостью ответил мистер Кэрилл. — А вот кто вы?
— Это я вам сейчас покажу, — заявил его светлость, обнажая шпагу.
— Ага, ясно, — проговорил мистер Кэрилл все тем же невозмутимым тоном, призванным прикрыть распиравший его смех. — Заурядный дебошир!
Изрытая проклятия, милорд тяжело двинулся вперед, Мистер Кэрилл был безоружен; шпагу свою он оставил наверху, поскольку никак не думал, что она может понадобиться ему во время бракосочетания. Увидев наступающего Ротерби, Жюстен не шелохнулся, но его зеленые глаза сделались настороженными и очень внимательными. Мистер Кэрилл уже начал опасаться, что, возможно, чересчур затянул свою потеху, и невольно изготовился к прыжку.
Ротерби вытянулся, намереваясь сделать выпад, глаза его горели жаждой мести.
— Я заставлю тебя замолчать, ты…
За спиной Ротерби послышался легкий, но резкий шелест. Его отведенную для удара руку зажало будто тисками. Он и опомниться не успел, как шпагу вырвали из его пальцев, которые лишь слегка придерживали рукоять, коль скоро милорд не был готов к нападению с тыла.
— Пес! — произнес пронзительный женский голос, исполненный ярости и презрения.
Теперь шпага милорда была в руках Гортензии.
Со двора донесся стук копыт и грохот колес, ехавших по камням; шум стих, и никто в горячке не обратил на него внимания. Гортензия и Ротерби стояли друг против друга, женщина сжимала шпагу и, судя по выражению ее глаз, была готова пустить оружие в ход при малейшем подстрекательстве со стороны милорда.
Все затаили дыхание, и несколько мгновений царила гробовая тишина. А потом все чувства дамы потонули в захлестнувшей ее волне ярости. Она успела дважды ударить его, прежде чем клинок с треском переломился, зацепившись за стол. Милорд невольно вскинул руки, прикрывая лицо, и теперь на его ладони сиял красный рубец.
Хлеставшая из него кровь уже залила всю руку.
С резким тревожным возгласом Гэскелл ринулся вперед, но Ротерби знаком велел ему оставаться на месте. Лицо милорда сделалось багрово-синим, глаза были устремлены на женщину, которую он едва не предал, и никто не взялся бы судить, какую сумятицу чувств выражал этот взгляд. В приступе дурноты Дженкинс привалился к столу и зашатался, а мистер Кэрилл взирал на эту картину, и в глазах его читалось суровое осуждение, ибо он был убежден, что Гортензия, наверное, любила этого негодяя.
Она отшвырнула обломок шпаги, и тот с лязгом упал в камин. На миг Гортензия закрыла лицо руками и затряслась от неистовых рыданий, потом обошла его светлость и направилась к мистеру Кэриллу. Ротерби даже не попытался остановить ее.
— Увезите меня отсюда, сэр! — взмолилась она. — Увезите меня!
Сумрачный лик мистера Кэрилла разом просветлел.
— К вашим услугам, мадемуазель, — с поклоном ответил Жюстен. — По-моему, вы поступаете очень разумно, — ободряющим тоном добавил он и предложил даме опереться о его руку. Гортензия так и сделала, и они вместе двинулись к выходу, но успели пройти не больше двух шагов, когда дверь распахнулась, и в комнату тяжелой поступью вошел рыжеволосый мужчина преклонных лет.
Гортензия застыла на месте, с уст ее сорвался крик. Мгновение спустя девушка уже заливалась слезами. Мистер Кэрилл вконец смешался.
Вошедший замер при виде открывшегося ему зрелища. Его тусклые голубые глаза оглядели комнату. И хотя печать большого ума не украшала облик этого господина, ему, похоже, достало сообразительности, чтобы уразуметь, что происходит.
— Вот как! — насмешливо воскликнул он. — Похоже, я мог и не утруждать себя, преследуя вас, ибо, судя по всему, дама вовремя вас раскусила.
Услышав этот голос, Ротерби резко повернулся. Он отступил на шаг, мрачная физиономия его потемнела еще больше.
— Отец! — вскричал он, но в тоне милорда не слышалось ноток сыновней любви.
У мистера Кэрилла закружилась голова, но он быстро пришел в себя.
