Михаил Волконский - Два мага
– А если я и искать его не буду?
– Будете.
– Посмотрим! Как хотите, я не могу признать, чтобы мое счастье зависело от какой бы то ни было вещи, медальона или чего-нибудь вроде него. Ведь это было бы слишком мелко и ничтожно.
– Медальон тут не более как символ, внешнее выражение внутреннего смысла. Отдавая его, вы потеряли вместе с ним нечто другое, духовное.
– Что же именно?
– А вот ту силу, которая может заставить и маятник остановиться.
Бессменный почувствовал, что или его мысли мешаются, или то, что говорят ему, несуразно, как бред умалишенного.
– Позвольте, – проговорил он, – каким образом я, отдав медальон, мог лишиться какой-то духовной силы? Какая же тут связь?
– Вы отдали медальон любимой девушке? Ведь вы любите ее страстно, не правда ли?
– Да, да...
– Вот эта страсть, которая охватила вас и во имя которой вы отдали свой медальон, и парализовала вашу силу.
– Ну и бог с ней! – решил Бессменный.
Кутра-Рари улыбнулся только.
– Мы, кажется, приехали, – сказал он, – карета остановилась.
Они были на Миллионной, у подъезда трактира, где должен был ждать Бессменного его товарищ Цветинский.
Опять Кутра-Рари
Цветинский любил поесть, и Бессменный застал его за заказом обеда, объясняющим повару, как делать «черный соус» к сигу.
– Ну, что, был ты у графа Феникса? – спросил его Бессменный.
– Был, был, все сделано. Ты что предпочитаешь – цыпленка со стручками или телятину под бешамелью?
– Когда же драться будем?
– Завтра утром. Так, если тебе все равно, тогда цыпленка. Сделай ты нам цыпленка, – обернулся Цветинский к повару, – понимаешь, под белым соусом и со стручками... На жаркое я велел зажарить поросенка, – сказал он князю.
Бессменный сел и задумался.
– Ты что киснешь? – спросил вдруг Цветинский, отпустив наконец повара и перенося свое внимание на разговор с Бессменным.
Боязнь, что товарищ мог принять его задумчивость за выражение угнетенного настроения перед дуэлью, заставила князя покраснеть.
– Я сейчас, – поспешил пояснить он, – ехал в карете от Елагина с новым Фениксом своего рода, со стариком-индусом Кутра-Рари, и он мне наговорил разных вещей, я и задумался о них.
– Кутра-Рари? Знаю! – подхватил Цветинский, принимаясь за семгу, принесенную, для закуски. – Я только что познакомился с ним у графа Феникса.
– То есть... что ты называешь «только что»?
– А вот сейчас, перед обедом, когда я был по твоему делу у графа.
– Постой, братец, ты говори толком, оставь на минуту семгу.
– Нет, семги я не оставлю, потому что она бархатная, отличная семга, а говорю тебе толком, что познакомился сейчас с господином Кутра-Рари, или как он там называется, только что вот, у графа Феникса.
– Да, ведь с Кутра-Рари я только что сидел у Елагина, и потом, говорю тебе, он довез меня сюда в карете.
– Я видел в окно, что ты подъехал с ним. Но он уехал от Феникса раньше меня, а я остался, чтобы условиться о дуэли. Где же вы встретились?
– Да у Елагина же. Он там провел сегодня все утро.
На этот раз Цветинский оставил семгу и глянул, разинув рот, на Бессменного.
– Да ты, может быть, его в зеркале видел? – спросил тот.
– В каком зеркале?
– У графа Феникса есть такое черное зеркало.
– В каком там зеркале! Когда я приехал, индус сидел у Феникса и разговаривал с ним. Граф познакомил нас. Мы поговорили немного, потом индус встал и уехал.
– О чем же вы говорили?
– А я его спросил, как делают одно индийское блюдо: «кэри» оно называется, отварной рис с разными приправами; я слышал о нем, но никогда не едал, так мне было любопытно.
– И он объяснил?
– Объяснил...
– Странные вещи! Как же я его видел у Елагина и прямо приехал с ним оттуда в карете?
– А ты не врешь?
– Да ведь ты сам видел, и карета была елагинская.
– Видел, правда, но истинная правда и то, что я с ним у графа Феникса разговаривал.
– Значит, в Петербурге теперь два Кутра-Рари, – решил князь.
– Очевидно, – согласился Цветинский. – Ну, за их здоровье! – добавил он, протягивая рюмку.
Бессменный чокнулся с ним.
– Благодарю вас, господа! – раздался возле них голос старика-индуса.
Они оба вздрогнули и оглянулись.
Кутра-Рари в своей чалме и халате подходил к их столику.
– Еще раз здравствуйте! – поклонился он Цветинскому. – Позволите, князь, присесть к вам? – спросил он, обращаясь к Бессменному.
– Милости просим! Но каким образом вы здесь?
– Самым обыкновенным – я вошел вслед за вами.
– А мне казалось, что вы уехали.
– Вам это только показалось. Я вошел за вами, и вы этого не заметили.
– Так это, по-видимому, твой индус? – сказал по-русски Цветинский. – Как же он со мной кланялся, как со знакомым?
– Ну что, научили вы здешнего повара, как делают кэри? – обратился Кутра-Рари к Цветинскому.
– Позвольте, – заговорил тот, переходя на французский язык, – разве я имел честь с вами познакомиться сегодня у графа Феникса?
– Ну да, со мной, и расспрашивали меня о кэри и о том, какие напитки пьют в Индии и введен ли там лед в употребление.
– Действительно, я спрашивал и про лед, и про напитки, – подтвердил Цветинский Бессменному. – Хорошо! Значит, мы с вами были у графа Феникса. Так как же вы могли приехать от господина Елагина вместе с князем? Это непонятно.
– А между тем я приехал от господина Елагина вместе с князем, и по дороге мы разговаривали о вещах непонятных, которым князь не верит, потому что они непонятны ему.
– Но, по крайней мере, объясните, как вы могли в одно и то же время быть в разных местах?
– Мои объяснения не помогут до тех пор, пока вы сами не поймете того, что непонятно вам теперь.
– Но как же мы этого достигнем?
– Путем работы над собой.
– A с чего же надо начать эту работу?
– Хотя бы с того, что научиться владеть всем собой и победить в себе всякую страсть – будь это страсть к любимой девушке или просто к тому, чтобы хорошо и плотно покушать.
– Вы хотите, кажется, посадить меня на диету? – спросил Цветинский. – Нет, тогда я вам прямо скажу: «Увольте!», тогда я не желаю понимать непонятное. Я предпочитаю добрый кусок и стакан хорошего вина всем отвлеченностям, да и вы, вероятно, не откажетесь разделить с нами наш обед. Могу вас уверить – он будет недурен... Я сейчас велю вам подать прибор...
– Благодарю вас, – ответил Кутра-Рари, – я никогда не обедаю.
– Неужели обходитесь только завтраком и ужином?
– И не завтракаю, и не ужинаю.
– Так вы лишаете себя смысла жизни!
– Разве смысл жизни в еде?
– Ну конечно! – рассмеялся Цветинский. – Посмотрите, какие нам щи принесли – наварные, ароматные! Какая тут философия устоит против них!..
– А вы тоже того же мнения, что смысл жизни в еде? – спросил Кутра-Рари у Бессменного.
– Нет, я вовсе не разделяю этого мнения, – проговорил тот, невольно усмехнувшись. – Но мне хочется есть. Я проголодался с утра.
– Тогда пойдемте ко мне.
– Как «пойдемте ко мне», когда он голоден и щи стоят на столе? – перебил Цветинский. – Нет, уж сегодня пусть он ест обед моего заказа, а в другой раз пойдет к вам обедать, если вы брезгуете нашим хлебом-солью.
– Я не зову князя обедать к себе, – пояснил Кутра-Рари, – потому что я, как сказал вам, не обедаю; напротив, то, что я хочу показать ему у себя, не имеет ничего общего с едой. Я желал бы только, чтобы князь доказал на деле свои слова, что для него еда не имеет важного значения.
– Можно не придавать ей значения, но следует есть, когда хочется, – стал возражать Цветинский, – князь может идти к вам после обеда... Кушай, брат, щи отличные!..
Он налил до краев тарелку щей и передал ее Бессменному.
– Князь, – проговорил Кутра-Рари, – оставьте еду и пойдемте ко мне!
– Это тоже символ? – спросил Бессменный.
– Да, и символ, и вместе с тем необходимость. Сытый желудок мешает ясности зрения.
– А вы далеко живете?
– Здесь, в номерах при этом трактире, наверху.
Странное дело, но то обстоятельство, что индус жил здесь же, где они назначили свидание с Цветинским, показалось Бессменному почему-то наиболее удивительным из всего необычайного, что случилось с ним вчера и сегодня. Положим, трактир был из лучших, но они легко могли выбрать и другой, а между тем выбрали именно этот, и оказалось, что ему с индусом нужно было ехать в одно и то же место.
– Пойдемте! – вдруг, вставая, сказал Бессменный, неожиданно решившись.
Кутра-Рари встал, поклонился и повел его.
– Да вы с ума сошли! – воскликнул им вслед Цветинский. – На что же это похоже – голодному человеку от обеда не евши вставать! Поистине чудеса в решете!
Но Бессменный не слушал его.
Над трактиром были номера, считавшиеся из самых дорогих в то время в Петербурге, что не мешало им быть довольно-таки скромными. Однако длинный коридор, куда выходили двери комнат, содержался чисто, только запах лампового масла чувствовался в нем.
