Александр Чаковский - Неоконченный портрет. Книга 1
Этот человек с внешностью рядового интеллигентного американца появился на Чикагском съезде демократической партии. Все знали, что он с трудом добрался из Нью-Йорка до Чикаго. Выступая, он вцепился в края трибуны. Все поняли, что он сделал это не в порыве ораторской страсти, а просто для того, чтобы не упасть.
С трибуны съезда этот человек заявил:
— Я обещаю американскому народу новый курс!
Он предостерегал американцев от паники, призывал их к активным действиям и требовал, чтобы государство реально участвовало в решении экономических проблем. Этому человеку к тому времени уже симпатизировали миллионы простых американцев. Руководители американской индустрии и большого бизнеса поначалу опасались нового курса, объявленного Рузвельтом, его решимости внести элементы государственного планирования в тот хаос, в котором оказалась американская экономика. Теперь наиболее дальновидные из них преодолели свои страхи.
Американцы поверили Рузвельту. И он победил.
Глава третья
В УОРМ-СПРИНГЗ!
Хмурым февральским вечером 1945 года военно-морские буксирные катера подтянули американский крейсер «Куинси» к пирсу номер шесть в Ньюпорт Ньюс (штат Виргиния). Президент Франклин Делано Рузвельт вернулся из Ялты в Соединенные Штаты. Традиционная торжественная встреча была отменена. В восемь часов сорок пять минут коляску президента по специальному трапу, сколоченному корабельными мастерами, выкатили на берег. Рузвельт сидел, ссутулившись, надвинув на лоб серую шляпу, зябко кутаясь в свою военно-морскую накидку. В зубах он держал привычный длинный тонкий мундштук из слоновой кости, однако без сигареты. На берегу, под навесом, ждал своего пассажира президентский поезд, в составе которого был вагон под названием «Фердинанд Магеллан».
Встреча состоялась на покрытой желтой травой лужайке с тыльной стороны Белого дома. Назвать эту встречу торжественной было бы трудно — дни отъезда президента в Ялту и его возвращения на родину держались в строжайшей тайне. Рузвельта встречали его жена Элеонора, другие члены семьи, находившиеся в то время в Вашингтоне, а также представители трех родов войск. После того, как президент принял традиционный рапорт военных, а затем поздоровался со своими близкими, Артур Приттиман взялся за спинку коляски и медленно покатил ее к подъезду.
Через несколько минут президент был уже в Овальном кабинете Белого дома.
Дома! Наконец он дома!
Все здесь было на своих местах. На столе по-прежнему стояла дюжина игрушечных осликов — подаренные ему в разное время эмблемы демократической партии. По краям стола расположились фигурки других животных — поросята, собачки, кролик...
По-прежнему ухмылялся, держась за огромный живот, вырезанный из дерева китаец, привычно поблескивали зажигалки, спичечные коробки, вложенные в серебряные футляры, стекла настольных часов и барометра. Справа, у края стола, возвышалась стопка карточек, на которых Рузвельт имел обыкновение делать памятные заметки.
На бюваре стоял мраморный чернильный прибор — его подарили Рузвельту к рождеству 1939 года. Здесь же — «вечные» ручки, остро отточенные карандаши, бутылочка туши, той самой, которой президент пользовался, когда нужно было подписывать особо важные письма и документы.
Рузвельт еще раз внимательно оглядел свой письменный стол, словно стараясь к чему-то придраться, найти какие-нибудь не согласованные с ним перестановки или перемены, и тогда тотчас вызвать Грэйс Талли...
Но все было на своих местах.
На столе лежала стопка документов, которые президенту предстояло прочесть. В специальную рамку был вставлен листок бумаги со списком срочных дел. Составленный клерком Белого дома Морисом Латтой, он возвышался над всем остальным, напоминая президенту о делах, которые не терпели промедления.
Но Рузвельту не хотелось работать. Он отвернулся и от стопки документов и от списка, составленного Латтой. Внимание его привлекли лица сыновей, смотревших на него из красной кожаной рамки. Все они — а их было четверо — сфотографировались в военной форме. Это как бы подчеркивало, что каждый обязан выполнять сейчас свой долг.
Его, Рузвельта, долг состоял в том, чтобы заняться письмами и документами. Но он не хотел работать. Впервые за долгие годы не хотел! Он устал. Ни во время пересечения океана на пути в Ялту, ни во время перелетов, ни в ходе самой Конференции он не ощущал этой усталости, но она незаметно накапливалась и теперь дала о себе знать с неожиданной силой.
Почти автоматически Рузвельт открыл один из ящиков письменного стола. Еще несколько осликов, гашеные марки (хорошо бы поскорее расклеить их по альбомам), эмблема Ирландии — трилистник (кто и когда подарил ее?), коробочка с пилюлями от головной боли…
Он резко задвинул ящик я снова посмотрел на документы. Президент знал, что его воля победит. Пройдут считанные минуты, и он, конечно, начнет работать, и сразу все придет в движение. Тотчас оживет его личный персонал: секретари, помощники, референты, тихо сидящие сейчас в соседних комнатах в ожидании, что президент вызовет кого-нибудь из них, попросит разъяснений или передаст очередной документ, подписанный инициалами «Ф. Д. Р.», которые уже стали историческими...
У президента был отличный, воспитанный им и, главное, беззаветно преданный ему штат ближайших помощников.
Как правило, он не менял людей, и никто не уходил от него по доброй воле.
Давно, очень давно, еще будучи помощником военно-морского министра, Рузвельт стал пользоваться услугами опытных журналистов Стива Эрли и Марвина Макинтайра, однофамильца личного врача президента. Генерал-майор Эдвин М. Уотсон по прозвищу «Па» — ветеран первой мировой войны — появился в Белом доме в начале «рузвельтовской эры» и осуществлял связь между Рузвельтом и военным министерством. Он умер на крейсере «Куинси» по дороге из Ялты. Луис Хау, уродливый, рано облысевший гном, неряшливо одетый, часто немытый, сочетал в себе изощренность профессионального политикана с талантом журналиста и редактора. По словам Эллиота, сына Рузвельта, именно Луис Хау придумал в свое время название «мозговой трест». Да, Хау верно служил президенту — жаль, что его уже нет в живых... Как нет и Марвина Макинтайра… Заменивший его журналист Билл Хассетт из Вермонта, прозванный «Дьяконом» или «Ходячей энциклопедией», был способен ответить, кажется, на любой вопрос.
У президента были преданные ему технические сотрудники. Его личного секретаря Маргарет Лихэнд уважал весь Белый дом. Когда она умерла, на смену ей пришла Грэйс Талли, работавшая раньше под ее началом. Грэйс отлично справлялась со своими новыми обязанностями. Луиза Хэкмайстер по прозвищу «Хэкки» управляла коммутатором Белого дома и умела из тысячи голосов мгновенно узнать единственный, нужный президенту. Дороти Брэйди помогала Грэйс Талли и в случае необходимости заменяла ее.
Все эти люди были беззаветно преданы Рузвельту. Почему? Может быть, они дорожили своей близостью к Белому дому или их прельщало высокое жалованье? Нет! Ведь и о самом Рузвельте говорили, что он вовсе не так уж богат и весьма бережлив. Конечно, бедным его никто не считал. В сентябре 1941 года, после смерти его матери Сары, он стал полным хозяином Хайд-Парка — родового имения семьи Рузвельтов под Нью-Йорком. Помимо полагающихся президенту 75000 долларов ежегодного жалованья, он получал еще 25000 долларов на «представительские расходы». Относительно небогатым можно было его назвать лишь по сравнению с мультимиллионерами большого, бизнеса. Но это вовсе не делало его скупым, хотя о бережливости Рузвельта в Америке ходили легенды, — просто и он сам и жена его Элеонора руководствовались принципом, который он однажды высказал: «Человек должен жить в достатке, но без излишеств».
Рассказывали, что президент Гувер, покидая Белый дом и уступая место Рузвельту, вывез, как это было принято, все лично принадлежавшие ему вещи. То, что осталось, представляло собой полную рухлядь, которую следовало бы немедленно выкинуть. Рузвельт не разрешил выбросить ни одного стула, если на нем еще можно было сидеть, ни одного стола, если на нем еще можно было писать.
Да что там столы и стулья! Некоторые из близких к Белому дому людей по секрету рассказывали, что ни один костюм, ни одно платье, принадлежавшие членам семьи Рузвельтов, никогда не выбрасывались. Сам Рузвельт, его мать Сара и жена Элеонора всякий раз осматривали каждую вещь и определяли, может ли она еще пригодиться... Короче говоря, Рузвельт не бросал денег на ветер. Жалованье, которое получали его сотрудники, вряд ли достойно вознаграждало их за тот огромный труд, который они выполняли.
Что же в таком случае удерживало этих людей в Белом доме? Ведь почти каждый из них, имея за спиной немалый стаж работы в аппарате президента, мог бы занять более ответственное и, главное, гораздо выше оплачиваемое место в каком-нибудь другом государственном учреждении, не говоря уже о частных фирмах.
