Охота на либерею - Михаил Юрьевич Федоров
Дерзких батыров у татар хватает, поэтому небольшому отряду лучше себя не обнаруживать без надобности. Боярин Микулинский сочетал в себе такие необходимые для военачальника качества, как отвага и осторожность, и знал, где следует применять одно, а где — другое, поэтому без нужды никогда не рисковал.
Наутро поднялись ни свет ни заря и, даже не позавтракав, отправились в путь. Когда солнце взошло, сделали короткий привал возле какого-то небольшого озера. Тут Егорка присмотрелся, кто входит в отряд Михаила Микулинского. Это были всё те же государевы люди в чёрных кафтанах, что приходили прошлой осенью в Сергиеву обитель, и один из них здорово огрел Егорку плетью, когда тот замешкался, кланяясь боярину. Звали этого сердитого человека Осип. Это он прошлой осенью остался в обители обучать мужиков военным премудростям. Видно, тогда покойный Елдыга и пошёл в посошную рать.
Уток настреляли быстро, и Егорка только пожалел, что оставил свой лук в гуляй-городе. Хотя стрелы всё равно закончились, а новые делать некогда. Но, может, стрельцы поделились бы. Сейчас пропадёт лук, наверное, некому за ним присмотреть. Жалко ведь — память об отце как-никак.
Развели костёр, который не давал дыма, — точно такой же, что разводил сам Егорка, когда они с Дашуткой бежали от холопьей доли. Место под костёр стрельцы приготовили быстро: сразу видно — поднаторели в этом деле, разъезжая с боярином по русским землям. А может, и не только по русским — сами ведь не расскажут, а спрашивать как-то не с руки. Когда съели запечённых уток, Осип открыл заплечную торбу и вытащил из неё чистый холщовый мешок с какими-то твёрдыми белыми шариками. Михаил Микулинский сказал наставительно:
— Берите каждый по три. До вечера привала не будет. Как проголодаетесь, кладёте в рот и откусываете маленькими кусками.
— Что это такое? — с интересом разглядывая неведомое кушанье, спросил самый молодой из бойцов.
— Татарская еда, — ответил ему тот, что постарше, — высушенный козий или овечий сыр.
— Такой и рот класть боязно, — засомневался молодой.
— А ты не бойся. Татары с ними от Крыма до Москвы дошли. В походе такая еда — первое дело. Места мало занимает, лёгкая, сытная.
Молодой раскрыл рот и осторожно положил шарик на язык. Вкус, видно, ему понравился, потому что вскоре он усердно грыз непривычное кушанье.
— Осип, ты где столько татарского сыра нашёл? — спросил старший.
— У крымчаков позаимствовал, — оскалился тот в улыбке, — они себе в Крыме ещё сделают. Кто доберётся, конечно.
Все рассмеялись, улыбнулся и Михаил Микулинский. Когда все попрятали сыр кто куда мог, боярин скомандовал:
— По коням!
И начался длинный дневной переход, без отдыха и привалов. Тут-то Егорка и понял, что это такое — конный поход. Хотя за время жизни в кремле он здорово наловчился скакать на коне, однако далеко от Москвы не отходил, если не считать поездку в Коломну. А уж что такое — скачка с утра до захода солнца, да много дней подряд — было ему совсем неизвестно. Хотя кони шли не слишком быстро, к вечеру он так устал, что ему казалось, словно это он сам проскакал весь путь, да ещё вёз на себе коня. Перед глазами мелькали березняки и осинники, кое-где — липовые купы и небольшие сосновые перелески.
Стрельцы из отряда Михаила Микулинского, привычные ко всему, только посмеивались между собой, глядя, как он держится в седле из последних сил. Однако вечером, после ужина, когда все укладывались спать, кто-то притащил ему несколько пушистых сосновых лап, чтобы не застудился ранним утром, когда от земли тянет холодом и сыростью. Да и потом, весь путь до городка его ни разу не назначили в ночной дозор, что стережёт спящих бойцов от внезапного нападения.
Боярин знал эти места хорошо, поэтому вёл отряд прямо, часто по бездорожью. А про реки и говорить не приходилось. К счастью, крупные реки попались всего два раза, их переплыли, держась за конскую узду. А небольшие речки и ручьи с заболоченными берегами просто переходили вброд. Порох привязывали к конской голове, оберегая его пуще одежды или обуви.
Впереди скакали двое-трое всадников, чтобы при опасности успеть предупредить всех криком или выстрелом. Для этого держали пищали заряженными, оставалось только выбить искру да запалить фитиль.
Как-то раз под вечер, когда все уже присматривали, где устроить ночлег, посланные вперёд дозорные вернулись обратно:
— Чу, потише. У реки татары.
Скакавший первым боярин осадил коня:
— Сколько их?
— Сотня. Вряд ли больше.
— Что делают?
— Готовятся на другой берег переходить.
— Далеко ли до реки?
— Саженей двести будет.
Боярин оглянулся на отряд:
— Всем спешиться. Зарядить пищали, запалить фитили!
— Боярин, — сказал Осип, — обнаружим себя. Хотели ж тихо пробираться.
— Если их сейчас не прогнать, всё равно биться придётся. Уж лучше сейчас, когда они нас не ждут.
Егорка вспомнил: порох-пуля-пыж. Стрельцы стали шопмолами забивать в пищали заряды. Вскоре тут и там поднимались дымки от тлеющих фитилей. Осип сунул Егорке в руки лук:
— На! Ты у нас беспищальный, так хоть из лука стрельнешь. Сумеешь?
— Сумею.
И обрадовался, что про него не забыли. А то и в самом деле, будет просто смотреть, как другие воюют. Осип дал ему всего пять стрел, сказав при этом:
— Дай бог, если трижды успеешь выстрелить.
Все взяли лошадей под уздцы и, стараясь ступать бесшумно, стали подходить к реке. Остановившись на опушке, изготовились к стрельбе. Большинство стреляли с руки, но некоторые, поставив для упора бердыши на землю, опустили на них стволы пищалей. Микулинский ещё раз оглядел свой отряд и скомандовал:
— Целься по последним. Пали!
Над головой у Егорки и чуть-чуть сбоку раздался оглушительный, как ему показалось, выстрел. Ему даже почудилось, что в ухо засунули кусок войлока, настолько плохо стало слышно с правой стороны. И вот ведь что интересно: там, под Молодями, когда всё вокруг гремело и трещало, такого не было, а сейчас… Наверно, это потому, что громкий выстрел раздался неожиданно, среди лесной тишины. Он даже затряс головой, стараясь вытряхнуть из уха войлочную пробку.
Убедившись, что ничего не получается, посмотрел на реку. Внезапный огонь оказал на переправляющихся губительное воздействие. Несколько человек, не шевелясь, плыли вниз по реке, покачиваясь на волнах. Лошади ржали и метались на мелководье. Те всадники, кто остался в живых, даже
