Милош Кратохвил - Магистр Ян
Сотни глаз пристально уставились на Гуса. Они рассматривали его с ног до головы. Внешний вид магистра оказался вполне приличным для узника, приведенного прямо из тюрьмы. Он даже разочаровал их. Перед ними был не жалкий отщепенец, еле стоящий на ногах и согбенный бременем грехов, а обыкновенный человек. Их разочарование постепенно перешло в гнев. Проклятый еретик! Разве не строптив и не дерзок он, если держится так независимо! Его давно пора поджарить на костре. Сегодня, слава богу, они покончат с ним.
Гус огляделся. Он заметил короля и своих друзей-земляков. Лицо дʼАйи показалось ему знакомым: кардинал походил на того старика, который допрашивал его, совсем больного, в тюрьме. Взгляд магистра скользнул по лицам святых отцов. Их глаза сверкали злобой и ненавистью. Другого Гус и не ждал от прелатов. У него нет ничего общего с ними, кроме диспута, на котором прозвучат аргументы, цитаты, положения Священного писания — основы христианского вероучения и, следовательно, основы его и их заключений. Если они разубедят магистра своими доказательствами, он не только покорится им, но и поблагодарит их за науку. Оставаясь при своем мнении, прелаты могут извлечь пользу: они познакомятся с его точкой зрения не по пересказам жалких доносчиков, а прямо по его объяснениям. Слово, произнесенное вслух, в известной степени само становится вещественным. Оно не исчезает — живет своей собственной жизнью. Да, живет!..
В этот момент с кресла поднялся кардинал дʼАйи. Держа текст генерального обвинения в вытянутой руке, дальнозоркий старец стал читать:
— Перед нами — магистр Ян Гус, доктор свободных искусств и бакалавр богословия Карлова университета в Праге. Он обоснованно обвиняется в вероотступничестве. Свое еретичество Гус проявил тремя способами: во-первых, проповедью бредовых мыслей, во-вторых, неповиновением церковным властям и, в-третьих, бунтом против своей матери — пресвятой церкви, недостойным сыном которой он оказался по всем упомянутым трем пунктам.
К пункту первому. Доказательства еретического характера учения Гуса содержатся в выписках из его сочинений и в записях, представленных свидетелями. Эти свидетельства не вызывают никакого сомнения. Самой опасной из его ересей является утверждение, будто церковь может легко обойтись без папы. Да, он даже осмелился сослаться на то, что церковь спокойно существует и без Бальтазара Коссы, Иоанна XXIII, только что свергнутого с престола нашим собором. Разве это не ясное доказательство того, что он полностью расходится с нами в понимании миссии святой церкви?
К пункту второму. Неповиновение церкви проявляется во всем поведении магистра. Отказавшись повиноваться приказам высшей инстанции, Гус продолжал читать свои проповеди в Праге, с кафедры Вифлеемской часовни, не обращая никакого внимания на церковные кары — анафему и интердикт, объявленные сначала пражским архиепископом, а потом и римской курией. Он проявил чудовищное кощунство — обратился к Христу, к инстанции, не имеющей никакого отношения к церковному праву. Разве это не насмешка над правовыми основами, на которых зиждется могущество нашей церкви?
К пункту третьему. Свой бунт против церкви Ян Гус проявил во всей совокупности деяний и слов, которые он уже много лет обращал против церковной иерархии — против папы, кардиналов и других прелатов. Своими проповедями вероотступник подстрекал к мятежу темных, невежественных людей, рассчитывая на их низменные страсти и побуждения. Бунт, подготавливаемый им, опасен. Он может подорвать силу духовного сословия путем изъятия у него имущества и изгнания тех, кто стал бы противиться этому.
Всё христианство, представленное на святом соборе в Констанце, моими устами обвиняет Яна Гуса, как упрямого и неисправимого вероотступника, в проповеди ереси… Ян Гус, признаёшь ли ты себя виновным по всем трем пунктам?
В тишине, наступившей после чтения обвинения, раздался спокойный, ясный голос:
— Я хотел бы ответить на это обвинение пункт за пунктом, ибо…
— Отвечай на вопрос, который я задал! — резко оборвал его дʼАйи. — Ты признаёшь себя виновным?
— Я могу доказать, что…
Кардинал снова прервал его:
— Мы вызвали тебя не на диспут, а на суд. Отвечай как положено: да, нет; нет, да. Я снова спрашиваю тебя: признаёшь себя виновным в преступлениях, изложенных в обвинении?
Да, Гус во многом не соглашался со святыми отцами, но признать себя виновным… В чем? В своем учении и в своих поступках он не видел ничего такого, что можно было бы назвать преступным, и ответил так, как от него требовали, одним словом:
— Нет!
Зал зашумел. Святые отцы осыпали магистра проклятиями. Порядок в рефектории не сумел восстановить даже дʼАйи. Шум начал стихать только тогда, когда поднял руку Сигизмунд.
— Теперь прослушаем выдержки из сочинений обвиняемого и показания свидетелей, — сказал, кивнув молодому священнику, дʼАйи.
Священник встал, взял в руки большую пачку документов и начал читать монотонным, гнусавым голосом, как проповедник во время литургии, длинный реестр выдержек из сочинений магистра. Со скамей то и дело раздавались возмущенные возгласы и реплики:
— О чем тут разговаривать?
— Неисправимый еретик!
— Дьявол!
Гус внимательно слушал чтеца. В реестре было собрано всё, начиная с первого обвинения, предъявленного Гусу архиепископской консисторией. Здесь были выдержки из проповедей в Вифлеемской часовне, записанные шпионами пражского капитула, многочисленные цитаты из его сочинений, краткое изложение учения магистра и обстоятельное свидетельское показание Палеча. Хотя по церковному праву имя свидетеля не оглашалось, магистр легко узнал слог и формулировки этого показания.
Сколько раз он уже отвечал на подобные вопросы! И в Пражском университете, и перед консисторией, и здесь, в тюрьме, когда его посещали прелаты и комиссия по вероисповеданию. Сколько раз он объяснял, защищался, доказывал, ссылался на Священное писание и трактаты святых отцов. А теперь… Не спрашивая, они требуют, чтобы он отвечал на все вопросы обвинения одним словом. Стало быть, здесь невозможно опровергнуть ни заведомо ложные факты, ни цитаты, произвольно выхваченные из текста и не имеющие ничего общего с тем, что магистр проповедовал.
Чтение показаний сильно затянулось. Гус перестал слушать их. Перед ним сидели люди в пышных облачениях — владыки мира, дворяне, высшие прелаты, профессора, священники. В их холодных глазах он читал одну только злобу. Души этих людей давно очерствели. Разве они могут реформировать церковь, обновить мир и восстановить в нем прежний христианский порядок! Вот они, добрые христиане, лучшие из лучших! О, как подходят к ним слова пророка Иеремии: «Души их тверже скал!»
Надменные сыны Христовой церкви даже не позволяют ему сказать то, что он думает, а царь царей всегда снисходил к любому несчастному в минуту его страданий. Святые отцы лицемерно утверждают, что они стремятся реформировать церковь, а сами зажимают рот тому, кто находит путь к этой цели.
Магистр всё отчетливее видел безвыходность своего положения. Так вот каков этот процесс! И ради него магистр покинул безопасное убежище в родном краю, томился несколько месяцев в тюрьме!..
Чтец умолк. ДʼАйи снова обратился к Гусу. Магистр повернул голову в его сторону.
— Можешь опровергнуть эти документы? — спросил кардинал магистра.
Гус знал, что ему не позволят обстоятельно опровергнуть эти показания. Он ограничился общим ответом:
— Многое из того, что было прочитано, — правда. Остальное — наполовину правда или заведомая ложь пристрастных свидетелей. Первое я готов объяснить, а второе — отвергаю. Будете ли вы меня слушать?..
Зал снова загудел.
Какой-то прелат вскочил и закричал:
— Как это так? Разве это не процесс? Ты говоришь, а мы слушаем тебя!
Гус ответил:
— На процессе обвиняемому предоставляется время, необходимое для того, чтобы дать исчерпывающие ответы судьям.
После этих слов крик в рефектории еще более усилился. Гвалт прелатов был заглушён более гневным криком чешских панов, стоявших неподалеку от королевского трона.
— Приведенные здесь документы, — сказал дʼАйи, — мы тщательно изучили и признаём их достоверными. Я хочу заметить, что в целях соблюдения беспристрастного судебного разбирательства мы выбросили те материалы, которые не внушали доверия. Поскольку никто из нас не сомневается в справедливости обвинения, нам остается установить меру наказания виновного. Обвиняемый Ян Гус — это вам еще один пример его заблуждений — отказывает нашему суду в праве вынести ему, еретику, высшую меру наказания и передать его в распоряжение светских властей… Ян Гус, я прошу тебя во всеуслышание подтвердить перед торжественным собранием свои возражения.
