Дэвид Бейкер - Путь слез
– Ah, mein kind. Как хорошо, как хорошо снова тебя обнять, – проговорил он и запнулся, глотая слезы. – А где остальные мальчики?
– Мы не видели их, – устало покачала головой Фрида. – С самого утра. Я видела Вила рядом с тобой, а Отто ушел с другими к западной стене.
Петер обнадежено поковылял к дальней стене. Он тревожно обыскивал каждый закоулок в сереющем свете вечера, пока не заметил кучку мальчишек, сгрудившихся у разрушенного склада, все еще дымящегося.
– Мальчики! – закричал Петер и побежал к ним. – Сегодня был ужасный день, но, главное, вы остались живы!
– Не все, – грустно сказал Отто. – Вон там.
Когда Петер узрел безжизненные тела троих спутников, от боли у него защемило на сердце. Он опустился около них на колени и нежно прикоснулся к каждой голове.
– Славный Гюнтер. Мы обрели тебя в горах и никогда не слышали от тебя худого. Да примет Господь тебя как верного слугу.
А вы, братья Ричард и Август, стойкие сыны Эмменталя. Ах, как жаль, что я не узнал вас ближе. Простите жалкого старика за его невнимание и суетливость. Покойтесь с миром.
Слезы стекали с щек священника. Он распростер над павшими товарищами руки, дабы помолиться об их душах.
Деловитые сервы и воины замка не обращали внимания на священника с группкой чужеземных детей, молча обступивших павших друзей. Только-только Петер договорил молитву, как около них проскрипела телега с мертвыми, и три детских тела увезли для сожжения. Все слезно попрощались с друзьями и упали друг другу в объятья – все, кроме Вила, который замкнулся в себе и не выходил из тени.
– Кажется, у нас еще много работы, – простонал Петер, озираясь на раненых, которые устлали весь двор. Дети согласно кивнули.
К ним подошла Габриелла и улыбнулась, дрожащей рукой обняв старика за плечи.
– Ваши bambini сильные и добрые душой, – вздыхая, проговорила она. – Да благословит их Господь во все дни.
Когда на крепость опустилась ночная темнота, двор наполнился новыми ужасами. Радостные возгласы и победные песни уступили место душераздирающим крикам больных и умирающих, томившихся в душном лазарете. Дымящие крыши и тлеющие стены домов еще потрескивали и вспыхивали красными огоньками, наполняя воздух запахом гари при малейшем дуновении ветра.
Давно отслужили последнюю службу. Воины Верди, наконец, завершили свою работу – убили каждого врага, оставшегося в живых после бегства. Жалобные мольбы о пощаде были бесстрастно пресечены секирами и копьями. Затем тела врагов свалили на одну телегу, вывезли за мост и подожгли. Вместо отпевания им служили проклятия и гнусная брань.
Не так прощались с защитниками castello: их тела были торжественно уложены в ряд у главной башни и облачены в жутком свете факелов. Прежде чем отнести их к свежевырытым могилам на краю листеля, их помыли и завернули в чистые холсты. Священники тихо прошли между рядами усопших, благословляя и исполняя надлежащие погребальные ритуалы.
Синьор Гостанзо вернулся уже поздно вечером. Он вошел во двор во главе измотанных колонн своих рыцарей и рыцарей своего доброго кузена и верного союзника, синьора Фернандо Баттифолле.
– Хорошо, мои славные люди, – слабо прокричал он. Лорд устало прохаживался по двору на взмыленном жеребце и заглядывал людям в лица. Они добились окончательной победы. – Вы хорошо сражались, и Господь благословит вас. Я сам благословлю вас. Назначаю два дня отдыха от работы, два дня празднества.
– Целых два дня? – пробормотал Петер. – Какие-то два дня без работы и немного еды за все, что они сделали?
Дети слабо улыбнулись. Они слишком устали, чтобы поддержать негодование священника. Габриелла поманила девочек, и они засеменили за ней по пятам, как пугливые утята за мамой-уткой.
– Сюда, мои bambini, отдохните здесь, – ворковала она. – Вы хорошо послужили. Да благословят вас святые.
Девочкам не надо было переводить ее слов: они и так не сомневались в любви женщины. Мария улеглась в углу, на охапке соломы и тесно прижалась к Анне. Габриелла накрыла их обеих одеялом.
– Спите сладко, carine mie. Пусть ангелы охраняют ваш покой.
Пока мальчики с Петером перетаскивали мертвых к могилам, Вил укрылся в какой-то дальней комнате и забился там в угол. Впервые в жизни он стоял на коленях и, плача, взывал к Богу.
– Я отрекся от сестры и струсил в бою. Я сомневался в Твоем присутствии, но всей душой чувствую Твой гнев. Молю, удержи от меня Свою ненависть, пощади…
Юноша едва сдерживал поток слез, давивший на глаза изнутри.
– Я совсем не такой, как мнил о себе. Я отрекся от собственной сестры и верного друга из-за желания обладать избалованной девчонкой. Я поджал хвост перед лицом врага… я… я задрожал… я трясся как перепуганная женщина.
От стыда и презрения к себе у него свело все внутри хуже, чем от протухшего мяса. Он вновь и вновь поносил себя. «Недостойный чести, малодушный… не смог сам себя спасти, я ничтожество, ничтожество!» – проносилось у него в мыслях. Он пошарил на поясе, но желанного клинка там не нашлось, и он уткнулся лицом в колени и горько зарыдал.
Вдруг он заметил, как к нему приближается одинокий огонек, и притих. Вил заскрежетал зубами: это была Лючия – конечно же, чистая и безмятежная. Свирепый бой прошедшего дня ничуть не затронул ее.
– Мой маленький капитан? – ехидно начала она. Ты и есть самого низкого рода. Притом, и трус. – Она высоко подняла голову, развернулась и пошла прочь. – Мне нравятся сильные мужчины, – донесся из темноты ее голос, – а ты, Вильгельм из Вейера, ты просто жалкая тварь.
Вил сокрушенно, не мигая, смотрел в темный коридор. Он лишился всего, кроме своего позора.
Глава 21
Пир благодарности
Уже светало, когда Петер и его возлюбленные дети, наконец, стали потихоньку засыпать по укромным уголкам и нишам крепости, пострадавшей в бою. Старик мирно спал. Потеря трех спутников его огорчила, но он несказанно радовался, что остальные остались живы, и за несколько часов до того ему удалось отыскать Себастьяни, также в полном здравии. Ему снились былые времена, безмятежные дни и спокойные ночи.
Где-то около полудня он проснулся от легкого пинка в бок тяжелым кожаным ботинком.
– Эй, падре, – позвал солдат. – Проснитесь.
Петер сначала медленно сел, потом с помощью верного посоха поднялся на ноги. Все тело его ныло от усталости и боли. Старик застонал.
– Слушаю тебя, сын мой?
– Вас, gentiluomo, приглашают присоединиться к пиршественному столу нашего достославного signore!
Петер потер сонные глаза и прищурился от яркого солнечного света.
– А?
Юный солдат несколько разозлился.
– Я сказал, сир, что вас приглашают на пир к нашему лорду Гостанзо, отпраздновать нашу победу. Приглашаетесь вы с вашей… вашим отрядом спутников.
– Прощу прощенья, вы сказали «пир»?
– Si.
– О! Пир так пир! – воскликнул Петер. – Позвольте мне пробудить моих собратьев, и мы присоединимся к вам. – Петер радостно поковылял по двору, отыскивая одного за другим заспанных крестоносцев и собирая их около себя. – Слушайте меня! Мы идем есть и пить!
– Пир! Пир! – припевая, отправилась в замок компания оборванных гостей. Они победоносно направились к лазарету, где спали оставшиеся товарищи. Нo стоило им войти внутрь, как послышались недовольные стоны:
– Все святые, – проворчал Карл, ну и вонь! Пошли, пошли с нами! – закричал он, увидев в углу Фриду с девочками.
Вила нашли спящим за бочкой. Он долго сопротивлялся, но, в конце концов, сдался на громкие и убедительные просьбы. Он нехотя шел в хвосте колонны и наблюдал за друзьями: сплошь забрызганные кровью, все в грязи и саже. «Уйма оборванцев, – подумал он, – но каждый из них более меня достоин пира».
Когда они приблизились к большому. юлу перед покоями господина, стражник приказал им остановиться у колодца. Им это показалось немного странным пока они не увидели отряд хохочущих крестьянок, направляющихся прямиком к ним. Улизнуть не удалось никому: каждая женщина схватила по одному визжащему ребенку, и детей развели по разные стороны колодца – отдельно мальчиков и девочек. Они сопротивлялись и жаловались, но матроны лишь посмеивались, донага раздевая бравых крестоносцев. Затем они сбросили снятую одежду прачкам, которые замочили замусоленные туники и рубахи в огромных чанах с мыльной водой. Куда было теперь деваться нагим воинам? И женщины, крадучись, напали на них с кусками грубого полотна, ведрами ледяной воды и мылким щелоком! Затем, с ревностью рыцарей Тамплиерского Ордена, которые приступом берут врата Иерусалима, они начали дочиста оттирать и выскребывать орущих питомцев.
– Полегче, полегче, фрау! кричал один крестоносец.
– Ай! Ой! Не так сильно, я же не враг вам! – вскрикивал другой.
Женщины только смеялись над жалобными ахами и охами и наподдавали еще усердней. Петер же успокоился, что его дети попали в заботливее руки, и сам нашел себе лохань, где мог бы отмыться и постирать засаленные одежды. Тщательно соскоблив с себя многонедельный налет пыли и пота, он поднял глаза и заметил знакомое лицо.
