Ирина Горская - Андрей Ярославич
А говорить со своей невестой Андрею довелось лишь однажды. Ему очень хотелось до своего отъезда перемолвиться с ней хотя бы несколькими словами. Но не знал, как это устроить. Поделился с Константином и Маргаритой. И Маргарита обещала что-нибудь измыслить. Через день охота была назначена с ловчими птицами. Выехали рано, едва заря забрезжила, и воротились к накрытым обеденным столам. Задалась веселая пиршественная трапеза, простая, непарадная. Женщин не было. Мужчины много пили, говорили и рассказывали непристойности, громко смеялись. Сидели вперемешку, безо всякого чина. Андрей тихомолком пристроился на краешке длинной лавки и томился в ожидании — удастся ли Маргарите… Константина он не видел в зале и тщетно озирался, пытаясь углядеть его… Наконец вошел Константин, Андрей подался к нему, Константин подсел к Андрею, выпил маленькую чарочку вина, после наклонился к самому уху Андрееву и зашептал…
Андрей встал из-за стола и, стараясь идти как можно неприметнее, держась ближе к стене, вышел из пиршественной палаты…
В сенях широких двинулся, как пояснил ему Константин, но, дойдя до поворота, спутался и не знал, куда идти далее. Повернул наугад, как пришлось, но девушка-прислужница догнала его, тронула за плечо и тихо попросила, чтобы он шел за ней. Приглядевшись, он узнал ту самую, что встречала его в предпоследнем, шестом покое. Впрочем, теперь она не показалась ему такой блистательно красивой. Она проводила его до малой дверцы расписной, отворила эту дверцу и скромно отступила в сторону. Андрей вышел в крошечный дворик внутренний, где разбит был комнатный сад. Этот комнатный сад, в сущности, представлял собою одну большую беседку, увитую листьями узорными каких-то вьющихся растений, неведомых Андрею. Солнце светило ярка. Светлые зеленые блики легко озаряли два кресла резных, без спинок, и деревянный, крытый шелковой покривкой столик. На столике поставлена была игральная доска, деревянная тоже, с золочением и серебрением клеток. Две девушки, сидя на пестрых подушках кресел, передвигали резные причудливо фигуры. Андрей тотчас узнал Маргариту и свою невесту. На этот раз она показалась ему взрослее и не такой хрупкой, более земной, что ли… Золотистые с искоркой косы уложены были на уши, и потому не было видно этих ее лепестковых ушек непроколотых. Золоченая шапочка-коронка открывала чистый нежный лоб. А платье было голубого шелка, с тисненым цветочным узором, длинное, со множеством складок и высоко подпоясанное тонким серебряным пояском. И веки на этот раз были чистые, нежные, не изукрашенные золотистой пыльцой.
Андрей не приметил, как Маргарита поднялась, но вот она уже гибко скользнула в дверь мимо него. Девочка приподняла руку, тянувшуюся за шахматной фигурой резной светлой. Андрею показалось, что она хочет задержать, удержать Маргариту. Неужели боится остаться с ним наедине? И не поступает ли он дурно, решаясь на такое свидание без дозволения ее отца?.. Но нет, если бы его приход явился неожиданностью для нее, она бы удерживала Маргариту иначе, более настойчиво… и… что еще?.. Вскрикнула бы? Испугалась?.. Выходит, будто он нарочно хочет испугать ее или невольно склоняет не слушаться запретов отца… Но додумывать было некогда; Он шагнул к столику.
Она быстро встала, легким движением тонкой ручки в голубом рукаве чуть прихватив у пояса платье, чтобы подол не волочился по земле. Ноготки у нее были прежние — длинные, заостренные и осыпанные золотой пыльцой… Он приостановился. В глаза ему бросилась меховая опушка на ее платье, над подолом. Захотелось коснуться этой серебристо-серой пушистости. И, уже не думая, то ли он говорит, он указал пальцем и проговорил стихи:
— И лучше не могли сыскать мехов. Ни на Руси, ни в землях польских… — И тотчас пояснил: — Это стихи немецкого рыцаря Хартмана фон Ауэ… — И добавил, чтобы она не полагала его разумнее и ученее, чем он есть на деле: — Это из Маргаритиной книги…
Лицо девочки было задумчиво и серьезно, как будто, он сказал нечто значимое, важное для нее. Она немного отвела взгляд и будто размышляла, стоя перед ним в своем драгоценном наряде. Она всякий раз являлась в новом платье, но сама не замечала пышности своей дорогой одежды. И платья и уборы она меняла не по своей воле. Ее одевали и раздевали и снова одевали, так надо было. Иной жизни она не знала…
Он сел на кресло и принялся расставлять на доске фигуры, как для начала игры. Он делал это просто для того, чтобы делать что-то. Стоять и молчать было бы неловко и тягостно. Она повернулась к нему и смотрела. Затем опустилась легко на другое кресло, против него. Он взял фигуру и сделал ход. Она склонила головку, внимательно посмотрела и передвинула фигуру со своей стороны… Если еще двигать фигуры, один из них выиграет, а другой проиграет. Или не выиграет и не проиграет никто, но все равно каждый будет стремиться к победе. Но разве они — противники?.. Так вдруг подумалось Андрею.
И она будто уловила и поняла его мысли. Глаза их встретились, лица озарились улыбками. Тонкая, еще детская ручка, рука девочки и быстрая, легкая и сильная юношеская рука протянулись одновременно я смешали фигуры на доске. Резные, позолоченные и посеребренные, фигуры падали и звонко ударялись о клетки доски…
Светлые зеленые блики странно, детски смешно и легко окрашивали юные лица… — Спасибо тебе… — произнесла она детским нежным голосом… Кажется, это она впервые обратилась к нему, заговорила… — Спасибо тебе. Меня прежде не пускали на пиры и смотреть игры не пускали… — Она говорила об очень простом с такою серьезней задумчивостью… Они сидели друг против друга. Рука ее снова протянулась, будто она решилась коснуться его щеки… или… его губ?.. Он почувствовал, как румянец горячит щеки… Ах, не надо этого румянца! Она сочтет его робким, неловким… Рука повисла над игральной доской с разбросанными фигурами и медленно легла на шелковую покривку…
— Андрей… — проговорила она задумчиво, — Андрей…
— Теперь твой Андрей! — Мальчишеским, резким и угловатым движением он ухватился за край столика обеими руками и подался к ней, чуть пригнувшись я вытянув шею. — Приказывай. Я все исполню… — И голос его сделался мальчишески глухим и нетерпеливым…
Она снова встала, но теперь совсем не боялась и сказала нежно и с этой мягкой уверенностью в себе:
— Нет, нет, не нужно ничего… У тебя такие красивые глаза…
Он не успел ни ответить, ни подняться ей навстречу. Она бросилась к двери, и мощный Даниил, вдруг показавшийся Андрею неуклюжим, уже удерживал ее узкие, тонкие плечики в голубом узорном шелке.
Андрей молча встал из-за стола игрального и стоял с опущенной головой, чуть присогнув правую ногу. Он готов был признать себя виновным, и неизмеримое благородство и достоинство озаряли облик юноши, почти мальчика…
От князя пахло вином. Он отпустил дочь, подошел к одному из столбцов беседки, ухватился одной рукой и был задумчив и думал не о них… Густым голосом ласково сказал он:
— Что же вы? Ступайте. Не бойтесь…
Но они не пошли вместе. Придерживая платье у пояска, девочка побежала в глубь зеленой беседки. Метнулись тонкие руки, дверь приоткрылась. И вот уже исчезла… Андрей поднялся на несколько ступенек. Та дверь, в которую он вошел сюда и Даниил вошел, была раскрыта… Андрей шел будто без памяти… Очнулся в самом начале сеней. Константин ждал его здесь. Хотел было оправдаться — ведь ни он, ни Маргарита не призывали князя. Константину пришлось отступить за колонну деревянную витую, спрятаться, когда князь внезапно вошел… Но едва взглянув на лицо Андрея, Константин понял, что не надо ни оправдываться, ни расспрашивать. И Андрей был рад этому дружескому пониманию. Они пошли на конный двор, горячили коней, размахивали истово мечами и копьями; после водили разгоряченных коней, прежде чем напоить; после смотрели, чисты ли подстилки, хорошо ли сено в кормушках… После вышли опять во двор, уже время к ужину шло. Константин закинул руку на плечи Андреевы и засвистел унгарскую песенку. Андрей улыбался, как шальной и глядел на небо. А небо прямо перед ним раскинулось. И солнце садилось чисто. Заря вечерняя алая-алая была…
Но Андрей был не таков, чтобы одни лишь чувства любовные занимали его. Этого мало было его натуре, взыскующей, живой. Он доверчиво тянулся к своему будущему тестю, уже видел во всех действиях Даниила пример себе для подражания. Ему хотелось узнать о Галицко-Волынском княжестве как можно более, потому что он почувствовал себя уверенно, потому что в душе его сложилась и расцвела мечта о богатом, обильном, сильном государстве. Это будет его, Андрея, государство, такое же прекрасное, как владения Даниила Романовича, его тестя и союзника…
Андрей спрашивал, как собираются во владениях Даниила платежи князю, и особенно — как устроено войско. Даниил для зятя будущего устроил особый смотр воинам. Воины его были наемники, для которых война — ремесло; и за их ратный труд им платили уговоренную плату. Облачены они были в хорошие доспехи, при себе имели копья, мечи и самострелы. Кони были защищены плащами кожаными. Главною силой войска были пешцы… Андрей подумал, что держать такое войско, состоящее из людей, добровольно избравших войну своим ремеслом и получающих за это плату, куда лучше и для самих воинов, и для жителей государства. Но Александру более по душе тартарское войско, состоящее из воинов бесправных и безответных; и пусть каждому жителю будет внушено, что, призванный насильственно в это войско, покорно переносящий неимоверные тяготы и гибнущий безвинно, он не просто исполняет приказы правителя, но якобы защищает себя, своих детей и жен и то самое государство, что на деле превратило его в раба, в холопа оружного…
