Нид Олов - Королева Жанна. Книги 4-5
— Я всегда говорил, что Иоанна ди Марена заслуживает пытки. Но мы не звери. Мы не можем допустить, чтобы женщину обдирали догола и выделывали над ней те гнусности, которые были тут названы. Лига предлагает испытать ее тисками и дыбой. При этом совершенно незачем снимать с нее всю одежду.
Лигеры загромыхали шпорами, оружием, закричали: «Да! Да! Долой Люциферово ложе! Мы не дадим!..» Они даже разрумянились, как же — найден великолепный компромисс, и порок наказан, и наша добродетель не унижена. И всем хорошо… Ах, какая вы все-таки мразь, господа…
Но призрак был непоколебим, как понтомская скала:
— Вы проявляете ложное человеколюбие, господа. Вы забываете, что перед нами — malefica, предавшая себя Диаволу…
— Вот что, святой отец! — потеряв терпение, заорал Кейлембар, — вы себе помните свое, а мы помним только то, что женщина эта была королевой Виргинии! И мы вам не позволим никаких излишеств, уж будьте уверены! Я уж начинаю жалеть, что не вмешался раньше! Вы довольно натешились над ее фрейлинами и дамами, чего вам тоже не следовало бы позволять!..
— Не значит ли это, — мертвенно произнес призрак, — что ваше сиятельство сомневается в правомочии Трибунала разыскивать ересь, притом в самой опасной ее разновидности?
У Кейлембара уже был готов по-солдатски прямой ответ, но Принцепс положил свою руку на его стиснувшийся кулак.
— Обсуждение этого вопроса уведет нас в сторону, что нежелательно, — ровным тоном заявил он. — Я уже говорил здесь, что мы озабочены сохранением престижа Лиги. Как видите, ваше преосвященство, Лига не отвергает пытки в принципе. Случай экстраординарный, и вам дадут допросить Иоанну ди Марена. Но меру и количество пыток позвольте определить нам. В этом мы вам не уступим.
Чемий не стал колотиться головой в стену.
— Вы не знакомы с техникой ведовского процесса, сир, — сказал он, — дело в том, что всякий ведовской процесс начинается с идентификации внешности преступницы. Сюда входит измерение роста, взвешивание, изучение всего ее тела на предмет раскрытия адской стигмы, каковая может находиться на любом месте. Само собой понятно, что для этого преступница должна быть отдана в руки демонологов нагой. Без этого все дальнейшее просто теряет смысл.
Снова стало тихо. Кейлембар свирепо сопел, грызя свою бороду. Принцепс опустил глаза.
«Пятиться некуда. Я отдал ее. Пятиться некуда».
— Хорошо, — хрипло сказал он. — Мы не враги святой церкви. Хорошо. Пусть будет так. Но мера и количество мучений, — добавил он громче, — остаются прежними. Она должна взойти на эшафот сама.
— Черт с вами, — прорычал Кейлембар, выплевывая клочья бороды, — пусть даже посидит на гвоздях. Но это последнее, что я вам отдаю.
В этот момент появился дежурный:
— Его сиятельство великий герцог Марвы!
Фрам, как рысь, повернул лицо к дверям. Встрепенулись все, даже церковники. Чемий один остался неподвижен.
Каштановый месье Жозеф, одетый чрезвычайно обдуманно — весь в белом (святейшая церковь), голубом (благородное дворянство) и черном (символ движения против узурпаторов), при ордене Лиги, при шпорах, перчатках и прочем — словом, пиши с него картину — вступил в промежуток между столами, сделал поклон Принцепсу:
— Чему обязан, ваше сиятельство?
Фрам, не отвечая, приказал:
— Кресло сиятельному герцогу Марвы!
Слуги принесли мягкое дамское французское кресло в цветочках — наверняка на нем сиживала королева, — поставили перед столом Лиги, с угла. Пока все это делалось, в зале стояла тишина. Нехорошая тишина. Всем было ясно, что между Лигой и церковью мгновенно составился молчаливый заговор — без единого жеста, без единого подмигивания. Заговор против Лианкара.
Наконец он уселся — так, чтобы быть лицом одновременно и к Фраму, и к Чемию, закинул ногу на ногу, не снимая шляпы с бело-черно-голубым плюмажем, посмотрел на Принцепса.
— Речь идет о судьбе бывшей королевы, — в напряженной тишине сказал ему Принцепс, — мы не считаем себя вправе решать без вас.
— Мое мнение — казнить ее смертью, — ответил Лианкар, пожалуй, немного поспешнее, чем следовало.
— Основания?
Фрам тоже не сумел удержаться, и Лианкар сейчас же дал ему это понять.
— Лиге Голубого сердца и сиятельному Принцепсу известно, — заявил он, отнеся в сторону руку с тростью, — что я разделяю воззрение всего виргинского дворянства на Иоанну ди Марена как на лжекоролеву, маркизу Л'Ориналь, узурпировавшую престол Виргинии с порочной целью попрания прав и привилегий рыцарства и подкапывания устоев святейшей церкви. Поэтому я, не щадя сил, боролся против нее, поэтому она заслуживает смерти. Таково требование Бога и высшей справедливости.
Фрам смотрел в его открытое, донельзя благородное лицо. Чемий говорит, что Диавол возвел ее на престол. Значит, вот он, Диавол, собственной персоной. Это он возвел ее на престол, а когда игрушки из нее не получилось, он предал ее, и теперь, сидя на ее кресле, прекраснейшими словами рассуждает о необходимости казнить ее смертью. Сердца у него, во всяком случае, нет, это очевидно. Вот бы его взять вместо нее!.. Но как взять? Он герой, он победитель… Бессилен человек перед Диаволом. Я бессилен перед ним…
Бессилен, хотя и знаю, что это совсем не Диавол, в Диавола я не верю, это человек из самых худших, гадина, скользкая змея…
Фрам под столом наступил на ногу Кейлембару: «Сыграйте вы».
— Вы нас извините, герцог, — сказал Кейлембар, — мы уже устали и рычим. Кардинал Мури, видите ли, выдвинул против нее новые обвинения…
— Вот как? В чем же?
Раздался потусторонний голос князя церкви:
— В принадлежности к адской секте ведьм и лиходеек.
Лианкар сделал бровями: мол, чего не бывает, ну и что же из того?
— Читать весь обвинительный акт еще раз мы не будем, — сказал кардинал. — Я прошу господ выслушать экстракт, а затем процедурную часть, которая не столь длинна, ибо герцог Марвы не знаком с делом.
Принцепс кивнул: пусть послушает этот господин с двойным дном. Может быть, ему станет страшно, стыдно…
По знаку Чемия поднялся каноник ди Аттан и вкрадчиво-ласковым голосом изложил без бумажки основные пункты обвинения, подкрепленные доказательствами. В сжатом виде все это прозвучало еще внушительнее. Процедурную часть огласил Басилар Симт. Господа на сей раз приняли ее спокойно: они вряд ли даже слушали, они были заняты разгадыванием Лианкара. Это для него одного читали описание пыточной процедуры, по сути дела, сейчас подвергали пытке его самого. Но для него это было не более чем жужжание мухи. Он сидел в снисходительно-вежливой позе, сохраняя на лице выражение учтивой скуки: ничего не поделаешь, приходится выслушать и это! Когда Симт дошел до Люциферов а ложа, точно и без вульгаризмов объяснив принцип его действия, — Лианкар мизинцем озабоченно поправил кончики закрученных усов. Под десятками взглядов он демонстрировал себя как образец вельможи, рыцаря, государственного мужа. Все слова Симта просто отскакивали от него, как от стены.
Кардинал Мури не забывал о своем: он поступился малым, чтобы выиграть большее. Он положил палец на то место, где начиналось рассуждение о казни, и изощренный выученик мурьянов, как по писаному, отчеканил:
— Постановлено, что, по прохождении через помянутую лестницу испытаний, преступница долженствует быть казнена мечом на эшафоте у собора Омнад, с соблюдением необходимого ритуала, принятого для казни особ ее ранга.
Фрам по достоинству оценил этот хитрый ход, но и он не собирался отдавать своего. Сейчас он промолчал: пусть Чемий поиграет с Лианкаром.
Симт уселся на место. Чемий обратился к герцогу Марвы:
— Церковь уже испросила мнение Лиги, но, поскольку вашего сиятельства при этом не было, мы спрашиваем вас отдельно.
Лианкар был явным образом отмежеван от всех. Он был один, все были против него. От скамей Лиги исходило злорадство, почти как видимое, обоняемое облако.
Но и этим его было не взять.
Этот прямолинейный солдафон Кейлембар проболтался, что они устали. Значит, здесь спорили. Господам претит то, чего хочет церковь. Они отвергают идею допроса под пыткой. В целом или в частностях? Это было уже не важно.
Лианкар встал и снял шляпу — он обращался к святой церкви.
Речь его была превосходна. В отборных словах восхвалил он Божественную мудрость Трибунала, раскрывшего гнусные и омерзительные преступления Иоанны ди Марена. Он привел две цитаты из Писания насчет необходимости сурового наказания ереси. Вместе с тем, сказал он, мы знаем, что Бог есть любовь (последовало три цитаты из Писания). Затем он высказал преизящные суждения о слабости женской натуры, не способной противостоять сатанинскому соблазну; но та же слабость позволяет надеяться, что не будет необходимости ввергать преступницу в столь продолжительные мучения, от которых она может испустить дух прежде времени; по-видимому, довольно будет (он вдохновенно посмотрел в потолок), скажем, легкого растяжения на дыбе, чтобы она выдала все свои гнусные тайны, какие при ней еще остались, а затем — небольшого огня и мм… горячих щипцов, чтобы она покаялась и примирилась с церковью. Он не стал присоединяться к мнению большинства, которого не знал. С великолепной надменностью он заявил в заключение, что выражает единственно свое собственное мнение, коль скоро святейшему Трибуналу угодно его знать.
