Болеслав Прус - Фараон
Мефрес, весь бледный, молча слушал эти насмешки.
— Я не знаю, государь, — сказал он наконец, — из какого источника ты черпаешь свои сведения. Я хотел бы, чтобы он был столь же чист, как сердца членов верховной коллегии. Предположим, однако, что ты прав и что какой-то халдейский жрец сумел склонить коллегию к подписанию тяжелого договора с Ассирией. Но, если даже и так, откуда ты знаешь, что этот жрец не был посланцем богов, которые его устами предостерегли нас о нависших над Египтом опасностях?
— С каких это пор халдеи пользуются у вас таким доверием?
— Халдейские жрецы — старшие братья египетских, — заметил Ментесуфис.
— Так, может быть, и царь ассирийский — повелитель фараона?
— Не кощунствуй, царевич, — строго остановил его Мефрес. — Ты дерзаешь касаться священнейших тайн, а за это жестоко платились даже люди, стоявшие выше тебя.
— Хорошо, я не буду касаться ваших тайн. Но откуда можно узнать, какой из халдеев — посланец богов, а какой — лазутчик царя Ассара?
— По чудесам, — ответил Мефрес. — Если бы по твоему повелению, царевич, эта комната наполнилась духами, если бы незримые силы вознесли тебя на воздух, мы бы сказали, что ты орудие бессмертных, и слушались бы твоего совета.
Рамсес пожал плечами.
— Я тоже видел духов, они действовали руками молодой девушки, и видел в цирке распростертого в воздухе фокусника.
— Ты только не заметил тонких веревок, которые держали в зубах четверо его помощников, — заметил Ментесуфис.
Царевич опять рассмеялся и, вспомнив, что ему рассказывал Тутмос о молениях Мефреса, ответил насмешливо:
— При царе Хеопсе один верховный жрец захотел во что бы то ни стало летать по воздуху. Сам он молился богам, а своим подчиненным велел смотреть, не поднимает ли его невидимая сила. И представьте, святые мужи, не было дня, чтобы эти пророки не заверяли жреца, что он поднимается на воздух, пусть и невысоко — всего на один палец от пола. Но что с вами, святой отец? — спросил царевич у Мефреса.
Действительно, выслушав историю про самого себя, жрец закачался в кресле и упал бы, если бы его не поддержал Ментесуфис.
Рамсес даже растерялся. Он подал старцу воды, натер ему уксусом лоб и виски и стал обмахивать опахалом.
Вскоре святой Мефрес пришел в себя и, встав с кресла, обратился к Ментесуфису:
— Я думаю, нам можно уйти?
— Я тоже так думаю.
— А я что должен делать? — спросил наследник, почувствовав, что произошло что-то неладное.
— Исполнять обязанности главнокомандующего, — холодно ответил Ментесуфис.
Оба жреца торжественно поклонились ему и вышли.
С наместника уже окончательно соскочил хмель, но на душе у него было тяжело. Он понял, что совершил две большие ошибки: открыл жрецам, что знает их великую тайну, и безжалостно высмеял Мефреса.
Он готов был отдать год жизни, чтобы изгладить из их памяти весь этот пьяный разговор, но было уже поздно.
«Ничего не поделаешь, — думал наместник, — я выдал себя и приобрел смертельных врагов. Этакая досада! Борьба начинается в невыгодный для меня момент. Будем все-таки продолжать. Не один фараон боролся с жрецами и побеждал их, даже не имея сильных союзников».
Однако он настолько чувствовал опасность своего положения, что тут же поклялся священной головой отца никогда больше не пить так много.
Он велел позвать Тутмоса. Наперсник явился немедленно, вполне трезвый.
— У нас война, и я главнокомандующий, — объявил наследник.
Тутмос поклонился до земли.
— И больше никогда не буду напиваться, а знаешь почему?
— Полководец должен остерегаться вина и опьяняющих ароматов, — ответил Тутмос.
— Я забыл об этом и выболтал кое-что жрецам…
— Что? — спросил Тутмос в испуге.
— Что я их ненавижу и смеюсь над их чудесами.
— Не беда; я думаю, что они и не рассчитывают на людскую любовь.
— И что я знаю их политические тайны, — прибавил наследник.
— Вот это плохо! — воскликнул Тутмос.
— Теперь об этом уже поздно говорить, — сказал Рамсес. — Пошли немедленно скороходов, чтобы завтра с утра все военачальники съехались на совет. Прикажи зажечь сигналы тревоги, и пусть все войска Нижнего Египта с завтрашнего дня направятся к западной границе. Пойди к номарху и предложи ему заняться заготовкой продовольствия, одежды и оружия, а также уведомить об этом остальных номархов.
— У нас будут большие затруднения с Нилом, — заметил Тутмос.
— Все лодки и суда задержать в нильских рукавах для переправы войск. Надо также потребовать от номархов, чтобы они занялись подготовкой резервных полков.
Тем временем Мефрес и Ментесуфис возвращались в свои жилища при храме Птаха. Как только они остались одни, верховный жрец воздел руки и воскликнул:
— О бессмертные боги, Осирис, Исида и Гор, спасите Египет от гибели. С тех пор как стоит мир, ни один фараон не поносил так жрецов, как сегодня этот отрок! Что говорю я, фараон, ни один враг Египта, ни один хетт, финикиянин, ливиец не посмел бы так дерзко пренебречь неприкосновенностью жрецов.
— Вино делает человека прозрачным, — глубокомысленно заметил Ментесуфис.
— Но в этом юном сердце гнездится клубок змей. Он оскорбляет жреческую касту, насмехается над чудесами, не верит в богов.
— Больше всего меня удивляет то, — задумчиво проговорил Ментесуфис, — откуда ему известно о наших переговорах с Бероэсом? А что он знает о них, я готов поклясться.
— Чудовищное предательство, — ответил Мефрес, хватаясь за голову.
— Странно… Вас было четверо…
— Вовсе не четверо. Про Бероэса знала старшая жрица Исида, два жреца, которые указали ему путь к храму Сета, и жрец, встретивший его у ворот. Постой! — спохватился Мефрес. — Этот жрец все время сидел в подземелье… А что, если он подслушивал?..
— Во всяком случае, он продал тайну не младенцу, а кому-нибудь поважнее. А это уже опасно.
В келью постучался верховный жрец храма Птаха, святой Сэм.
— Мир вам, — сказал он, входя.
— Да будет благословенно твое сердце.
— Я и пришел узнать, не случилась ли какая беда, вы так громко говорите. Уж не пугает ли вас война с презренным ливийцем? — молвил Сэм.
— Что ты думаешь о царевиче, наследнике престола? — спросил его Ментесуфис.
— Я думаю, — ответил Сэм, — что он радуется войне и очень доволен своей ролью главнокомандующего. Это прирожденный воин. Когда я смотрю на него, мне приходит на память лев Рамсеса. Этот юноша готов один броситься на ливийские орды, и, пожалуй, он их рассеет.
— Этот юноша может уничтожить все наши храмы и стереть Египет с лица земли, — ответил Мефрес.
Сэм поспешно вынул золотой амулет, который носил на груди, и прошептал.
— «Убегите, дурные слова, в пустыню. Удалитесь и не причиняйте вреда праведным!» Зачем ты это говоришь? — прибавил он громче, с укором.
— Достойнейший Мефрес сказал истину, — вмешался Ментесуфис, — у тебя разболелась бы голова и живот, если бы человеческие уста повторили все кощунства, которые мы сегодня услышали от этого юнца.
— Не шути, пророк, — возмутился верховный жрец Сэм, — я скорее поверил бы тому, что вода горит, а ветер тушит огонь, чем тому, что Рамсес позволяет себе кощунствовать.
— Он притворялся, будто говорит спьяна, — заметил ехидно Мефрес.
— Пусть так. Я не отрицаю, что царевич легкомысленный юноша и гуляка, но кощунствовать?
— Так думали и мы, — заявил Ментесуфис, — и настолько были в этом уверены, что, когда он вернулся из храма Хатор, мы перестали даже наблюдать за ним.
— Тебе жаль было золота, чтобы платить за это, — заметил Мефрес. — Видишь, какие последствия влечет за собой такая небрежность.
— Но что же случилось? — спросил, теряя терпение, Сэм.
— Что тут долго говорить: царевич, наследник престола, издевается над богами.
— О!
— Осуждает распоряжение фараона…
— Быть не может!
— Членов верховной коллегии называет изменниками…
— Что ты говоришь?
— И узнал от кого-то о приезде Бероэса и даже о его свидании с Мефресом, Херихором и Пентуэром в храме Сета.
Верховный жрец Сэм схватился обеими руками за голову и забегал по келье.
— Невозможно! — повторял он. — Невозможно! Кто-нибудь, вероятно, опутал чарами этого юношу. Может быть, финикийская жрица, которую он похитил из храма?
Это предположение показалось Ментесуфису таким удачным, что он взглянул на Мефреса, но тот, возмущенный, стоял на своем.
— Увидим. Прежде всего надо произвести следствие и узнать, что делал царевич день за днем по возвращении из храма Хатор, — твердил он. — Царевич пользовался слишком большой свободой, слишком много общался с неверными и с врагами Египта. И ты, достойный Сэм, поможешь нам…
Верховный жрец Сэм на следующее же утро велел созвать народ на торжественное богослужение в храме Птаха.
