Суд - Ардаматский Василий Иванович
— Не будем же мы в самом деле отдыхать, — сказал Сараев, когда они остались одни. — Хоть по городу, что ли, пройдемся?
— Ходить я — пас, — отозвался Кичигин, рассматривая картину в тяжелой золоченой раме. Картина занимала чуть не половину стены, а на ней — полуголая женщина возлежала под деревом на зеленом холмике, на фоне старинного готического замка, у ног ее ласкалась борзая розового цвета, и женщина пухлой рукой гладила собаку по спине.
— А ничего бабеночка, Сергей Антонович, поглядите-ка.
Сараев подошел, стал позади Кичигина:
— Рыхлая какая-то…
— Глядите-ка, спец нашелся… — и жестко спросил: — Чего это вы на директора окрысились?
— Не люблю болтунов, не переношу, у меня такое впечатление, что он дела своего толком не знает.
— Не торопитесь с ярлычком? А потом, все же мы у него в гостях.
— Очень хотел бы ошибиться, но завтра всё увидим… Я все-таки прогуляюсь. — Сараев прошел в переднюю, оделся и ушел.
Кичигин выждал, пока увидел в окно Сараева переходящим заснеженную улицу, и сел к телефону.
Первый звонок директору:
— Сын Аверкия говорит. Уже добрался? Слушай внимательно: сегодня же вечером надо погасить моего спутника, иначе все полетит к чертям. Ты понял меня? В нем проснулся производственник-энтузиаст, и на тебя он заимел зуб. Многовато ты за завтраком ораторствовал, а твой главный — наоборот, и, по-моему, он действует тебе поперек. Завтра смотри в оба. Но сегодня спутника моего надо погасить в принципе и навеки, чтоб ему и впредь неповадно было. Понял ты меня? У тебя еще работает та Галочка с родинкой на щеке? Тебе неудобно? Я сейчас ей позвоню сам и приглашу к нам в гостиницу с подружкой. Как думаешь, найдет она приличную? Ладно, я сейчас тебе перезвоню…
Следующий звонок той, с родинкой на щеке:
— Галочка? Вас беспокоит один ваш поклонник.
— Господи, кто ж это?
— Угадайте…
— Ой, их у меня так много — запутаюсь.
— Галчоночек, а не помните вы одного такого, который рассказывал вам сказочку про черного петуха и белую курочку?
— Ой! Кузьма? Ты?
— Я, мое солнышко.
— Откуда?
— Из «Европейской».
— Ясненько.
— Не все. Есть у тебя подружка и чтобы была не хуже тебя? Для друга моего, мы с ним вместе приехали.
— Бу сде… Ваш номер?
— Сто десять.
— Явка?
— Двадцать ноль-ноль.
— Записано. Пока, Кузя, бабам обуза!
— Не забыла, чертовка…
Снова звонок директору:
— Товар есть. Твоя задача — придумать вступительное мероприятие. Надеюсь на тебя. Товар явится к восьми; исходя из этого и планируй.
— Будет на уровне, не тревожься.
Кичигин положил трубку и улыбнулся: у него о директоре мнение иное — мировой парень. Он познакомился с ним в одной московской компании, когда тот был директором небольшого авторемонтного завода. Они пришлись друг другу по душе, погуляли вместе всласть — новый его знакомый оказался докой по «женскому» вопросу.
Два года назад Кичигин устроил его сюда на новостроящийся агрегатный завод. Теперь они встречаются не часто, но, когда директор приезжает по делам в Москву или Кичигин в Ленинград, всякое «дело» непременно заканчивается гулянкой, и такой, чтобы, как говорил Кичигин, «было что забыть»…
Когда в семь утра Кичигин, сам еле стоя на ногах, начал будить Сараева, тот долго никак не реагировал и лежал ничком недвижимо, как труп. Кичигин сорвал с него одеяло и открыл окно — с улицы в спальню хлынул холод. Сараев стал оживать, открыл глаза и долго озирался, ничего не понимая.
— Через полчаса за нами придет машина! — в третий, в четвертый раз кричал Кичигин, сам уже одеваясь.
Кое-как оделись — молча, только громко сопя и постанывая от дикой головной боли. Кичигин сходил в другую комнату и принес оттуда еще с ночи приготовленные им два фужера с водкой.
— Нате опохмелитесь… да быстрей же! А то оба умрем… — Он двумя большими глотками осушил фужер, поставил его на зеркало и вздохнул шумно и радостно: — О господи…
Выпил и Сараев — закашлялся чего-то, но свинцовая тяжесть сразу покинула голову, начал проясняться мозг.
— А где все? — несколько сконфуженно спросил Сараев.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Кто именно? — Кичигин решил проверить, что он помнит.
— Ну… директор… потом…
— Шурочка?
— Да…
— Так бы прямо и говорили. Она ушла часа в четыре, вы же ее совсем растерзали, вон что от нее осталось, — сипло смеясь, Кичигин вытащил из постели Сараева шелковый оранжевый шарфик. — Держите на память!
Сараев стоял низко опустив голову, очевидно трудно вспоминая, что было минувшей ночью.
— Ладно, все — позади, впереди — дело, — энергично распоряжался Кичигин. — Идите в ванную, умойтесь быстренько.
— Хорошо бы душик.
— Не выйдет, в восемь ноль-ноль нас ждут на заводе.
Когда им в номер снизу позвонил шофер, они были уже более или менее в порядке, если не считать их мятых физиономий земляного цвета…
На заводе Сараев довольно быстро стряхнул с себя тяжелую ночь, и голова его заработала активно и ясно. Все тут было ему привычно, на министерской службе он, конечно, соскучился по заводской атмосфере, по зримой конкретности труда, по ощущению своей реальной и сиюминутной полезности.
Сначала было совещание в кабинете директора. В нем участвовало около десятка инженерно-технических работников, но Сараев сразу заметил: нет главного инженера. Спросил — где он?
— Он что-то забюллетенил, — ответил директор сиплым после той же ночи голосом и открыл совещание.
Сараев как только увидел сегодня директора, его от злости ознобом прохватило — какой-то частицей ума он все же понимал, для чего директор организовал эту разгульную ночь, но странным образом, сильнее ему хотелось, чтоб это было не так, чтобы директор, как и Кичигин, оказался просто мастаком гульнуть на свободе, а он тут, как говорится, им под руку подвернулся. Так или иначе, симпатии он к директору не испытывал и по ходу совещания все ждал повода сцепиться с ним. Повода, однако, все не было и не было: директор на этот раз больше молчал. Все работники завода вину за брак дружно валили на поставщиков некачественного сырья, а два оратора покритиковали еще какую-то серию станков как морально устаревшую. Сараев все силился и не мог вспомнить, что это за серия, и для памяти записал ее номер. В общем, все складывалось в поддержку позиции директора, и у Сараева не было никаких оснований не верить заводским инженерам, которые все знали, конечно же, лучше залетных ревизоров…
Выступил Кичигин, хотя Сараев просил его не торопиться с высказыванием своего мнения и сперва вооружиться необходимой убедительной информацией. Кичигин хитро извернулся, заявив, что он обязан верить тому, что сказали здесь заводские специалисты, но он тоже хотел бы побывать в цехах.
— Вы будете говорить, товарищ Сараев? — спросил директор.
— Я хочу побывать в цехах, — негромко отозвался Сараев, уже понимая, что директор так же умело организовал это совещание, как и минувшую тяжкую ночь…
По заводу шли втроем: директор, Сараев и Кичигин. Директор, очевидно, чувствовал неизменившееся настроение Сараева и предпочитал только отвечать на вопросы. Спрашивал больше Кичигин. Его вопросы были толковые, а иные для директора даже опасные, и все — по делу. Но и директор сегодня отвечал деловито, с явным пониманием дела. Откуда Сараеву было знать, что об этой викторине они на ходу сговорились еще вчера вечером.
В одном цехе Сараев увидел сгрудившихся у станка рабочих и пошел туда.
— Вы продолжайте обход, я задержусь на минуточку, — сказал он Кичигину.
Тот смешался, хотел было пойти за Сараевым, но тут же передумал, крикнул ему, что они будут ждать его в кабинете начальника цеха.
Сараев подошел к окружившим станок рабочим, хотел послушать, о чем они там толкуют, но они стояли так плотно, что ничего нельзя было услышать.
— Здорово, народ! — громко произнес Сараев. — Что случилось? Может, нужна помощь? Я из министерства, зовут Сергей Антонович. А кто тут главный у вас?