Элисон Уир - Трон и плаха леди Джейн

Может быть, он делает то же со мной? Желая, наверное, избавиться от меня, от надоевшей занозы, чтобы посадить на мое место Гилфорда, готового послушно плясать под его дудку, как кукла-марионетка. Но даже герцог не может надеяться, что английский народ ему это разрешит! Сейчас он испуганный, отчаявшийся человек, чьи грандиозные планы находятся в опасности, да еще я доставляю ему неприятности. Я знаю, что он был глубоко разочарован моим изначальным несогласием принять корону и оскорблен моим открытым неповиновением, с которым сталкивался неоднократно. Я знаю, что он разгневался в ответ на мой категорический отказ сделать из Гилфорда короля; ему не по нраву мое отвращение к Гилфорду как мужу. Короче говоря, герцог прогадал, посадив меня на трон, и он, конечно, догадывается, какую судьбу я ему готовлю после моей коронации. Мы с ним сошлись в схватке за власть — опытный интриган и совсем юная девчонка, и мы оба это знаем. И посему опасение, что Нортумберленд пытается от меня избавиться, кажется мне обоснованным.

Я никому не отваживаюсь признаться. Хорошо, что моего участия в государственных делах почти не требуется, ибо это позволяет мне большую часть дня оставаться в своей комнате и встречаться с герцогом как можно реже. За обедом я ем только из того блюда, из которого угощается он сам, и все кушанья прежде меня пробует специальный лакей. Вечером я посылаю на кухни миссис Эллен, чтобы она проследила за приготовлением ужина.

И все же мои волосы продолжают выпадать, а кожа шелушиться.

Генри Фицалан, граф Арундель

Выждав, пока королева отправится спать, несколько человек, членов Тайного совета, собираются у меня и пьют далеко за полночь. Очутившись вместе с этими людьми в кошмарной обстановке Тауэра, я осознал за последние день-два, что мысли у нас схожие. Прозрачный намек, обрывок фразы, и вот мы все тайком сбились в кружок и признаемся в своих страхах.

— Мне уж совсем не за что любить Нортумберленда, — с обидой начинаю я. — После падения Сомерсета он засадил меня в тюрьму под каким-то смехотворным предлогом. Я испытал жуткое унижение.

— Но ваша светлость все же были восстановлены в Тайном совете, — напоминает мне маркиз Винчестер.

— Да, но боюсь, что ценой собственной чести, — говорю я ему. — Я спрашиваю себя: я, чей род известен со времен Завоевания,[20] как я мог позволить себе служить орудием в руках этого выскочки Дадли? И что меня волнует, так это то, что теперь, в роли королевского свекра, герцог становится еще более самонадеянным, чем он был в качестве лорд-председателя Тайного совета.

Граф Хантингдон, в чьих жилах есть капля королевской крови и которого некоторые прочили на место леди Джейн, хотя он и совсем дальняя родня королевскому дому, со мной согласен.

— Меня больше волнует влияние этого чурбана Суффолка, который разбирается только в лошадях и гончих, — признается он. — И уж конечно мне не хочется видеть королем Гилфорда Дадли.

Маркиз Винчестер сердечно поддерживает:

— Вот это, прежде всего, убедило меня, что герцог зашел слишком далеко. Весь его план выглядит подозрительно. Здесь скорее речь о власти Дадли, а не о сохранении истинной веры.

— Просто уловка, чтобы посадить Дадли на трон, — ворчу я. — Нас всех одурачили.

— А кто бы вам больше приглянулся на троне — Гилфорд Дадли или леди Мария? — спрашивает Хантингдон.

— У леди Марии есть законное неоспоримое право, — отвечает Винчестер. — Я всегда это знал, но когда дело коснулось одобрения указа короля Эдуарда о наследовании, то испугался за собственную шкуру.

— Как и все мы, — вмешиваюсь я, желая, подобно ему, оправдаться за участие в заговоре Нортумберленда. — Но сила оказалась законнее права.

— От леди Марии до сих пор нет вестей, — замечает Хантингдон.

— Вести будут, не сомневайтесь, да не те, которые хочет услыхать Нортумберленд, — вставляет Пемброк. — С каждым днем его положение становится все более шатким. Пока я не узнаю, откуда дует ветер, я не позволю своему сыну вступить в фактический брак с леди Кэтрин Грей. Если леди Мария возьмет верх, я его аннулирую.

Королева Джейн

Незадолго до полудня Нортумберленд приносит кипу бумаг мне на подпись. Он, очевидно, чем-то встревожен, и ему с трудом удается изображать обычную для него обходительность.

— Небольшая проблема, ваше величество, — начинает он, безбожно, как потом окажется, преуменьшая размеры этой проблемы. — Ночью я узнал, что изменница Мария до сих пор на свободе, и сегодня на заседании совета было решено, что ваше величество направит приказы наместникам во все графства, веля им защищать ваше законное право на корону и помогать в задержании леди Марии.

Я киваю, догадываясь, что ситуация гораздо серьезнее, чем он хочет ее представить.

— Очень хорошо, — говорю я и подписываю документ. Затем гляжу на герцога и с хорошо разыгранным простодушием спрашиваю: — Скажите, милорд, возможно ли, чтобы вы возглавили армию против моей кузины? При вашем богатом военном опыте вы справитесь с этой задачей.

Он изумлен моей прямотой и на мгновение теряется.

— Для меня не было бы большей чести, сударыня, — отвечает он с запинкой, — но все же мои обязанности принуждают меня оставаться здесь, в Лондоне.

Это ложь, я уверена. Он боится покидать Тауэр, но, конечно, не может этого признать.

Он продолжает:

— Сегодня, сударыня, я велел начать приготовления для общего сбора войск у Вестминстера, и мои офицеры в данный момент собирают рекрутов. Каждому солдату выплатят месячное жалованье.

Аргументы обоснованные, но я ведь не глупа: догадываюсь, что он подкупает солдат, платя им заранее, чтобы они не дезертировали, если дойдет до гражданской войны. Откуда, интересно знать, берутся деньги, учитывая, что моя казна пуста?

Позже сияющий Нортумберленд возвращается в сопровождении нескольких членов совета.

— Две тысячи человек готовы выступить на вашу защиту, сударыня, а также дворцовые стражи, которые останутся здесь. Я предоставил в распоряжение армии тридцать больших орудий из арсенала Тауэра.

— Значит, сегодня ночью мы будем спать спокойно, — замечаю я.

— Разумеется, сударыня, — отвечает он. — Более того, пяти кораблям велено патрулировать побережье Восточной Англии, дабы не позволить леди Марии улизнуть морем.

— Есть ли какие-либо новости о ее местонахождении?

— Да, сударыня. Она до сих пор в Кеннинг-холле, куда под ее знамена стекается разный сброд. Однако вашему величеству нечего опасаться, поскольку ваша армия вскоре выступит в Норфолк и подавит мятеж.

Я пристально смотрю ему в глаза. Это мой шанс избавиться от него.

— А кто поведет ее? — с вызовом спрашиваю я.

— Я предлагаю для исполнения этой задачи вашего батюшку, сударыня.

— Моего батюшку? — переспрашиваю я. — О нет, нет, милорд. Я бы не смогла без него обойтись.

И, вынув из рукава платок, я делаю вид, что смахиваю слезу.

Герцог всеми силами пытается меня уговорить:

— Ваш батюшка — самый лучший солдат из всех, кого я знаю. Никто другой не имеет подобного опыта. Будьте уверены, он в два счета разберется с этими мятежниками и вернется к вам живым и невредимым.

— Нет, — говорю я, убирая платок и выпрямляясь на троне. — Вы, милорд, — лучший военачальник в моем королевстве. Именно вам следует вести мои войска.

Не успевает Нортумберленд открыть рот, чтобы возразить, как Пемброк, Арундель, Хантингдон и Винчестер вступают одобрительным хором, радующим мое сердце. Герцог стоит с растерянным видом, понимая, должно быть, что он проиграл. Кроме того, он должен догадываться, что они поворачиваются против него. Они тоже хотят, чтобы он ушел и чтобы в случае чего вся вина легла на него. Каковы шансы будут у него, захваченного во главе армии, в открытом мятеже против законного монарха? В то время как оставшиеся в Тауэре лорды смогут бесстыдно отрицать свое добровольное участие в заговоре.

Я подозреваю, что герцог намеренно ввел меня и своих коллег в заблуждение относительно поддержки, которой пользуется Мария. Если он так спешно собрал армию в две тысячи человек, ее силы, должно быть, велики: ему бы не потребовалось столько народу, чтобы разогнать шайку босяков.

— Я, разумеется, рад служить вашему величеству, — запоздало произносит Нортумберленд, тяжело дыша. — Я исполню ваш приказ.

— Премного вас благодарю, — степенно отвечаю я. — Я молюсь о вашем усердии и желаю вам успеха.

Итак, победа остается за мной, и, возможно, решающая.

Но Нортумберленд не может уехать, не отомстив. Не посоветовавшись со мной, он почти немедленно объявляет, что я и мой муж должны быть коронованы в Тауэре через две недели.