Виктор Поротников - Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли
Когда за окнами сгустились сумерки, татары прекратили штурм, отступив в свои становища.
Владимир Георгиевич пришел к Саломее с бодрым блеском в очах, хотя с первого взгляда было видно, как сильно он устал. Помывшись и поужинав, князь прилег отдохнуть и заснул как убитый.
Саломея легла спать не раздеваясь и положив кинжал под подушку.
Новый день лишь едва зародился в виде розовой полосы на востоке, над кронами дальнего леса, а железные била уже загромыхали вновь, пробуждая московлян ото сна и призывая их браться за оружие.
На этот раз, перед тем как идти на приступ, татары довольно долго обстреливали стену детинца камнями и горшками с зажигательной смесью. Метательные машины татар были установлены в поле на расстоянии, недосягаемом для русских стрел.
Проводив Владимира Георгиевича на сечу с врагами, Саломея в сильнейшем беспокойстве металась по терему от одного окна к другому, глядя на высокие зловещие языки пламени, лизавшие крыши теремов, стоящих поблизости от стены детинца.
О том, что московляне напрягали все силы, чтобы отразить лезущих на стену татар, говорило то, что сначала княжеские гридни забрали с собой на стену конюхов и псарей с княжеского подворья, а к концу дня оружие раздали уже слугам-отрокам и самым крепким из челядинок.
Помимо того что московлянам приходилось отражать натиск татар, им еще надо было гасить пожары у себя за спиной, дабы не дать огню распространиться по всему плотно застроенному детинцу.
Татары вновь отступили, когда заходящее солнце скатилось к лесистой кромке горизонта.
Саломея сама прислуживала за ужином Владимиру Георгиевичу, поскольку две челядинки были убиты на стене татарскими стрелами, остальные оказывали помощь израненным дружинникам.
Князь еще не отужинал, когда к нему пожаловал Филипп Нянко.
– Дела наши хуже некуда, княже, – хмуро проговорил воевода, осушив чашу с медовой сытой. – Еще один такой штурм, и в нашем воинстве никого не останется. Стена с восточной стороны пробита камнями в нескольких местах, две башни сгорели дотла. Еще огнем уничтожены три терема и монастырское подворье.
Владимир Георгиевич продолжал молча жевать гречневую кашу с хлебом, не глядя на воеводу. Его измученный вид говорил лишь о том, что он хочет поскорее упасть и заснуть, а до всего остального ему нет дела.
– Подмоги из Владимира нам, скорее всего, не дождаться, княже, – тем же тоном продолжил Филипп Нянко. – Тридцать гридней во главе с сотником Могутой и тиуном Фаддеем сгинули где-то. Вероятно, они напоролись на татар и погибли в схватке. У нас около двухсот убитых, а раненых вдвое больше. Может, уже завтра мунгалы прорвутся в Верхний град. – Воевода помолчал и добавил: – Я в ответе за тебя, княже, перед твоим отцом, поэтому настаиваю, чтобы ты этой же ночью ушел из города в леса.
Владимир Георгиевич перестал жевать и удивленно взглянул на воеводу. С тем же удивлением на лице застыла на пороге Саломея с подносом в руках, на котором стояло блюдо с мочеными яблоками. Она услышала последние слова воеводы, войдя в трапезную.
– Как я выберусь из города, ежели вокруг повсюду мунгалы рассыпались? – спросил князь.
– Мунгалы засели в Нижнем граде и в становищах с восточной стороны, а за речкой Неглинкой нехристи лишь редкие дозоры расставили, – промолвил Филипп Нянко с видом заговорщика. – Тебе, княже, надо спуститься по веревке со стены, перейти по льду Неглинку и бежать прямиком к лесу. Мои люди сняли шубы и шапки с нескольких убитых на стене мунгалов. В эту одежду мы нарядим, княже, четверых твоих гридней и двоих твоих конюхов. Пусть они изображают татарский дозор, коль на нехристей напоретесь ненароком. Конюхи твои из половецкого племени, княже, их степной говор усыпит бдительность татарских караульных. Главное – сблизиться с нехристями и перебить их в темноте без шума.
– Задумка неплохая! – усмехнулся Владимир Георгиевич. – Токмо постыдно это для князя – бежать от опасности вот так, тайком.
– Это не бегство, княже, – возразил чернобородый воевода. – Тебе надо будет где-то раздобыть лошадей и поскорее добраться до Владимира. Твои братья что-то слишком долго войско собирают, вот ты и поторопишь их со сборами в поход. А я покуда буду оборонять твой град от нехристей. Некогда раздумывать, княже! – Воевода встал из-за стола. – Татар слишком много, без подмоги московлянам не выстоять!
– Можно и мне пойти с Владимиром? – сказала Саломея, поставив поднос с мочеными яблоками на стол.
– Можно, красавица, – без колебаний ответил Филипп Нянко. – Верхом ездить умеешь?
Саломея молча кивнула.
– Тогда иди, собирайся в путь! – Плечистый воевода мягко подтолкнул Саломею к двери. – Оденься потеплее. И поторопись, каждая минута дорога!
* * *Призрачное ночное небо было усыпано мириадами ярких звезд, которые блистали и перемигивались. Эти звездные россыпи в темных небесах невольно притягивали взгляд Саломеи, когда она спускалась по веревке с крепостной стены. Внизу, у подножия Боровицкого холма, Саломею бережно приняли сильные мужские руки и поставили на ноги прямо в глубокий сугроб.
– Ну, други, в путь! С Богом! – услышала Саломея тихий голос Владимира Георгиевича.
Маленький отряд, растянувшись вереницей, спустился к берегу речки Неглинки. Впереди шли двое княжеских конюхов, облаченные в татарские шубы и шапки, за ними – четверо гридней, тоже одетые в татарскую одежду. Замыкающими шли князь и Саломея.
Продравшись через заросли ивы и ольхи, князь Владимир и его люди выбрались на заснеженную ледяную поверхность реки.
Саломея оглянулась, бросив последний взгляд на грозно темнеющие на косогоре стены и башни московского детинца. У нее вдруг тревожно екнуло сердце. Не лучше ли ей было остаться в крепости? Что ожидает ее на этом, полном опасностей, ночном пути?
Перейдя речку Неглинку, князь Владимир и его спутники не прошли и ста шагов, как наткнулись на татарский дозор. Из-за берез внезапно выскочили пятеро мунгалов с копьями наперевес. Один из татар что-то выкрикнул на своем языке.
Конюхи-половцы быстро затараторили по-половецки, махая руками и приближаясь к татарам.
Князь и Саломея тоже шли вперед, стараясь держаться за спинами четверых гридней, которые своим внешним видом совсем не отличались от татарских дозорных.
Саломея не успела заметить, как конюхи-половцы бросились на татар, но она увидела, как трое идущих перед ней гридней разом метнули дротики, а четвертый выстрелил в татар из лука.
Все пятеро мунгалов были убиты быстро и без шума.
Оказалось, что лошади перебитых дозорных находились в этом же березняке всего в полусотне шагов от места быстротечной схватки.
– А теперь живо к лесу, други! – воскликнул князь Владимир, вскочив в седло.
Дальше маленький отряд двигался в том же порядке, только находившиеся в хвосте князь и Саломея ехали верхом. Трех других лошадей гридни вели в поводу.
Глава шестнадцатая. Город мертвых
После смерти Людмилы вся тяжелая работа в юрте шамана Судуя легла на плечи Пребраны. Видя, что невольница работает не покладая рук и все равно не справляется с делами, Судуй привел из Батыева стана еще одну юную невольницу.
Когда Пребрана увидела эту рабыню с длинными желтыми косами и миндалевидными очами песочного цвета, она невольно ахнула, сразу узнав половчанку Аннушку. Обе невольницы, к удивлению Судуя, со слезами бросились в объятия друг к дружке.
С появлением половчанки Аннушки Пребране стало гораздо легче переносить постылую неволю. Аннушка не только помогала ей по хозяйству, она хоть и с трудом, но понимала речь Судуя и его слуг. Теперь с помощью Аннушки Пребрана могла озвучить любую свою просьбу, а не объясняться с Судуем на пальцах.
Аннушка рассказала Пребране, что ее пленили в Рязани ранним утром. В доме в ту пору никого не было, кроме Аннушки. Купец Нездила и его сын Аникей погибли на крепостных валах, Авдотья, жена Нездилы, ухаживала за ранеными ратниками на подворье женского монастыря. Дочь купца Устинья день и ночь пропадала в своей воинской сотне вместе с Кутушем, братом Аннушки.
Сначала Аннушкой завладел какой-то татарский десятник, надругавшийся над нею прямо на полу в доме купца Нездилы. Потом нукеры какого-то нойона отняли Аннушку у татарина-десятника и привели ее, испуганную и полуголую, в татарское становище под Рязанью. Нойон, переспав с Аннушкой несколько ночей, подарил ее своему пятнадцатилетнему сыну, который особо не донимал половчанку грубыми приставаниями, поскольку у него уже была любимая наложница-туркменка.
При штурме татарами Перевитска сын нойона погиб. И Аннушка оказалась у шамана Судуя, который взял ее в качестве вознаграждения за излечение нойона от тяжкой раны.
После взятия татарами Перевитска почти все татарские тумены ушли в сторону Коломны. Под Перевитском оставался отборный отряд самого Бату-хана и тумен Субудай-багатура. Задержка Бату-хана у Перевитска была связана с предстоящим камланием шамана Судуя, собиравшегося оживить мертвую княгиню Евпраксию.
