Житие маррана - Маркос Агинис
Экзорцист обладал могучим телосложением и зычным голосом. Он заперся со своим пациентом в просторной келье, принялся грозно потрясать перед его физиономией распятием, точно Сид Воитель — мечом, и произносить особые молитвы, приказывая сатане немедленно выйти вон. Лукавый, видимо, почуял неладное, потому что брат Исидро вдруг стал носиться как угорелый, не переставая молоть вздор и с дьявольской прытью уворачиваясь от экзорциста, который гнался следом, занеся над тощей шеей Исидро Миранды крест наподобие топора. Упрямый бес не желал сдаваться и подгонял свою жертву, выжимая из нее последние силы. Доминиканец и мерседарий довольно долго состязались в скорости и силились переорать друг друга, но в конце концов лупоглазый монах рухнул на пол, мускулистый преследователь оседлал его, принялся мять, давить, ломать и вырвал-таки лукавого из тщедушной плоти. Бросил на стол, окропленный святой водой, и ослепил сиянием, исходившим от распятия.
В тот же день брат Бартоломе получил подробный отчет об успешном исходе и вздохнул с облегчением: «Става Богу, кошмар закончился».
Тем не менее ядовитая напраслина, возведенная тщедушным Исидро на местное духовенство, каким-то образом дошла до чуткого слуха трибунала инквизиции. В Лиме усомнились в одержимости престарелого монаха и пришли к выводу, что дело нечисто.
Тут история приняла совершенно неожиданный оборот.
Некий инквизитор (разумеется, это был Андрес Хуан Гайтан) счел нужным обратить самое пристальное внимание на филиппики плюгавца в рясе. Невероятно, что такой бдительный человек, как Бартоломе Дельгадо, впустую потратил столько времени на борьбу с бесом, вместо того чтобы вызвать нотариуса и занести на бумагу слова мнимого безумца.
Приказ был отдан немедленно. Обоих монахов — истерзанного Исидро и оторопевшего Бартоломе — надлежало немедленно препроводить в Лиму для расследования. Один расскажет об известных ему случаях иудейства среди священнослужителей, а второй — о причинах непростительного укрывательства.
По пути в чилийский порт Вальпараисо Бартоломе Дельгадо несколько раз терял сознание. Он, комиссар инквизиции, никак не мог смириться с участью арестанта и признать, что целиком и полностью находится во власти стражников, неусыпно его охранявших. Даже в знойные дни несчастного колотил озноб. Второй подбородок, прежде налитый жиром, теперь висел как пустая мошна. На перевале через Анды околел от холода пушистый белый кот. Монах зарыл его в снегу, несколько дней горько оплакивал, и долго еще мерещились ему очертания любимца в пухлых облаках, покрывавших ледяные вершины.
Когда конвой прибыл в Вальпараисо, Исидро Миранда болтался на спине мула, точно мешок с костями. Через несколько дней, уже в открытом океане, монах вдруг попросил своего товарища по несчастью соборовать его. Бывший комиссар, терзаемый морской болезнью, встрепенулся, разлепил веки, надел столу, взял склянку с освященным елеем и прочел отходную. Едва палец доминиканца начертил на лбу умирающего крест, вконец иссохший брат Исидро, учитель и доносчик, немедленно отошел в мир иной. Покойному попытались закрыть глаза, но не смогли, и они продолжали дико пучиться, точно радужные пузыри.
Капитан корабля приказал выбросить мертвеца за борт. Но Бартоломе Дельгадо понял, что второго промаха инквизиция ему не простит, и внезапно обрел былую бдительность. Мало того что он пренебрег своими обязанностями, не возбудив дела против клириков, обличаемых обезумевшим мерседарием, так теперь еще и утратит тело доносителя. Негоже пускать на корм рыбам труп, который инквизиция, возможно, решит предать очистительному пламени. Поэтому комиссар категорически воспротивился воле капитана и упросил освободить для хранения останков один из сундуков.
Прошло несколько дней, и под деревянной крышкой начался неотвратимый биологический процесс, заявив о себе нестерпимым зловонием. Мертвеца завернули в одеяла, но это не помогло. Капитан сказал, что не собирается терпеть подобное безобразие до конца плавания. В сундук насыпали луковиц, однако всепроникающий смрад не уменьшился. Тогда его перенесли в отхожее место, поближе к люку, через который сливали нечистоты, в надежде, что их вонь перебьет трупный запах.
Однажды ночью матросов и пассажиров разбудил оглушительный грохот и треск лопающихся досок. Все всполошились, решив, что галеон напоролся на рифы. Но нет, это лопнул злосчастный сундук. Крышку оторвало, одеяла валялись на полу, точно смятые флаги. Капитан пришел в бешенство и приказал сию же минуту вышвырнуть покойника в море. Однако брат Бартоломе, с трудом превозмогая рвотные позывы, вцепился в свое сокровище и пригрозил костром всякому, кто на него покусится. В конце концов сошлись на том, что сундук надо вытащить на палубу и привязать к грот-мачте — может, ветер развеет зловоние.
Некогда сухощавое тело монаха раздулось, как брюхо обжоры-великана. Глаза-плошки жгли небеса застывшим взглядом. Казалось, корабль рассекает воды Тихого океана, влекомый силой жуткого монстра, прикрученного веревками к мачте. В порту Кальяо понадобилось пятьдесят грузчиков, чтобы стащить его на берег.
Служители инквизиции немедленно взяли брата Бартоломе под стражу и повезли в Лиму. А упряжка из шести волов поволокла туда же смердящую гору, в которую превратился Исидро Миранда[61].
82
В доминиканском монастыре царило смятение. Мало того что скончался отец настоятель, так еще и брата Бартоломе арестовали, а в довершение всех бед Исидро Миранда post mortem разросся до неимоверных размеров. Брат Мануэль Монтес был подавлен и теперь еще более походил на восковую куклу. Целыми днями он, устремив взгляд куда-то вдаль, сидел на изразцовой галерее и беззвучно повторял одно и то же: «Они осквернились». Франсиско предложил монаху помощь, но ответа не получил. Казалось, доминиканец даже не узнал своего подопечного. Кто-то рассказал юноше, что Мануэль Монтес приходится комиссару инквизиции сводным братом.
Труп Исидро Миранды захоронили в огромной могиле. Судьи по достоинству оценили усилия всех, кто постарался передать покойника в распоряжение трибунала инквизиции. Если тот повинен в ереси, кости его откопают и, как полагается, предадут огню. Скорее всего, так и произойдет, ведь чудовищная метаморфоза со всей очевидностью указывает на вмешательство нечистого. При жизни мерседарий был тщедушным и незаметным, но глаза имел выпученные, а это явно неспроста. По всей видимости, враг рода человеческого обманул экзорциста, не вылетел молнией прочь, не нырнул в колодец, а затаился в жилах монаха. И, когда несчастный испустил дух в открытом море, его тело превратилось в мерзостный котел, в гнездилище Вельзевула. В распученном чреве устроила шабаш нечисть. Мертвая плоть подчинялась не законам естества, а прихотям богопротивных
