Роберт Грейвз - Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 2. Божественный Клавдий и его жена Мессалина.
Да, так вот, этот Иешуа сын Иосифа (или Пантера) имел пристрастие к греческой философии. Однако ему мешало то, что он не был ни греком, ни ученым. И должен был много работать — плотником, — чтобы заработать на хлеб. К счастью, он познакомился с человеком по имени Иаков, рыбаком с литературными вкусами, который посещал лекции в университете эпикурейцев в Гадаре, расположенной на противоположной Тивериаде стороне озера.[89] К тому времени Гадара стала захудалым местечком, хотя в пору расцвета была родиной четырех знаменитых людей: поэта Мелеагра, философа Мнасалка, ритора Теодора, который учил ораторскому искусству твоего дядю Тиберия, и математика Филона, вычислившего соотношение длины окружности к ее диаметру с точностью до одной десятитысячной. Так или иначе, Иешуа использовал крупицы философских знаний, почерпнутых Иаковом в Гадаре, и собственное знакомство с еврейскими Писаниями, чтобы объединить их и создать свое собственное учение. Но религия, не подкрепленная авторитетом, — ничто, поэтому сперва тайно, а затем во всеуслышание он стал отождествлять себя с Мессией и обращался к людям (как некогда Моисей) так, словно его устами вещал Сам Бог. У него был на редкость изобретательный ум, и обычно он произносил свои проповеди в форме притч, из которых в конце выводилась определенная мораль. Он притязал также на то, что может творить чудеса и исцелять больных и бесноватых. Он доставлял много неприятностей книжникам и фарисеям, стоящим во главе церкви, обвиняя их в том, что они сочетают строгое соблюдение закона с алчностью и надменным отношением к бедным. О нем рассказывают много хороших историй. Один из его политических противников однажды решил поймать его на слове, спросив, правильно ли для правоверного иудея платить подать Риму. Если бы Иешуа ответил „да“, он потерял бы влияние на народ, если бы ответил „нет“, он, возможно, был бы арестован гражданскими властями. Поэтому он сделал вид, будто не знает, о чем идет речь, и попросил показать ему, сколько денег надо платить, прежде чем он даст ответ. Ему показали серебряную монету и сказали: „Взгляни, столько должна отдать каждая семья“. Он спросил: „Чья это голова на монете? Я не умею читать по-латыни“. Ему ответили: „Это голова Тиберия Цезаря, разумеется“. Тогда он сказал: „Ну, если эта монета цезарева, отдавайте ее цезарю. Только не забывайте отдавать Богу Богово“. Его пытались также поймать на иудейском законе, но у него всегда были наготове глава и стих из Писания, чтобы подкрепить свою проповедь. Однако в конце концов он был признан еретиком, и кончилось все тем, что наш старый приятель Понтий Пилат, бывший в то время губернатором Иудеи и Самарии, арестовал его за то, что он сеет брожение в умах, и предал в руки верховного религиозного судилища в Иерусалиме, где его приговорили к смерти за богохульство. Если подумать, он действительно умер в один год с Божественной Ливией, и его последователи действительно покинули его, так что эта часть предсказания, которое ты цитируешь, исполнилась. И теперь есть люди, которые говорят, что Он — Бог, и они видели, как после смерти Иешуа его душа поднялась на небо — как у Августа или Друзиллы, — и утверждают, будто он родился в Вифлееме и тем или иным образом осуществил все то, что было предсказано Мессии. Но я намерен положить конец этим глупостям раз и навсегда. Только три дня назад я арестовал и казнил Иакова, который, по-видимому, был главным идеологом этого движения, и надеюсь снова захватить и казнить другого фанатика по имени Симон, который был арестован тогда же, но каким-то образом бежал из тюрьмы.[90]
Беда в том, что, хотя разумные люди не могут „удержаться от смеха“ при виде ярко раскрашенной девы с рыбьим хвостом, толпа, скорее всего, будет пялить на нее глаза и даже поклоняться, видя в ней морскую богиню».
В этом, на первый взгляд чистосердечном, письме, была одна подробность, убедившая меня в том, что Ирод действительно считал себя Мессией или, во всяком случае, намеревался вскоре использовать огромную силу этого имени, чтобы способствовать осуществлению собственных честолюбивых планов. А стоит ему явить себя в качестве Мессии, евреи пойдут за ним все до одного. По его зову они станут стекаться в Палестину со всех краев света, и я предвидел, что его авторитет скоро необычайно возрастет, вся семитская раса примет новую веру и поможет ему изгнать «чужеродцев и неверных» из их среды. Обращение в иудаизм царя Адиабены со всеми чадами и домочадцами было той пушинкой, которая показала, куда дует ветер, причем не маленькой, недаром этого царя называли «творец царей» и чрезвычайно уважали в Парфии. В следующем письме Марс сообщал, что, по слухам, в иудаизм перешел и царь Коммагены, бывший фаворитом Калигулы. (Говорили, будто именно он убедил Калигулу править на восточный лад, как абсолютный монарх, и, безусловно, именно к нему обращался Калигула за одобрением, совершив какое-нибудь особенно кровавое и изощренное злодеяние.)
Подробность, убедившая меня в желании Ирода объявить себя Мессией, заключалась в том, что, упомянув о Вифлееме, он и словом не обмолвился о том, что там родился он сам, там, а не в Иерусалиме, как обычно предполагалось. Его мать, Береника, однажды весьма красочно рассказала моей матери эту историю во всех подробностях. Она возвращалась в Иерусалим из поместий мужа, когда у нее внезапно начались схватки, и ей пришлось остановиться в придорожной деревне и рожать на постоялом дворе с жадным хозяином при помощи неумелой повивальной бабки. Ей не забыть этот ужас! Лишь спустя несколько часов после рождения Ирода Беренике пришло в голову осведомиться о названии деревни, очень грязной и полуразрушенной, и повивальная бабка ответила: «Вифлеем, родина патриарха Вениамина и царя Давида, то самое место, о котором пророк сказал: „И ты, Вифлеем-Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными? Из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкою в Израиле“». Береника, возмущенная тем, как тут с ней обошлись, воскликнула иронически: «Да благословит Всевышний Вифлеем во веки веков!» На что повивальная бабка заметила одобрительно: «Все, кто приезжает сюда, всегда так говорят». Матери эта история весьма пришлась по вкусу, и в течение нескольких лет, желая выразить презрение к какому-нибудь перехваленному месту, она обычно восклицала, подражая Беренике: «Да благословит Всевышний Вифлеем во веки веков!» Потому-то я его и запомнил.
Что касается этого Иешуа, или Иисуса, как называют его греческие последователи, его теперь тоже считают уроженцем Вифлеема — не могу сказать, на каком основании, так как Вифлеем находится не в Галилее, — и его культ с тех пор широко распространился, захватив даже Рим, где он вполне процветает, но лишь подпольно. В число церемоний этой веры входит вечеря братства, куда мужчины и женщины собираются, чтобы, символически, есть плоть Помазанника и пить его кровь. Мне рассказывали, что во время этого таинства часто случаются всевозможные бесчинства, слышны истерические крики, смех и рыдания, и ничего удивительного в этом нет, так как большинство новообращенных — рабы и люди из низших слоев общества. Прежде чем сесть за стол, они должны исповедаться в своих грехах — причем в самых тошнотворных подробностях — перед всеми собравшимися. Это служит им своего рода забавой, некое состязание в самоуничижении. Главным жрецом культа (если можно удостоить его подобного титула) является рыбак из Галилеи, некий Симон, тот самый, о котором писал Ирод; его основные притязания на этот пост, по-видимому, основаны на том, что он покинул Иешуа, или Иисуса, в день ареста и отрекся от своей новой веры, но зато с тех пор искренно в том раскаялся. Ибо, согласно морали этой злосчастной секты, чем больше преступление, тем больше прощение!
Религия эта не признана большинством евреев (лучшие из них решительно отвергают ее) и потому подпадает под указ сената, запрещающий ночные клубы и братства поклонников Вакха; объединения такого рода представляют немалую опасность, так как от запрета становятся еще сильней.[91] Главный пункт этой веры — полное равенство всех людей в глазах иудейского Бога, с которым Иешуа теперь практически отождествлен, а также то, что Бог этот дарует вечное блаженство всем грешникам при единственном условии: они должны раскаяться в своих грехах и признать его превосходство над всеми другими богами. Членом секты может стать любой человек, независимо от класса, расы или репутации, поэтому к ней присоединяются люди, которые не могут надеяться, что их допустят до узаконенных таинств в честь Изиды, Кибелы, Аполлона и подобных божеств, так как они или не имеют соответствующего социального положения или утеряли его, совершив какой-нибудь позорный поступок.[92] Сперва новообращенных подвергали обрезанию, но потом отказались даже от этого предварительного ритуала, ведь секта далеко отошла от ортодоксального иудаизма, и теперь единственной вступительной церемонией является окропление водой и произнесение имени Мессии. Известны случаи, когда культ этот приобретал противоестественную притягательность для вполне образованных людей. В числе новообращенных оказался бывший губернатор Кипра, некий Сергий Павл, чей восторг от общества метельщиков улиц, рабов и бродячих торговцев старьем показывает, какой разлагающий эффект этот культ производит на цивилизованного человека. Он написал мне, что просит освободить его от поста, так как не может по совести приносить клятву именем Божественного Августа, поскольку это запрещает ему верность его новому Богу. Я удовлетворил его просьбу, но вычеркнул его из списков граждан Рима. Позднее, когда я расспрашивал его насчет этой новой веры, он заверял меня, что она не имеет никакого отношения к политике, что Иисус был человек глубочайшей мудрости и самого примерного поведения, верный Риму. Он отрицал, что учение Иисуса — мешанина из греческих и иудейских богословских банальностей. Он утверждал, будто оно расширяет границы свода религиозных правил и предписаний современного иудейства под названием Талмуд, от которого оно произошло, и резко расходится с суеверием и формальной обрядовостью партии книжников (на чью поддержку рассчитывал Ирод) тем, что придает большее значение братской любви во имя Бога, чем Божьему возмездию, которое ожидает тех, кто нарушает закон; духу закона, а не букве.
