Теодор Моммзен - История Рима
Устранение прежних партий, реформа финансов, судопроизводства и армии, как ни были они крупны и замечательны сами по себе, для Цезаря являлись средством, или, лучше сказать, были лишь первым шагом к тому обновлению родины, к которому он стремился постоянно. Ряд мер, принятых Цезарем непосредственно для того, чтобы обновить латинскую народность в столице и Италии и в провинциях, высоко замечателен.
Крупные центры, особенно столицы, всегда быстрее всего утрачивают национальный отпечаток: здесь раньше, чем где-либо, выделяется круг богатых и знатных людей, которые начинают считать поприщем своей деятельности не один город, а все государство. Сюда идет вечно сменяющийся поток путешественников, масса людей праздных, преступных, экономически и нравственно обанкротившихся и потому космополитических, сюда стекаются люди и для увеселений, и для преступлений, и для того, чтобы скрываться от преследования закона. В течение многих десятилетий создавалось именно такое население Рима, истинной столицы мира того времени. Особые, специальные условия содействовали тому, что явления, общие всем большим городам, в Риме выступили с особою силою. Здесь особенно ярко сказывался весь ужасный вред невольничества, потому что нигде не скоплялось столько рабов, как в домах римской знати. Нигде не смешивались так народности Европы, Азии и Африки – египтяне, сирийцы, фракийцы, эллины и полуэллины с ливийцами, маврами, иберийцами, готами, германцами, – и все ужасающее противоречие формального и нравственного права особенно чувствовалось именно в среде столичных рабов, между которыми были люди не только наполовину, но и действительно образованные. Огромная масса вольноотпущенников, иногда страшно богатых, с притязаниями самыми широкими, уже не рабов, но и не граждан еще, вносила и свои черты в столичное население и нередко оказывала решающее влияние при голосовании.
Развитие класса свободных ремесленников было в Риме издавна парализовано массою рабов в каждом сколько-нибудь богатом доме, а так как столица была совершенно лишена собственных средств пропитания, то городской пролетариат оказывался в положении действительно весьма трудном, правительство же не только не изыскивало сколько-нибудь пригодных мер для улучшения его быта, но хлебными раздачами прямо содействовало развитию пролетариата. За последнее время по настоянию демагогов, объявлявших самые благоразумные полицейские меры стеснением свободы, всякий полицейский надзор в Риме был уничтожен – ив конце концов в столице, особенно по окраинам города, господствовала настоящая анархия, и нигде жизнь не была менее в безопасности, чем именно в столице. Организованное убийство из-за угла стало здесь своего рода промыслом.
Внутреннему состоянию населения соответствовал внешний вид столицы: она лишена была всякого благоустройства и соединяла в себе все крайности: улицы были узки, кривы, проходили по крутым подъемам, были плохо вымощены. Жилые дома возводились ужасающей высоты и часто строились крайне плохо, что вело к разным несчастным случаям. Рядом с хижинами раскидывались роскошнейшие дворцы, и в то же время ни о каких санитарных и противопожарных мерах не было и помину. В настоящее время даже в разных концах мира нельзя найти те уродства общественной жизни, какие соединялись в тогдашнем Риме, ибо если мы представим себе город с населением Лондона, с полицией Константинополя, с отсутствием ремесел, каким отличается теперешний Рим, то теперь нигде уже нет рабов и лишь редко развивается такая же суетливая и пустая революционная суматоха, какая господствовала в Риме много десятилетий. Соединение этих-то ненормальностей оплакивал Цицерон, изливая в своих письмах печаль о гибели «республиканского величия»…
Против космополитического характера Рима Цезарь ничего не имел, но количество пролетариата в столице он уменьшил, – во-первых, ограничением хлебных раздач, а во-вторых, выселением до 80 000 семейств во вновь учрежденные заморские колонии: правильную колонизацию Цезарь считал единственным радикальным средством борьбы против возрастания пролетариата и намеревался продолжать выселения. Успокоение столичной черни наступило само собой с уничтожением республиканского устройства, когда прекратились всевозможные подкупы и насилия при выборах и в суде и вообще покончены были политические сатурналии подонков общества. Кроме того, Цезарь установил и применял серьезные карательные меры за преступления против спокойствия и безопасности и усилил полицию настолько, что она могла действительно исполнять свои обязанности.
Те, кто желал трудиться, находили постоянный заработок на постройках, которые начал Цезарь в Риме в огромных размерах. Цезарь возводил не роскошные, но малополезные здания, а такие, как новый рынок, биржа, здание суда. Были составлены планы новой ратуши, базара, театра, библиотеки, которая должна была заменить александрийскую, сгоревшую во время того восстания, которое произошло, когда Цезарь был в Египте. Предприняты были обширные работы по осушению соседних болот, и проектировалось даже урегулирование Тибра, последствием чего явилось бы устранение наводнений и к городу прибавился бы обширный участок земли, годный для заселения.
Забот не меньших, чем Рим, требовала и вся Италия. Земледелие давно было подорвано в корне, свободных земледельцев почти не было. Ближайшие к Риму местности были заняты роскошными виллами богачей, с обширными садами, парками и рыбными садками. Свободные пространства служили огородничеству и скотоводству, продукты которых всегда выгодно сбывались в столице, но и это хозяйство велось уже не мелкими хозяевами, как прежде, а на принципах спекуляции и скопления капиталов.
Нигде, быть может, не было более неравномерного распределения капиталов, чем в Риме последних лет республики. Людей среднего состояния здесь совершенно не встречалось, были лишь миллионеры и нищие, и первых было не более 2000 семей. Богатый человек, проматывавший плоды труда своих рабов или отцовские капиталы, неизменно пользовался почетом, а человек, честно зарабатывавший себе пропитание трудом, находился в презрении. Как редкое исключение встречались люди богатые, жившие скромно и старавшиеся своими личными достоинствами заслуживать почтение, каковы были, например, Тит Помпоний Аттик, богатый коммерсант, друг многих выдающихся людей своего времени, покровитель ученых и писателей, и Секст Росций, состоятельный землевладелец, погибший во время проскрипций. В огромном большинстве случаев богачи вели безумно роскошный образ жизни, расходуя только на это состояния поистине колоссальные.
Для того, кто хотел в высшем обществе первенствовать в каком-нибудь отношении, никакого состояния не хватало. Роскошь стола, равно как и похоронных обрядов, достигла размеров безумных, крупные отцовские и дедовские состояния проживали даже те, кто вел образ жизни, который считался просто обязательным в данном кругу. Зато и долги отдельных лиц достигали поразительных размеров. Исчезновение состояний, банкротства были чрезвычайно часты и достигали огромных размеров. Движения Цинны, Катилины, Долабеллы были не чем иным, как тою же борьбою против собственности, какая за сто лет пред тем разыгрывалась в городах Эллады.
Серьезные и почтенные качества исчезли в римском обществе. Бедность считалась единственным пороком, почти преступлением. Деньгами можно было достигнуть всего, и в тех редких случаях, когда кто-нибудь отказывался от подкупа, на него смотрели не как на честного человека, а как на личного врага. В самых знатных семействах на почве денежных отношений совершались гнуснейшие преступления, не раз делавшиеся предметом судебного разбирательства. И параллельно с падением нравственности внешние сношения людей в высшем обществе становились все более и более утонченными и изысканными: вошло в обычай постоянно посещать друг друга, переписываться, делать подарки по случаю всевозможных семейных событий.
Блестящее разложение нравов выразилось и в том, что оба пола как бы стремились перемениться ролями, и в то время, как молодые люди все менее и менее проявляли серьезные свойства, женщины не только эмансипировались от власти мужа и отца, но стали вмешиваться в политические дела и стремились играть роль на том поприще, где прежде действовали Сципионы и Катоны. Среди женщин высшего круга распространились вместе с тем нравы, неприличные даже для куртизанок.
Между миром богачей и миром нищих по внешности существовала глубокая, ничем не заполненная пропасть, но в сущности оба круга были очень похожи один на другой. По нравам и миросозерцанию между богатыми и бедными не было коренного различия: одинаковое ничегонеделание, одинаковое увлечение пустыми, ничтожными удовольствиями царило в обеих группах, в каждой– в доступном для нее виде: бедняки жили даровым хлебом, целыми днями толкались на форуме, наполняли шинки, удовольствие находили лишь в гладиаторских играх – богачи утопали в роскоши бессмысленной, неизящной, гонявшейся лишь за дорогим. Дом Лепида во времена Суллы считался первым в Риме по роскоши и стоимости – через тридцать лет уже более ста домов далеко превосходили его. И тут и там видим мы полное падение семейной жизни, которая, во всяком случае, составляет основу и зародыш всякой национальности, одинаковую склонность к праздности и стремление к доступной роскоши, видим самое малодушное неуменье устоять как в несчастии, так и перед деньгами, готовность вести борьбу против собственности – лишь в разных видах и размерах.
