От Руси к России - Александр Петрович Торопцев
Огорченный отец не забыл в великом своем горе об уговоре с Мистром Леоном, повелел арестовать врача. Сидел Антон в темнице около шести недель. Ждал. Ивана Молодого похоронили с почестями. Помянули. Через девять дней после смерти вновь помянули Ивана. Затем прошли сороковины и еще два дня. А тут и срок казни пришел. Вывели Мистра Леона из темницы, повели за Москву-реку, туда, где значительно позже на площади Таганской появился знаменитый театр. Мистр Леон шел не спеша – куда спешить-то?! – и удивлялся: почему его не подталкивают, не заставляют идти быстрее. Потом он понял, почему. Привели его на Болвановку, а народу там тучей густой собралось, и все прибывал народ с разных сторон. Поэтому и не спешили палачи, уважали они свой не приученный к строгому распорядку жизни народ.
При этом-то народе казнили Мистра Леона, а уж какой он специалист был по врачебному искусству, о том знают лишь те, кого он лечил.
После смерти Ивана Молодого внутренняя политика великого князя стала еще жестче, целенаправленнее. В стране было немало недовольных единодержавием. Некоторые из них бежали в Литву, надеясь дождаться перемен к лучшему на родине. Кто-то остался на Руси. Собрать свои силы в единый кулак они не могли по разным причинам. Этим пользовался Иван III Васильевич, добивая очаги «удельщины» по одному и все чаще подумывая о главных соперниках – о братьях Андрее Васильевиче и Борисе Васильевиче. Отношения с ними были напряженными всегда. Но до смерти матери, инокини Марфы, в 1484 году взаимная антипатия не прорывалась наружу. Сыновья уважали матушку, и ей было нетрудно сдерживать их от опрометчивых шагов. В последние шесть лет отношения между братьями накалились до предела. Иван, опасаясь, как бы Андрей и Борис не окружили себя противниками единодержавия, ждал удобного момента для нанесения решительного удара по главным своим противникам.
Еще горечь утраты любимого сына свежа была, как ему предоставился случай осуществить давно задуманное. В 1491 году великий князь по просьбе Менгли-Гирея послал в устье Донца крупное войско с заданием помешать золотоордынцам вторгнуться в пределы Крымского хана. В походе на Донец должны были принимать участие братья Ивана III Васильевича. Андрей не послал свою дружину в помощь русскому войску. Но золотоордынцы и без этого сильно перепугались, узнав о крупной рати на Донце, повернули обратно.
Иван III Ваильевич до поры до времени скрывал свою ненависть, действовал наверняка, боясь, как бы испуганный Андрей не сбежал от него в Литву. Осенью брат приехал из своего удела Углича в Москву. Великий князь радушно встретил его. До позднего вечера они мило беседовали друг с другом, и никто из присутствующих даже подумать не мог о том, что произойдет на следующий день. Впрочем, рядом с Андреем всегда были верные ему бояре. Быть может, их-то и боялся великий князь.
На следующий день гостей пригласили на обед. Иван III Васильевич встретил их с улыбкой, был добр и мягок, послал бояр в столовую, а сам взял брата под руку, о чем-то с ним поговорил и якобы по срочному делу вышел в соседнюю комнату. Андрей все понял, но остался спокойным: чему быть, того не миновать. Арестовал его Семен Ряполовский, боевой князь, одержавший во славу отечества много побед. Он явился в комнату с вельможами и, не скрывая чувств своих, со слезами на глазах, объявил волю государя. Хороший он был человек, неглупый. Заключая под стражу брата Ивана III, он понимал, что сам он, князь Ряполовский, при таких-то порядках в любую минуту может сам оказаться под стражей. С Андреем расправились сурово. Его удел был присоединен к великому княжению, а сам узник скончался в темнице в 1493 году.
Бориса великий князь пожалел, видимо, понимая, что тот не представляет собой никакой опасности для трона. Этот спокойный человек ушел через три дня в Волок, но Андрея он пережил ненадолго.
В 1492 году войной с Литвой начался новый период правления Ивана III Васильевича, но перед тем, как рассказать о перипетиях того сложного времени, следует поведать о делах московских с 1482 по 1492 годы.
Третье десятилетие правления
Возведенный Аристотелем Фиорованти Успенский собор возвышался над старыми и новыми строениями Кремля, Москвы, и любому человеку, мало-мальски чувствующему красоту рукотворную и земную, бросалась в глаза дисгармония неудачного сочленения величественного здания храма и низких, ветхих построек. Впрочем, все понимали, что Успенский собор – это лишь начало новой архитектуры, нового устройства города. Иван III замыслил крупные строительные работы не только на Боровицком холме, но и в других районах города. Но не хватало на Руси, истрепанной ордынским «присутствием», внутренней распрей и волнами чумы своих мастеров. Аристотеля же Иван III перебросил на важнейшее для того времени дело: пушечное и колокольное литье. Ему нужны были пушки – для побед, колокола – для озвучивания радостей жизни. Великий князь посылал людей в Италию и к немцам с приказом привозить оттуда мастеров. Но время шло быстро, а чужеземные зодчие, инженеры, художники думали долго. Пришлось задействовать псковских строителей. 6 мая 1484 года они по заказу Ивана III начали возводить в Кремле на месте старого дворцовый храм Благовещения. Он строился пять лет. В тот же год мастера из Пскова стали строить для митрополита церковь Ризоположения. 31 августа 1486 года ее уже освятили.
В 1485 году итальянские зодчие начали возведение кремлевских стен и башен. Строительство этого сложного архитектурного и фортификационного сооружения осуществляли подъезжавшие в разное время в Москву Марко Руффо (Марк Фрязин), Антонио Джиларди (Антон Фрязин), Пьетро Антонио Салари (Петр Фрязин) и Алоизо де Каркано (Алевиз Фрязин). Десять лет понадобилось мастерам, чтобы в целом закончить работу. Кремлевские стены и башни явились не только великолепной огранкой еще полностью не сформировавшегося комплекса на Боровицком холме, но и господствующим ядром новой Москвы, столицы крупной державы. Забегая чуть вперед и выходя за временные рамки рассказа об Иване III Васильевиче, следует напомнить, что окончательное архитектурное оформление кремлевских стен и башен, кремлевской крепости, завершилось в 1508 году сооружением глубокого рва, выложенного белым камнем и кирпичом «со стороны торга и Красной площади», а со стороны Неглинной – устройством прудов, «из которых по рву Неглинная была соединена с Москвою-рекою, так что крепость со всех сторон окружилась водою и Кремль стал островом».
О Москве тех времен осталось очень мало сведений. И. Е. Забелин в своем труде «История города Москвы» приводит описание города итальянцем Павлом Иовием, датируемое 1535 годом:
