Если любишь (сборник) - Курбандурды Курбансахатов
— Мы ведь и сейчас вместе.
— И все-таки это другое.
— Убежден, что все теперь зависит от нас двоих.
— Ошибаешься, Каландар, ошибаешься. Мы уже не будем испытывать былой радости. Каждый раз, когда мне захочется посмеяться, пошутить, подурачиться, передо мной будет возникать образ несчастной одинокой женщины. Ее горькие слезы на каждом шагу будут отравлять мне существование… Нет, Каландар, не могу я стать участницей столь неправедного дела.
— Ты все равно в нем участвовала… Я тебя решительно не понимаю.
— Сегодня не понимаешь, поймешь завтра, — печально произнесла Алтынджемал. — Мы с тобой на какое-то время оказались во власти слепого чувства и погнались за миражем.
— Может быть, это ты погналась, — рассердился Ханов. — Что же касается меня, то я нашел свое счастье.
— Каландар, — прервала его Алтынджемал. — Все уговоры бесполезны. Что меня упрашивать, что землю. Я об этом много думала и только сегодня ночью все поняла.
— Может, ты и о нашем прошлом жалеешь?
Она тихо покачала головой:
— Нет, о прошлом я не жалею.
— Тогда к чему все это?
— Сейчас, Каландар, я говорю не о том ветре, который дул, а о том, который подует. Достаточно того, что я любила тебя от всего сердца. Но впредь я не хочу гнаться за миражем. Как бы мне ни было тяжело, как бы ни было мучительно, но мы должны расстаться. Другого выхода нет… Ты на меня не обижайся. Считай, что все это было счастливым сном. Прощай! Мне пора в больницу.
Она осторожно поцеловала его в щеку и, не оглядываясь, вышла. Растерянный, полуодетый, Ханов так и остался сидеть на диване и лишь постукал себя по лбу обоими кулаками.
В бездумном оцепенении он просидел так, наверно, около часа. Потом вдруг спохватился — время близилось к десяти. Хочешь не хочешь, а надо было идти на работу.
Необычно сгорбившись, Ханов приблизился к окну и, чуть отодвинув занавеску, выглянул на улицу. Но машины, которой полагалось быть к девяти, не обнаружил. Удивленный и обиженный, он соединился по телефону с исполкомом.
— Это ты, Мямля?
— Я, Каландар-ага. Чем могу служить?
— Где этот Лысый? Куда он девался?
— Разве он за вами не приехал? А я сижу здесь спокойно, в полной уверенности, что он давно ждет вас.
— Не это ли спокойствие нас и подводит?.. Может, он собирается сбежать от меня?
— Нет, Ширли не такой. Наверно, у него объявилось какое-нибудь сверхважное дело. Обычно он очень аккуратен.
— Какое у него может быть дело важнее меня?
— Сейчас я им займусь, Каландар-ага.
— Ты мне разговоры не разводи! Немедленно разыщи его и пошли за мной.
— Куда, Каландар-ага?
— Он сам знает!
И без того расстроенный, Ханов с силой швырнул телефонную трубку, словно вымещая на ней свои неудачи.
— До чего разболтались люди! Пока не скажешь — ничего сами не сделают!..
Больше всего Ханов ненавидел ожидание. Он оделся, умылся, посидел на диване. Встал, походил по комнате, нетерпеливо поглядывая в окно… И вдруг его взгляд упал на стол, где под целлофановой салфеткой его ожидал заботливо приготовленный завтрак. Нохурская брынза, колбаса, ковурма[21], сливки, яйца, виноград. Все, вплоть до свежего чурека.
Ханов постоял, посмотрел, горько покачал головой и снова накрыл стоявшую на столе еду.
Он курил сигарету за сигаретой, а Лысый Ширли всё не появлялся.
"Этот негодник, наверно, носится вокруг своей скандалистки, а я должен тут сидеть и ждать его, вместо того чтобы работать! — наливался гневом Ханов. — Придется пойти пешком".
Но едва он, раздувшись он неистовой злобы, вышел из дома, как подкатила машина, и Лысый Ширли, с виноватым видом выскочив из нее на тротуар, принялся оправдываться:
— Не ругайте меня, Каландар-ага! У моей Овадан тяжелый приступ пришлось отвезти ее в больницу.
Вместо того чтобы посочувствовать человеку и хотя бы из вежливости осведомиться, что с его женой, Ханов поморщился и сказал:
— Государственные дела не должны страдать из-за таких вещей…
— Простите меня, Каландар-ага, — понурил голову Ширли. — Только уж очень ей было худо…
Но дальнейшие объяснения Лысого Ширли уже не коснулись слуха председателя исполкома. Он уселся на заднее сиденье и с силой хлопнул дверцей.
— Поезжай!
"Из чего же сердце у этого человека? — размышлял Ширли, взявшись за баранку. — Из камня? Нет, похоже, что у него вовсе нет сердца…"
— Куда ехать? — коротко, без обращения по имени, спросил он.
— А прежде ты куда ездил?
Ширли, ни слова не говоря, двинулся по направлению к исполкому, но не свернул, где было ближе, а проехал мимо.
— Куда ты жмешь, будто тебе по башке дали палкой! — заорал на него Ханов. — Поворачивай!
Не сбавляя скорости, тот глухо ответил:
— Теперь здесь нет поворота. Видите, уличные знаки изменились.
— Это для тебя они изменились! — разъярился Ханов. — А для меня нет. Поворачивай!
Несмотря на крики и угрозы, Лысый Ширли не подчинился приказанию. Он подъехал к исполкому как положено, остановился у подъезда и, не дожидаясь, пока председатель выйдет из машины, повернулся к нему с ключами в протянутой руке.
— Это еще что такое? — вытаращил глаза Ханов. — И ты сбежать хочешь?
— Мне бежать никуда не надо, — побледнев от волнения, ответил Ширли. — Вот вам ключи, и водите сами. Будете поворачивать, где понравится. А с меня довольно. У меня свой начальник есть.
— Я тебя заставлю!
Вместо ответа Ширли только улыбнулся и покачал головой.
— Ты чего скалишься? — снова обрушился на него Ханов. — Кто ты такой? Да если я захочу, заставлю и твоего начальника водить мою машину.
— Пожалуйста! Только я не поведу! — не смущаясь, ответил Ширли. — Я не шофер. Я в ремонтной мастерской работаю.
XXIV
Услышав знакомый скрип сапог, ответственный секретарь быстренько поправил галстук и разгладил усы. Чуть задержавшись возле него, Ханов спросил:
— Что происходит?
— Все в порядке, Каландар-ага. Неужели этот Лысый так и не заехал за вами и заставил вас идти пешком? Я перевернул все вверх дном, но так и не нашел его, Каландар-ага. Говорят, рано утром он явился в гараж и уехал. После этого никто его не видел.
— Я видел. На! — Ханов бросил на стол ключи от машины и уже хотел было пройти к себе в кабинет, но в это время секретарь кивнул в сторону сидевшего у стены Кособокого.
— Он ждет вас с девяти часов, хотя я говорил ему, что вы неизвестно когда будете, и советовал прийти завтра.
— Какое у него дело ко мне? — едва взглянув на Гайли, спросил председатель исполкома.
— Говорит, жалоба.
Услышав слово "жалоба", Ханов проявил
