Если любишь (сборник) - Курбандурды Курбансахатов
"Значит, Алтын дома, — еще больше встревожился Ханов. — Почему же она не берет трубку? Или тоже от меня отворачивается?"
Алтынджемал молча впустила его и, шурша своим шелковым халатом, поспешно прошла в комнату. Он сделал вид, что не заметил ее холодности, и положил ей руку на плечо.
— Ты почему не берешь трубку, моя Алтын?
— У меня плохое настроение, Каландар.
— С чего бы?
— Я и сама не знаю.
— Наверно, знаешь! — ласково сказал Ханов и поцеловал ее в щеку. — Может, жалеешь, что Шекер меня бросила?
Чуть приподняв голову, Алтынджемал посмотрела ему в глаза:
— Сказать откровенно?
— Мы всегда с тобой разговариваем без утаек, моя Алтын! Я жду от тебя чистой правды.
Некоторое время подумав, она ответила:
— Признаться, я действительно жалею о том, что Шекер уехала.
— Ты шутишь, моя Алтын, — засмеялся Ханов.
— Шекер была хорошей женой.
— Как ты можешь судить об этом?
— Ты сам ее хвалил.
Ханов снял руку с плеча Алтынджемал и закурил сигарету.
— Хорошая жена никогда не бросит мужа, — сказал он.
— А если муж ей изменяет?
— Разве в измене виноват только я?
— Этого я не могу утверждать.
— Значит, тут есть и твоя вина?
— Возможно… Но тебе бы хотелось, чтобы вина была только на мне.
— Ты так думаешь? — удивился Ханов. — И из-за этого погрузилась в болото печали? Даже не отвечаешь на телефонные звонки.
— Да, Каландар, сижу и думаю о нас с тобой.
— Может быть, мы это оставим пока? Пришел усталый человек, а ему даже не предлагают чая и чурека.
— Подать чай и чурек проще простого. — Алтынджемал потянулась и встала. — Где сядешь, за столом или на ковре?
— Мне кусок не пойдет в горло, если тебя не будет рядышком.
Пока Ханов переодевался, Алтынджемал расстелила скатерть и принесла жареного зайца с картошкой. Потом налила стопку коньяку.
— С тех пор как уехала Шекер, — посмотрела она краешком глаза на Ханова, — тебя словно подменили.
— Это тебе только кажется, моя Алтын!.. За твое здоровье! Пусть не увядает твоя юность, пусть всегда тебе сопутствует красота!.. Просто у меня сейчас много работы…
— Нет, что ни говори, это Шекер лишила тебя покоя.
— Зачем опять о Шекер? С нею у меня все кончено. Давай потолкуем о нас с тобой. — Он обнял ее и поцеловал. — Я вот думаю забрать тебя к себе… Ты почему отворачиваешься? Если хочешь, прямо сейчас увезу вместе со всем твоим хозяйством. Я серьезно, моя Алтын!
— Я знаю, что ты серьезно.
— Если знаешь, зачем морочишь мне голову, почему хмуришься?
— Не торопи меня, Каландар. Дай поразмыслить.
— По-моему, тут все ясно. Или ты людей стесняешься? Боишься пересудов?
— Я никого не стесняюсь.
— Тогда в чем же дело?
У Ханова даже пропал аппетит. Он отодвинулся от еды, закурил и, глядя в грустные глаза Алтынджемал, спросил:
— Почему ты не отвечаешь?
— Ну, погоди до завтра. Утро вечера мудренее.
— Ладно, подумай. Только не забывай, что я тебя очень люблю, моя Алтын!
Ханов поднялся и прошел в ванную комнату. Приняв душ, он улегся на одной из двух стоявших рядом кроватей.
— Что-то меня сегодня в пустыне укачало, — признался он. — Может, и ты ляжешь?
— Я еще посижу, Каландар. Профессор поручил мне сделать выборку из историй болезни. Если ты устал, спи, пожалуйста, я тебе не помешаю.
— Такие вещи следовало бы делать в больнице, моя Алтын. А дома надо отдыхать. Понятно?
Алтынджемал не стала объяснять ему, что в больнице трудно выкроить время для научных занятий. Она молча взяла свои бумаги и села за стол.
— Оставь ты это, моя Алтын. В крайнем случае встанем пораньше и я тебе помогу.
— Это ведь не сводка по хлопку, — сухо заметила она. — Что ты понимаешь в болезнях сердца?
— Хорошо! Если так, завтра с утра у тебя в полном услужении будут два медика. Обещаю тебе. А пока иди сюда, моя Алтын.
— Не мешай, Каландар. Спокойной ночи!..
Когда Ханов проснулся, в комнате было уже светло. Полагая, что Алтынджемал спит рядом, он протянул руку, но на соседней кровати ее не оказалось. Было похоже, что ее кровать вообще осталась нетронутой: подушка даже не была примята.
Ханов приподнялся на локте и увидел Алтынджемал, которая сидела за столом, уронив голову на руки. На ней было ее новое платье.
— Ты так и не ложилась, моя Алтын? — удивился он.
На его голос она подняла голову и откинула с лица рассыпавшиеся волосы.
— Выходит, так…
Отбросив одеяло, он поспешно поднялся и сел рядом с нею.
— Что случилось, моя Алтын? Прошу тебя, скажи мне, что тебя мучает?
— Многое, Каландар… Чай пить будешь?
— О чае поговорим потом. Ты сначала ответь на мой вопрос.
Но, как ни настаивал Ханов, Алтынджемал уклонялась от объяснений. В конце концов, словно удивленная его натиском, она как-то отчужденно посмотрела на него, встала и принялась ходить по комнате.
— Ты почему убегаешь от меня?
Алтынджемал покорно села на краешек дивана.
— Я не убегаю. Я думаю. И, кажется, прихожу к выводу…
— Погоди, моя Алтын! — перебил ее Ханов. — Я чувствую, что ты готова совершить ошибку. Роковую ошибку…
— Нет, Каландар. Боюсь, что я уже не изменю своего решения.
— Изменишь! Изменишь! — твердил он, обнимая Алтынджемал и целуя ее щеки, лоб, волосы. — Ты все равно будешь моей. Только моей!
— Каландар! Отпусти, мне больно… У меня кружится голова…
— Ладно, не буду…
— Мне самой жаль, Каландар, — заговорила она через силу, — но я не могу обещать, что буду с тобой.
У Ханова даже побледнели и как-то сразу обвисли щеки.
— Почему? Ведь теперь никто нам не мешает, никто не стоит преградой у тебя на пути. Шекер уехала. Я свободен. Что тебе еще нужно?
Чем громче звучал голос Ханова, тем тише старалась говорить Алтынджемал.
— Знаешь, Каландар, я так и не работала. Я все думала. Я пыталась поставить себя на место Шекер. Так вот, если бы ее участь свалилась на мою голову, я бы, наверно, день и ночь проклинала разлучницу.
— Все ее проклятья я беру на себя!
— Уж очень у тебя все просто получается. А как быть с моей честью, с моей совестью?
— Я тебя сегодня никак не могу понять, моя Алтын, — взволнованно проговорил он. — Ты о чем?
— Могу ли я быть счастливой, украв счастье у такого же человека, как я сама? Вот о чем!
— Давай оставим эти тонкости, моя Алтын. Мне нужна не философия. Мне ты нужна! Понятно?
— Нет, Каландар. Легче всего сейчас на все это закрыть глаза. Но потом мы сами будем жалеть… Ты
