Иван Вазов - Под игом
Во время этой беседы двух именитых горожан во двор, не привлекая их внимания, вошло несколько членов комитета; они тоже мимоходом завернули сюда, чтобы полюбоваться на пушечную мастерскую бяло-черковского Круппа. Вслед за ними и с той же целью вскоре пришли и другие члены комитета. Получилось так, что все члены были налицо, кроме Димо Беспортева.
—Этого бродягу не удалось сегодня найти, — доложил Илю Странджов, — видать, натрескался где-нибудь в корчме.
—Нехорошо наливаться не в меру, — заметил поп Димчо, прикладываясь к фляге с водкой.
Члены комитета не могли налюбоваться на свою пушку, не могли вдоволь насладиться ее созерцанием. Она стояла перед ними, подобная какому-то громадному длинному зверю, без ног, без головы, с единственным глазом на хребте и со страшной глубокой пастью, которой предстояло извергать огонь… На гладком желтоватом брюхе этого зверя чернела каббалистическая фраза, написанная Мичо, страшное «менэ, текел, фарес»[96] Оттоманской империи:
ТУРЦІА КЕ ПАДНЕ — 1876.
—Ребята, — обратился заместитель председателя к собравшимся, — мы договорились сойтись в Зеленой балке, не так ли?
—Да, да, идемте!..
—Чего там? Раз уж мы собрались здесь, не устроить ли нам тут и заседание? Да, если хотите, оно и сподручнее… рядом с этим медведем…
Все одобрили разумное предложение заместителя председателя.
—Тогда усаживайтесь!
—А ты где сядешь?
—Вот мой престол, — сказал дядюшка Мичо, располагаясь на пушке.
И заседание началось.
XV. Новая молитва Марко
Марко шел в глубоком раздумье, весь под впечатлением того, что он видел и слышал в пушечной мастерской Калчо Букче.
— Почем знать?.. — шептал он про себя, проходя мимо огородов, тянувшихся за городом.
Он держал путь на восток от Бяла-Черквы и дошел до реки, что течет с Балканских гор, низвергаясь бесчисленными водопадами… Там он окинул взглядом свой сад, посмотрел на пень, оставшийся от срубленной черешни, и ухмыльнулся в усы; потом повернул и огородами и лугами направился к дороге на К., чтобы по главной улице, в которую переходила дорога, войти в город. Проходя мимо цыганского табора, расположившегося на песчаной пустоши на окраине города, он увидел огромный хоровод. Какой-то бедняк праздновал свадьбу и, должно быть, пригласил на нее весь околоток.
«Вот так всегда в жизни, — подумал Марко. — В одном месте готовят пушки, в другом женятся, не думая о завтрашнем дне».
Но вскоре он убедился, что и здесь не обошлось без революционного элемента: хоровод водил Беспортев, плясун знаменитый, хоть и хромой. Размахивая платком, он плясал, не жалея подметок, выкидывая разные коленца и заставляя тянувшуюся за ним бесконечно длинную живую цепь изгибаться самым причудливым образом: хоровод то располагался безукоризненно правильным полукругом, то свертывался клубком, как спящий уж, то снова развертывался, вытягиваясь прямой шеренгой или образуя какую-нибудь фантастическую фигуру. При каждом резком повороте отвисший зад беспортевских шаровар победоносно развевался.
Приблизившись к хороводу, который теперь был в самом разгаре, Марко заметил, что Беспортев вдребезги пьян: он так порывисто кидался из стороны в сторону, увлекая за собой всю свою подвижную «колонну», что казалось, будто он ведет ее на штурм какой-то крепости. Беспортев заразил своим энтузиазмом даже пятилетних ребятишек, составлявших последнее звено в хвосте хоровода. По знаку Беспортева музыканты перестали играть, и участники хоровода подпевали сами себе. В соответствии с ритмом песни хоровод делал всевозможные фигуры. Марко, продолжая свой путь, прислушивался к словам:
Не ждешь ли ты, наша Калина,Что брат твой Коле приедет,Что братец Коле приедет,Подарки тебе подарит?На белую шею — бусы,На тонкий стан — поясочек,На русые кудри — косынку,На малые ножки — ботинки.
Хоровод кружился неудержимо…
Марко остановился под навесом кузницы, чтобы передохнуть и полюбоваться веселым зрелищем.
Беспортев сразу заметил его. Внезапно оторвавшись от хоровода, он побежал к Марко, размахивая платком и подпрыгивая в такт песне. Его длинное костлявое бледное лицо с рыжими усиками и быстрыми голубыми глазами сияло буйной радостью и животным восторгом — результат беспробудного пьянства, вызванного какой-то сокрушающей, безумной душевной тревогой.
— Желаю здравствовать, дядюшка Марко! Да здравствует и Болгария, да здравствуют славные сыны Болгарии!.. Дядюшка Марко, одолжи на стаканчик… Благодарю! Ура! Кто наливает, пусть горя не знает!.. Ты уж не обессудь, дядюшка Марко, я пьян, как винная бочка, но все-таки ума не теряю… Ведь это я пью вино, а не оно меня… Да, мы, болгары, люди чувствительные!.. Народ страдает, вот я и говорю: довольно рабства и пьянства! Лучше умереть, чем такая позорная жизнь… Может, кто-нибудь скажет: назюзюкался, мол, как русский сапожник… Кто так говорит, тот предатель… У меня душа болит за Болгарию, за эту бедную турецкую рабыню… Я требую прав, человеческих прав! Не надо богатства нам, жен нам не надо… Ты скажешь: а вот люди все-таки женятся, и в какое время! А я тебе на это отвечу: такой уж у нас народ… А завтра скажи ему: марш вперед, поджигай дома, и все на Балканы! И он…
Словом, птиц бояться — проса не сеять… Ты меня с первого слова понимаешь… Да здравствуют такие патриоты! Я таким руки и ноги целую!.. Но выжига Юрдан… Мы с него шкуру спустим… А Стефчов? Ладно, помолчим пока об этом… Так я говорю тебе, что я пьян, пьян, как… как… Час близок! Нынче я живу, завтра стану духом, тенью, ничем. Подлый мир, одним словом… И кто умрет за народ, тот будет жив во веки веков… Ура!.. Да здравствует Болгария! А я кто такой? Осел! Осел боится чистой воды, и я тоже…
Но вдруг Редактор запнулся, — он увидел, что поблизости верхом на коне едет турок. В последнее время турки стали появляться в городе очень редко. Указывая рукой на турка, Беспортев запел:
Бой наступает, сердца наши бьются,Вот уже крики врагов раздаются.Встань же, дружина, пред ворогом черным,Больше не будем мы стадом покорным!
—Вперед, вперед! — заорал вдруг Беспортев и бросился к турку с таким видом, как если бы поднимал в атаку какой-то невидимый отряд.
Обернувшись, турок увидел подбегающего Беспортева и остановился. А Редактор, пробежав шагов двадцать и приблизившись к нему вплотную, закричал:
—Эй ты, турецкая морда, куда едешь? Как ты смеешь топтать эту священную землю?.. Эта земля — болгарская, а твоя — в азиатских пустынях. Убирайся туда, проваливай! Слезай со своей клячи, скот, целуй нашу священную землю!.. А не хочешь, так пусть черти заберут вашего султана, и присных его, и всю его гаремную сволочь!..
Турок не понял слов Беспортева, но увидел, что тот мертвецки пьян. Обеспокоенный, он хлестнул коня и хотел было снова тронуться в путь, но Беспортев, кинувшись к нему, схватил коня за узду.
—Чего тебе надо от меня, чорбаджи? — спросил ошарашенный турок.
—Слезай, или я напьюсь твоей крови! — свирепо заревел Беспортев, выхватив сверкающий кинжал.
Турок носил за поясом какое-то оружие, но, позабыв о нем с перепугу, покорно спешился.
—Чего тебе нужно от меня, чорбаджи? — спросил он снова, напуганный свирепым видом Беспортева.
—Куда едешь, турецкий осел?
—В К.
—А в Мекку когда собираешься?
Турок совсем растерялся: что-то перехватило ему горло, и он прошептал едва слышно:
