Валентин Лесков - Спартак
На новом совещании после неудачного сражения 10-тысячного отряда с Крассом раскол страшно усугубился: за движение на Брундизий по-прежнему высказывалось 6 человек, за движение на Помпея — уже 7, число воздержавшихся от голосования сократилось с 15 до 9. Так как из-за прибавления голоса самого Спартака в качестве верховного вождя ни одна из точек зрения не получила большинства, было решено провести утром новое голосование.
Всю ночь представители сторон отчаянно уговаривали нейтралистов. Ганник бил себя в грудь и уверял, что победа неподалеку: стоит двинуться на Помпея — и они одержат верх несомненно; так подсказывает ему его внутренний голос, а он никогда еще его не обманывал. И не сойти ему живым с этого места, если его предсказание ложно. И пусть тогда будет посрамлено его настоящее славное имя Канникий («Предвещающий победу»), и пусть забудется его римское имя Ганник («Блещущий победами»). Так говорил Ганник, и его во всем поддерживал Каст. И хотя он пользовался, как и его товарищ, большой известностью и популярностью за свой ум, храбрость и воздержанный образ жизни, на что указывало само имя (Каст означает «Незапятнанный, бескорыстный»), все-таки они оба не смогли устоять в споре против верховного вождя. Пустив в ход все средства давления, Спартак взял верх. В результате 16 голосами (все колебавшиеся присоединились к нему) против 7 он провел решение о движении на Брундизий. В ответ Ганник и Каст устроили особое совещание. На нем они вынесли решение не подчиняться решению большинства, отделиться от войска и двинуться на Помпея, начав войну на свой страх и риск. Такое решение вызвало среди командиров, сторонников Спартака, целую бурю. Сам верховный вождь, подобно олимпийцу, метал против грозивших расколом громы и молнии. Он требовал мятежников арестовать и разоружить легионы, которые пожелали бы их поддержать. Ему энергично возражали командиры из бывших нейтралистов; они больше всего боялись довести дело до внутренней междоусобной борьбы с оружием в руках.
В настоящий момент споры до такой степени разгорелись, что даже нельзя предсказать, как они завершатся: пойдут ли легионы сразу к Брундизию, бросив Ганника и его коллегу на произвол судьбы, или Спартак в конце концов возьмет верх над несогласными и погонится за отделившимися вдогонку с намерением покарать мятежников…
Вот какое мнение составили себе Красс и его легаты на основе полученных писем и допроса «перебежчиков».
Тотчас между ними, в свою очередь, возник ожесточенный спор. Кв. Аррий, Цезарь и группа молодых командиров, стремившихся отличиться на самостоятельных действиях, предлагала разделить Крассу войско на две части: одну послать за Ганником и Кастом в погоню с приказом уничтожить их до столкновения с Помпеем, вторую под его собственным начальством направить против Спартака, чтобы дать ему новое генеральное сражение при первом удобном случае.
Такое предложение Крассу не понравилось. По его мнению, делить войско значило ослаблять его. Поэтому полководец предлагал, испытывая намерения неприятеля, до самого вечера стоять на месте, не обращая внимания на уход части повстанческих сил. Если Спартак за целый день не сговорится со своими, то они оставят в лагере два легиона для отвода глаз, а всем остальным войском тайно покинут лагерь, пойдут вдогонку за ушедшими мятежниками и разобьют их внезапным нападением, как это Аррий сделал с Криксом.
Предложение Красса пришлось по душе далеко не всем, и они пытались его оспорить. Но тщетно. Полководец твердо стоял на своем, и П. Копсидий полностью поддерживал его.
День тянулся мучительно долго — Спартак не двигался с места… Наконец наступила нетерпеливо поджидавшаяся ночь. По распоряжению полководца армия тихо снялась с лагеря и, оставив на месте два легиона для прикрытия обозов ( с собой было взято только насущно необходимое), по заранее разведанной дороге в обход повстанческих дозоров двинулась на север.
В течение двух дней — 30 и 31 декабря — римские войска большими переходами спешили вдогонку за отделившимися повстанческими легионами и наконец настигли их у Луканского озера.
К этому времени беспокойство римского командующего достигло предела. Во-первых, расстояние, отделявшее его от Помпея, сократилось уже до самого минимума и составляло в настоящий момент каких-нибудь 100 километров. Во-вторых, как доносили разведчики и перебежчики, Спартак и его легаты, обнаружив уход римской армии, сразу прекратили все споры и двинулись на помощь своим мятежным товарищам.
Медлить было нельзя. Тотчас по прибытии к Луканскому озеру Красс приказал построить два лагеря: меньший против Каста и Ганника — его занял Аррий с 40 тысячами пехоты и 3 тысячами конницы — и другой, больший, против Спартака, в котором разместился он сам с большей частью войска.
Едва земляные работы были завершены, Красс отдал приказ Аррию начинать битву.
Последний, не колеблясь, вывел пехоту и конницу в поле, придвинул их к вражескому лагерю и стал вызывать повстанцев на битву. Ганник ничуть не смутился. В свою очередь, он вывел войска — 35 тысяч человек пехоты и 2 тысячи конницы — из лагеря и выстроил их в боевой порядок. Левым флангом для предупреждения обхода он примкнул к озеру, а всю конницу сосредоточил на другом фланге.
Аррий, старый недруг спартаковцев, гордый своей победой над Криксом, сильно надеялся стяжать себе новые лавры победителя. Но на деле все оказалось не так просто, как он рассчитывал.
В течение нескольких часов шло упорное сражение. С обеих сторон полководцы уставших заменяли свежими воинами, в критические моменты лично появлялись в боевой линии. Окруженные телохранителями, они яростно действовали мечами.
День склонялся к вечеру, а Аррий все не мог добиться успеха. Крепкая позиция повстанцев исключала возможность обхода и не давала возможности развернуть по фронту больше сил, чем они могли отразить.
Наконец, взбешенный неудачей, Красс приказал трубачам дать кавалерии, тщетно рубившейся с вражеской, сигнал «отбой». Повинуясь приказу полководца, Л. Квинкций со своими людьми начал отходить назад. Повстанцы его не преследовали — Ганник хотел дать своей кавалерии также передохнуть. Но это совсем не входило в расчеты Красса. Из оставшихся у него 7 тысяч конницы (к нему также все время подходили подкрепления) он приказал двинуть в бой отборный конный резерв.
Удара свежих сил конница Ганника не выдержала и стала отходить. Вслед за ней дрогнули повстанческие легионы и, в свою очередь, стали отступать от озера в сторону горы Каламация, находившейся в тылу.
В самый критический момент сражения (Красс уже надеялся, что удастся опрокинуть врага еще одним сильным натиском) явился Спартак со своими легионами. В развернутом боевом строю он напал на большую часть римского войска, возглавлявшуюся самим Крассом.
После этого возможности сторон быстро уравнялись, так как Аррию пришлось вскоре послать часть своих сил на помощь Крассу.
Сражение длилось еще несколько часов с большим ожесточением. Каждая из сторон отчаянно напрягала силы, борясь за победу. Но тщетно! Темнота заставила полководцев дать сигналы о прекращении битвы и отходе на исходные позиции.[50]
III
Возбужденные успешной битвой легаты собрались в палатке у Красса. Каждому было чем похвастать. Красс и Аррий, несмотря на потери, были вполне довольны исходом двойного сражения: во-первых, легионеры дрались храбро; во-вторых, враг понес потери не меньшие, если не большие; в-третьих, по слухам, Спартак лишился своего самого видного соратника — Ганника, павшего в битве.
Дошедший до римлян слух оказался справедливым: это вскоре подтвердили новые «перебежчики». Лагерь повстанцев погрузился в траур. У погребальных костров Ганника и других командиров, павших в бою, Спартак и его соратники перед всем войском говорили речи, прославляя доблесть умерших товарищей.
Особенно лестными словами все единогласно отмечали Ганника, прекрасного товарища, предусмотрительного полководца, доблестного воина, образованного человека, принявшего латинское имя Гая, несмотря на кельтское происхождение.
После траурных речей погребальные костры были зажжены. И снова, как прежде, пленные римляне с ужасными проклятиями должны были в память павших повстанческих вождей с оружием в руках вступить друг с другом в бой на глазах собравшегося гладиаторского войска…
Так завершился день. Прах павших был пересыпан в урны, которые как дорогие реликвии взяли наиболее близкие товарищи погибших с клятвой отомстить за них.
Затем все разошлись по палаткам — завтра предстояло новое сражение. А Каст и еще несколько легатов из меньшего войска до полуночи находились в палатке Спартака. Они пили вино и вспоминали самые блестящие подвиги ушедших от них навсегда боевых товарищей.
