Виктор Поротников - Игорь Святославич
Заметив, что та не очень-то скорбит по умершему мужу, пронырливый Онисим однажды ночью проник во вдовью спаленку и не вылезал оттуда больше недели. На обратном пути все мысли сластолюбца были о тех жарких ночках, но разве скажешь такое воеводе!
— Что же князь черниговский, обещал дать нам подмогу? — вновь спросил Вышеслав.
— Обещал, — кивнул Онисим, — самолично обещал.
— Ну и где же подмога обещанная? Поганые у самых стен рыскают!
Онисим пожал плечами.
— Придется тебе, мил друг, опять в Чернигов скакать, — стоя перед Онисимом с березовым веником в руках, он собирался в баню, сказал Вышеслав.
У Онисима отвисла челюсть, в глазах появился испуг.
— Ка… как же так, воевода, — пролепетал он, комкая шапку. — Я и версты не проеду, как поганые меня схватят.
— А ты постарайся, чтоб не схватили, — произнес Вышеслав тоном, не допускающим возражений.
Из княжеских покоев трусоватый Онисим вышел сам не свой. Увидев Ефимию, несущую для Вышеслава чистую рубаху и порты, злобно процедил:
— Суетитесь тут подле воеводы, умасливаете как девку красную, а ему жизнь человеческая что тебе плевок! — И застучал сапогами вниз по деревянным ступеням.
Ефимия с недоумением посмотрела подъездному вслед. Вечером на дальнем лугу, что за речкой Путивлькой, загорелось множество костров половецкого стана. В вечерней тишине далеко разносились громкие выкрики степняков.
Путивль погрузился в печаль: грозный враг стоял у самых ворот.
— Гонца в Чернигов нужно ночью слать, — сказал Борис, совещаясь с Вышеславом, — на рассвете поздно будет. Обступят поганые город, никого не выпустят.
Вышеслав согласился с тысяцким, но кого послать?
Крепкие мужики тут нужны. Юнца послать, так он заплутает в темноте, не доедет. Старец тем более.
— Может, Василису? — предложил Борис. — Дорогу она знает и на коне крепко сидит. Опять же из лука стрелять умеет.
Вышеслав нахмурился, опустил глаза:
— Только не ее. На мне и так грех за Гориславу лежит, два греха мне не потянуть.
— Тогда, может, мне попытаться? Конь у меня добрый, и сам я не промах.
— Ты мне тут нужен, — не согласился Вышеслав.
— Кого же пошлем? Онисима, что ли?
— Онисим не доедет, трусоват больно. Вот что, — добавил Вышеслав с озарением на лице, — отдай своего коня мальчонке, что из Выри к нам прискакал. Посадим его в лодку и сплавим вниз по реке мимо стана половецкого. На весла ты сядешь, а отрок коня плывущего за лодкой будет за поводья держать. Так и доберетесь до безопасного места. Путь до Сосницы обскажем мальцу, а там люди добрые помогут ему до Чернигова добраться.
Борис после некоторых колебаний согласился.
Во мраке августовской ночи с княжеского двора вышли двое мужчин и мальчик. Все трое были в темных одеждах, как монахи. Один из мужчин вел за собой оседланного коня.
В городе не было ни огонька. Темные низкие дома прятались за высокими частоколами и густой зеленью деревьев. Улицы были пустынны. Иногда за изгородями лаяли собаки, потревоженные шумом шагов.
Спустившись с холма, на котором стоял княжеский терем, путники двинулись дальше вдоль бревенчатой городской стены, идущей по верху древнего вала, заросшего густой травой и лопухами. Узкая тропинка вывела их к большой приземистой башне, стоявшей на мысу, служившем водоразделом между речкой Путивлькой и широким Сеймом.
— Кого нелегкая несет? — раздался недовольный голос в темноте с верхнего яруса башни, укрытой тесовой крышей как шлемом.
— «Перун-бог», — негромко выкрикнул пароль Вышеслав.
— «Молнии стрелы его», — прозвучал отзыв. — Ты, что ли, воевода?
— Отворяй ворота, Бермята, — приказал Вышеслав.
В чреве покосившейся башни глухо затопали по ступеням шаги.
Через несколько минут со скрипом разошлись узкие створки ворот, меж которых стоял с копьем в руке хромоногий Бермята.
— На рыбалку, что ли, наладились? А, воевода? — пошутил стражник, снимая тяжелые запоры с внешних ворот.
— До рыбалки ли нам ныне, Бермята, — проворчал Вышеслав, помогая стражнику приоткрыть ворота настолько, чтобы можно было провести коня. — Вот гонца в Чернигов посылаем.
Вышеслав кивнул на отрока.
— Не мал ли гонец? — с сомнением проговорил Бермята.
— Мал, да удал, — ответил Борис. — Он однажды уже ушел от половецких стрел.
— Ну, помогай тебе Бог, младень. — Бермята перекрестил отрока.
Выйдя из ворот башни, Вышеслав спустился по береговому откосу к самой воде и помог сойти идущему за ним мальчику. Сзади Борис понукал упирающегося коня.
В ивняке были спрятаны три лодки. Вышеслав выбрал ту, что поменьше, и столкнул на воду. По его знаку отрок забрался в лодку и сел на корме. Борис подал ему поводья, заведя коня в воду по грудь. Жеребец, фыркая, прядал ушами, слыша на другом берегу реки за дубравой ржание степных кобылиц.
Борис тоже вскочил в лодку и взялся за весло.
С тихими всплесками лодка стала удаляться, выходя на стремнину. Вскоре она исчезла в темноте. Какое-то время было слышно пофыркивание плывущего за лодкой коня и рассекание водяных струй носом утлого суденышка, затем все стихло.
Вышеслав постоял на берегу, напрягая слух, и зашагал обратно к башне.
Борис вернулся после полуночи, сообщив, что гонец ускакал в сторону Десны лесной дорогой.
— Вряд ли поганые ночью в лес заберутся, — добавил он. — К утру младень уже далече будет.
— Дай-то Бог, — с надеждой промолвил Вышеслав и перекрестился.
Весь следующий день половцы готовились к штурму путивльских стен. В их стане не смолкал стук топоров, это пленные смерды сколачивали длинные лестницы. Отряды конных степняков с утра до вечера разъезжали вокруг города, высматривая подходы.
Со стороны Сейма и оврага, промытого старым руслом Путивльки, опасности вражеского штурма не было.
Тревожился Вышеслав за восточную и северную окраины города, выходившие на ровное поле. Вал был высок, но стена совсем обветшала, и ворота не отличаются прочностью. Ров перед валом и вовсе еле заметен.
Вышеслав понимал, что половцы постараются с наименьшими потерями проникнуть в город. Скорее всего они используют свои излюбленные приемы: внезапность и поджог деревянных укреплений. Вал без стены — преграда, легко преодолимая для большого войска. А посему воевода усилил караулы. На башни не по одному, а по два стража распределил с обязательным обходом примыкающего участка стены. У всех ворот на ночь ставил по три стража с собаками. Не доверяя десятникам, Вышеслав по ночам сам обходил всю стену по кругу, проверяя, чтобы никто не спал. Сменялись стражи каждые четыре часа.
Онисим, счастливо отвертевшийся от опасной поездки в Чернигов, поступил к тысяцкому Борису в его пеший полк. И сразу стал проситься в десятники, намекая на то, что ему и по возрасту и по сословию в простых ратниках ходить негоже. Однако тысяцкий считал главным достоинством воина умение владеть оружием, а Онисим похвалиться этим не мог. Втайне-то Онисим и вовсе в помощники тысяцкого метил, но Борис, хоть и боярский сын, в помощниках держал лапотников последних, молодых и дерзких.
Онисима оскорбляло невнимание к нему тысяцкого. Ему казалось, будто Борис нарочно помыкает им, словно отроком малым, гоняет в ночные караулы и при всех за леность ругает.
«Урвал младень власти, вот и измывается как хочет! — злился Онисим. — И чего я в Чернигов не поехал, дурень?! Теперь бы сидел как у Христа за пазухой!»
В одну из ночей заступил Онисим в караул на угловой башне, с которой ни реки, ни стана половецкого не видать. И до ворот далеко — место спокойное.
«Может, и подремать часок-другой удастся», — мелькнуло в голове у Онисима.
Вдруг видит, что к нему на башню девица карабкается по шатким ступенькам. Шлем великоватый на глаза съезжает, на плечах плащ, а под ним пояс с мечом. Выбралась из люка и уставилась на Онисима как на диво дивное.
— Дядька Онисим, не признаешь меня разве? — спросила удивленно.
Не слыша ответа, девица сняла шлем.
— Василиса я, дочь боярина Громобоя. Мы с тобой соседствовали одно время, покуда дом твой не сгорел.
Онисим чуть рот не открыл от удивления. Помнил он Василису отроковицей тринадцатилетней, а, поди ж ты, какая она стала пава спустя четыре, года!
— Тебя, Васса, и не узнать, — осклабился Онисим и тоже снял шлем. — Красавица стала писаная! Где отец-то твой?
Василиса вздохнула печально и присела на приступок.
— Сгинул мой тятя вместе с войском князя Игоря.
— Ох, горе тяжкое! — посетовал Онисим и присел рядом. — Ты-то зачем в войско подалась?
Василиса взглянула на него:
— Ратников же не хватает. Кому-то город защищать надо.
— Это верно, — закивал Онисим, а сам так и шарил взглядом по девичьей фигуре, облаченной в мужскую длинную рубаху и порты, заправленные в сафьяновые цветастые сапожки.
