Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 - Нелли Шульман

– Однако они тоже были заключенными, – вздыхала Лаура, – поэтому они мне помогли…  – в письме мадемуазель Данута сообщала, что скоро перебирается в Мон-Сен-Мартен:

– Где сейчас Симон, мой духовник…  – Джо вытер лицо рукавом свитера, – может быть, поехать туда, исповедоваться? Но рядом будет Данута, я не смогу избежать соблазна…  – он не сказал о своей работе на СССР ни одному священнику, ни в Конго, ни в Париже:

– О Дануте я упомянул, – вчера Джо ходил на мессу в церковь Сен-Сюльпис, – святой отец велел мне венчаться, а не поддаваться соблазнам плоти, как нынешняя молодежь…

Его соблазн плоти сейчас был совсем не во Франции, а в Конго. Джо увидел ее руки, уверенно лежащие на руле виллиса, собранные в хвост кудрявые волосы, докторский саквояж на заднем сиденье машины:

– Сабина сшила ей в подарок. Ева скоро прилетит в Африку. Они будут заниматься сонной болезнью и программой вакцинации. Когда мы…  – он подышал, – когда мы были помолвлены, я знал обо всех делах Маргариты, она мне писала. Я тоже посылал ей весточки, несколько раз в неделю…  – он понял, что с Данутой думает именно о бывшей невесте:

– Русские нашли похожую девушку, – Джо поднялся, – они свое дело знают. Но мне все равно, я хочу тепла, хочу, чтобы меня любили…  – он взялся за открытый саквояж. Наверху, среди рубашек и носков лежало его служебное оружие, бельгийский браунинг:

– Надо съездить в банк, положить пистолет в ячейку, пока я в Париже…  – на Джо пахнуло фиалками. Мягкая рука коснулась его руки:

– Давай мне вещи, милый…  – мать носила тартановую пижаму и старый халат из шотландки, – я все приведу в порядок, с пуговицами и вообще…  – темные глаза спокойно взглянули на Джо:

– Ты, наверное, хочешь оставить браунинг в банке…  – Лаура погладила его по смуглой щеке:

– Я обо всем позабочусь, позвоню им. Отдыхай, мой милый сыночек, ты устал…  – Джо был выше матери. Обняв ее, он уткнулся лицом куда-то в шею:

– Словно в детстве, когда мы приехали в Париж. Я тогда так хотел, чтобы мама выздоровела. Я всегда просил у Бога именно этого. Теперь ей, кажется, лучше…  – он тихо шепнул:

– Спасибо тебе, мамочка…  – Лаура постояла, покачивая сына, едва заметно улыбаясь.

Хана приехала к воскресному обеду на набережной Августинок прямо из близлежащего госпиталя Отель-Дье. Краузе начал вставать и ходить по палате. Она привезла адвокату свежие круассаны и попросила медбрата заварить кофе. Медбрата который день успешно изображал месье Ламбер, Механик:

– Меня мальчишкой угнали на работы в Германию, в Мюнхен…  – хмуро заметил он Хане в курилке, – я тогда еще действительно трудился механиком на заводах Ситроена. Я хорошо говорю по-немецки…  – он кинул сигарету в урну, – но месье Адвокат об этом не догадывается. Если он куда-то позвонит, если кто-то его навестит, мы все немедленно узнаем…

Хана поняла, что после отъезда Краузе в Германию месье Механик вернется к своим обычным обязанностям:

– Он тоже покинет Париж…  – Хана оглядывала антикварный фарфор тети Лауры, – он упоминал, что его новое задание случится совсем не во Франции…  – больше Механик ничего не говорил, а Хана не спрашивала:

– Меньше знаешь, лучше спишь, – напомнила себе девушка, – я не имею права сообщать о нападении на Краузе даже семье…  – услышав о ее будущем визите в Гамбург, Краузе обрадовался:

– Я позвоню приятелям, вам…  – он слегка запнулся, – снимут квартиру в хорошем доме рядом с гаванью. У вас…  – Хана видела, что он хочет сказать совсем другое, – будет балкон, как в апартаментах, где мы познакомились…  – Хана понимала, что Краузе рассчитывает на приглашение:

– И не к обеду или ужину, – угрюмо подумала девушка, – он платит за комнаты и въедет туда с багажом…  – Хана ласково пожала его руку:

– Я буду рада видеть вас моим гостем, милый. Мы с вами друзья…  – девушка поглаживала его ладонь, – очень близкие друзья, Фредерик…

Хану немного затошнило, однако девушка вздохнула:

– Какая разница? Одним больше, одним меньше…  – ей отчаянно хотелось забыть об Аароне, но ничего не получалось:

– Я все время думаю, что это он со мной…  – сидя в парадной столовой квартиры, Хана незаметно покусала губы, – с ним мне было хорошо, а с остальными только хочется больше никогда их не видеть…  – она не сказала тете Марте о записке, полученной от президента:

– Узнай ФБР о таком, меня не оставят в покое. Я не хочу, чтобы за мной следили…  – конверт от Кеннеди она сожгла в ванной номера в Le Bristol, – все можно и нужно сохранить в тайне…  – на главном почтамте Парижа, из будки автоматической связи, она позвонила на номер, указанный в записке:

– Бостонский телефон…  – ей ответил мужской голос с таким, как у Кеннеди, акцентом, – наверное, его доверенный человек…  – Хана сказала, что вернется в Америку в июне и будет рада встрече.

Она кинула косой взгляд на лицо брата:

– Джо отдохнул. Тетя Лаура вокруг него чуть ли не на цыпочках ходит, приносит ему кофе в постель…  – за весенним супом из спаржи и молодым цыпленком, они говорили о погоде:

– Дожди вроде закончились, – весело сказал Пьер, – самое время достать наши велосипеды из кладовки. Там и твой стоит, Хана. Со времен коллежа Севиньи ты не выросла, – подросток широко улыбнулся, – ты сможешь им пользоваться…  – они хотели поехать на велосипедах в Булонский лес:

– Устройте пикник, – Лаура кивнула, – прогноз обещает тепло. Отличная погода для путешествия, милые…  – пистолет сына она надежно спрятала в тайник, устроенный в шелковой обивке ее дорожного саквояжа от Goyard. Ловкие руки Лауры порхали над тканью:

– Мишель научил меня делать такие тайники в сорок первом году, в Бретани…  – Лаура знала, что старший сын не поинтересуется, оказался ли его пистолет в банковской ячейке:

– Джо мне доверяет и правильно делает. Я его мать, я не обману сына…  – Лаура рассчитывала отнести оружие в банк после возвращения с глухой фермы у датской границы. Сначала ей надо было добраться до Гамбурга и, как думала женщина, осмотреться:

– С Моллер мне пистолет не понадобится, то есть стрелять я из него не буду…  – она налила себе кофе:

– Я боюсь, что мне придется ненадолго вас оставить, милые…  – небрежно заметила Лаура, – я тоже уезжаю…  – Джо даже положил вилку. Лаура взглянула на изумленные лица сыновей и Ханы:

– Они удивились, но они рады. Они считают, что я выздоровела, но я никогда и не болела…  – Пьер отозвался:

– Здорово! Куда ты едешь, мамочка…  – яркое солнце заиграло в ее полуседых, аккуратно уложенных волосах:

– Навестить старых знакомых, – невозмутимо ответила Лаура, – встретиться с товарищами по оружию.

Бельгия

Мон-Сен-Мартен

На дубовых половицах передней дома Гольдбергов громоздились саквояжи. Гамен ошалело скакал среди вещей, залезая в плетеную корзинку с провизией, обнюхивая стянутый ремнем пузатый чемодан. Пес тащил за собой кожаный поводок. Из приоткрытой на улицу двери доносилось урчание автомобильного мотора.

Высокая, темноволосая девочка стояла посреди прихожей, шевеля губами:

– Чемодан, саквояж папы, саквояж мамы Лады, игрушки Мишель…  – Роза Гольдберг крикнула:

– Элиза! Где игрушки, спускай их сюда! Мы через четверть часа уезжаем, хватит копаться…  – Роза, старше сестры на полчаса, никогда не забывала об этом упомянуть. На площадке второго этажа блеснули светлые локоны:

– Не ори, – довольно любезно сказала младшая Гольдберг, – здесь не рыбный рынок в Остенде. Вот игрушки,