Святослав Рыбас - Красавица и генералы
- Ой, дитятко, шо с тобой?-закричала Хведоровна.
- Глаза! - простонал Макарий. - Печет.
Его глаза превратились в горящие угли, и огонь охватил весь мозг.
Хведоровна попробовала оторвать его руку. Огонь вспыхнул еще нестерпимее. Она прижала его голову к своему большому животу, стала сзывать всех.
Макарий затих под ее защитой, и огненный круг немного пригас. Спасительная темнота снова охватывала его.
- Братка, что с тобой?-услышал он голос Виктора.
- Это солнце, - сказал Макарий.
- Ты видел солнце?
- Кажется, видел.
- А ну давай, братка! - Виктор крепко взял голову Макария и повернул ее к солнцу. - Смотри!
Сквозь веки снова ударила жгучая боль. Он вскинул руки к глазам, защищаясь от пробившегося света.
Хведоровна завязала Макарию глаза, утешающе бормоча, как ребенку:
- Макарушка, золотце... Зараз пройдеть...
Лишь ночью он снял повязку, вышел во двор и снова посмотрел вверх. Над ним было небо, мерцали звезды, будто ласково вглядывался в него Господь. "Боже! - подумал Макарий. - Боже, ты спасаешь меня..."
Зрение вернулось к нему. Он не верил своим ожившим глазам и разглядывал каждую мелочь, попадавшую под руку. Господь заново показывал ему красоту земли, но к радости с первой же минуты пристала печаль.
Да, и облака, и цветы, и деревья, и мокрый плетень, и стелющийся над летовкой дым, и страшный степной простор, наполнявший ликованием душу, - все это вернулось Макарию, только не вернулись его родные, они стали другими. Старость и неуверенность мучили их. Даже брат, маленький Витя, теперь закаменел, в нем было отчетливо видно, что он побывал на войне.
Война горевала и выглядывала отовсюду, угнездившись в людях. И Павла испуганно смотрела на него. Он сбрил бороду, стал молодым, а она осталась такой, как была всегда. После первого потрясения Павла простодушно приписала чудо своему уходу за Макарием. "Это я спасла, обогревала, ласкала! говорили ее карие очи, следившие за ним. - Что ж ты не смотришь в мою сторону?"
А Макарий вправду не смотрел. Он мечтал взяться левой рукой за рукоятку "газа" и улететь.
Нина принесла весть, что немцы капитулировали на Западном фронте, у них революция, и они убираются восвояси. Да, союзники им наконец вложили, и будь с ними Россия, то, кто знает, может, получила бы проливы и Константинополь, избавилась от усобиц. "Покрыты костями Карпатские горы, озера Мазурские кровью красны..."
Нина подняла руку и провела пальцами по виску Макария, улыбаясь его прозрению, забыв о Германии и войне. Но эта зеленоглазая женщина, с твердым взглядом, гладкой прической, крепкой грудью, вызывала в нем любопытство только потому, что она была похожа на прежнюю Нину. Это она организовала рудник, договорилась с Вавилоном разных людей, цапнула брата? Бог с ней.
Но что за силы вольются в каменноугольный бассейн, когда уйдут немцы? Вот вопрос. Ты говоришь, Нина, что в Екатеринодаре с августа добровольцы и их поддерживают союзники?
Павла сбросила с конторки несколько тарелок, не желая, чтобы он долго беседовал с Ниной.
- Сказылась?! - воскликнулаХведоровна.
- Ой, мама! - насмешливо ответила Павла - Шо це буде?
- Не мешай нам, Павла, - сказал Макарий. - Скоро война к нам придет, а ты тут лезешь с глупостями.
Однако им ли Павлу остановить? Надеяться ей не на что, разве на то, что ему снова отшибет зрение и он сделается беспомощен. Из почти полнокровной хозяйки она опять превратилась в работницу.
- Чим же я тебе не вгодыла? - спросила она. - Чего ты вид мэнэ за войну стал хвататься?
- Чертова баба? Говори, да не заговаривайся! - крикнул Макарий.
Нина неопределенно улыбнулась. Она, конечно, все знала. И спокойно смотрела на простодушную Павлу, как будто она была корова или лошадь.
Павла стала собирать черепки. Бубнила, что пусть она чертова баба, но свое дитя не бросала, никого не предавала, с немцами не водилась.
Нина вышла из горницы. Хведоровна согнулась рядом с Павлой, упершись левой рукой в колено. Анна Дионисовна осталась сидеть за столом, но укоризненно качала головой.
Макария осуждали. У них была своя жизнь, он ее не видел и вольно или невольно разрушал, отойдя от Павлы.
Но Макарий уже не хотел жить с ней.
И так же, как уход немцев должен был привести к тому, что на их место непременно должна была ворваться одна из двух сил, либо добровольцы, либо красные, точно так же пробуждение Макария должно было вызвать к неведомым изменениям. Макарий мог погибнуть, ибо стал годным к войне, а хутор мог лишиться последней опоры - чужой работящей Павлы. И ничего хорошего пока что не ждали.
Пришли красные. Вернулись Москаль, Рылов, Миколка, и жизнь Игнатенковых стала зависеть от них.
Москаль обещал заступничество. Рылов грозил в случае измены решительно расстреливать, а Миколка открыто сулил рассчитаться с братьями за все.
Но война на истребление, по-видимому, кончилась, Москаль и Рылов озабочены добычей угля, а не местью. Москаль спрашивал о Нине. Она была им нужна для хозяйственной работы, которую они не знали и не любили. А Нины не было, она предпочла не рисковать и сейчас находилась либо в Ростове, либо в Новочеркасске, вне пределов досягаемости.
- Да не тронули б ее! - сказал Рылов. - Невелика птица, пусть жила б.
Поздним декабрьским вечером они с Москалем приехали из поселка и ужинали густой куриной лапшей. У Рылова рука была на подвязке - перебитая ключица не срослась. Он исподлобья поглядывал на братьев, явно понимая, что они думают о нем, и с аппетитом жевал, отчего шевелились кости на впалых висках.
Может быть, и не тронули бы. Но какой смысл Нине работать на него?
- Вы всегда хотели разрушить Россию, - вдруг ответил Макарий. - Вы своего добились.
- Сейчас мы защищаем Россию, - возразил Рылов. - Это мы до октября семнадцатого долбили вашу гнилую империю. А разрушают ее ваши Красновы и Деникины. Вы ни черта не смыслите в политике. За Красновым - немцы, за Деникиным - англичане и французы...
- Макарий, не спорь, - попросила Анна Дионисовна. - Ты ничего не докажешь.
- Конечно, он по-прежнему слеп, - сказал Рылов. - Вы все слепцы. Даже хуже слепцов! Вы будете отравлять нашу жизнь своей империей. А мы, если надо, пожертвуем хоть половиной, как в Бресте, заплатим кровавую дань, зато сохранимся.
- Ладно, Макарий, не горячись, - заметил Москаль. - Чего идти против народа? Ни капиталов, ни поместий у тебя нет.
- А вы уже от имени народа? И за него решили - кровавую дань? усмехнулся Макарий. - Сперва объявляете всю нашу историю, культуру, государственность позорным порождением, потом разрушаете государство, начинаете гражданскую войну, а потом объявляете себя патриотами и спасителями отечества. Так?
- Именно так, - кивнул Рылов, не отрываясь от миски с лапшой. - Более того, привлекаем работать специалистов и офицеров. Это революция, милейший авиатор. Нам досталась разрушенная страна. Мы ее спасем, либо она разлетится на куски.
- Лучше сразу на куски, - сказал Макарий. - Ведь вы ее не любите, у вас все равно ничего не выйдет.
- Любим, любим, - ответил Рыдав. - Дайте же поесть! Однако же.
Через минуту он вспомнил что-то и обрушил на Макария высказывание лорда Бисконфилда.
Надо было связать воедино белогвардейские идеалы, английскую помощь и борьбу красных. В огромной, великой и могучей России, катящейся подобно глетчеру по направлению к Персии, Афганистану и Индии, англичанин видел самую грозную опасность для Великобританской империи.
И Рылов поднял вверх ложку.
Выходило - Рылов стоял за могучую Россию. И опровергнуть это было трудно.
Но как можно было сказать, что он раньше был за поражение России? Разве с родиной так можно? Значит, можно?
Поручик Макарий Игнатенков и его брат, доброволец-первопоходник Виктор, потрясенные, молча смотрели на худощавого инвалида с подвязанной рукой, словно должен был последовать им приговор. И не страх за свою шкуру сомкнул им уста, а страдание.
- Ну что стоите, как Иисусы? - спросил Москаль. - Переходите к нам. Теперь нам вместе быть.
Он встал и, по обыкновению ссутулив вислые плечи, подошел к братьям, толкнул в плечо Макария.
- Ну как? С нами?
Вдруг Павла кинулась к Рылову и начала жаловаться на Макария, что он не живет с ней, просила приказать ему жить с ней, как и раньше. Наверное, ей пришло в голову, что отныне все сосредоточилось в руках Рылова, что он отдаст ей, вечной труженице, то, что давно ей принадлежало.
Но Рылов засмеялся, спросил, зачем он тебе нужен, Павла, у нас не будет никакой собственности, все будут вольными людьми, живи, с кем хочешь.
Она заохала, закивала головой и повернулась к Макарию.
- Не бросай мэнэ, - сказала она. - А бросишь - я Миколе скажу. Он такой лупцы даст, что знову в очах потом ноет.
