Михаил Ишков - Траян. Золотой рассвет

Зия зарыдала.

— Не плачь. Поверь, я охотно взял бы тебя с собой.

— Все вы из породы псов! Стоит только опасности дохнуть на вас, как вы тут же поджимаете хвосты.

— Зия, — нисколько не обидевшись, спросил Ларций, — ты правда хочешь, чтобы я увез тебя в Рим? Тебе не страшно оставить родину?

Девушка фыркнула.

— Родину! Когда ваши легионеры явятся сюда, что будет с моей родиной?

Она села в кровати. Ларций не удержался и ласково провел ладонью по ее спине. Кто бы мог подумать, что за какой‑то месяц эта женщина станет необыкновенно дорога ему. Он вспомнил о Волусии. Что Волусия! Дело мертвых оплакивать свою участь, дело живых жить, испытывать страсти.

Неожиданно Зия повернулась к префекту, легла, прижалась большой мягкой грудью к его груди, почесала шерстку возле соска. Начала шептать, путая дакские слова с немногими латинскими, которые успела освоить.

— У меня никого не осталось. Брат погиб в первый военный год, отец во второй. Мать сгинула. По приказу жрицы мы спрятались в урочище, в пещере, там ваши псы отыскали нас и продали скупщикам.

Она отодвинулась от мужчины легла на спину, слегка всхлипнула и вновь вперемежку заговорила.

— Я дала обет никого не подпускать к себе. Мы с подругами поклялись, что убьем каждого, кто коснется нас, затем покончим с собой. Когда нас поймали, начался шум, солдаты громко ругались, едва не передрались между собой. Потом появился скупщик, и нас погнали в сторону Даоус — Давы. Там нам связали руки и ноги, посадили в повозки и повезли в сторону Реки. На ночевках торговец и его слуги зорко следили за нами. Один из них, дак, объяснил, что за нетронутых дороже дадут. Мы все плакали. Стоило кому‑нибудь из ваших псов приблизиться к загону, где нас держали, их отгоняли бичами. Когда переехали через Данувий, торговец пригласил лекарей…

Она зарыдала еще отчаянней.

— Зачем? — не сразу понял Ларций.

— Они проверили, девственницы ли мы? Мы все были предназначены стать жрицами богини — матери. В трудную минуту из нас выбирали посланницу, которая отправлялась на небо, чтобы передать просьбу народа. Это великая честь для нас и для наших семей.

— Вас тоже должны были бросить на копья?

— Нет. Мы воспаряли в пламени костра. О — о, как я мечтала попасть на небо, как блюла себя, а тут явились, схватили, раздвинули ноги. Ваш римский псиный лекарь заглянул, потрогал пальцем и объявил — годна. Все годны. Торговец едва не заплясал от радости.

Наступила тишина.

Прервал ее Ларций

— Странный вы народ. Один возмечтал убить императора, теперь купается в золоте, другая готова была вспрыгнуть на небо, теперь ублажает римского пса и горюет о том, что не посчастливилось сгореть в священном пламени. Зия, я готов дать тебе свободу. Дам денег. Ты сможешь спрятаться, перебраться на другой берег Данувия.

Зия перевернулась на живот, приподнялась на локтях. Слезы на ее лице мгновенно высохли.

— Куда я пойду? — спросила она. — Где спрячусь? Ты готов дать мне свободу! Наградить! Что я буду делать с твоей наградой, если ты решил бросить меня здесь на растерзание вашим псам, нашим псам, тем, этим. Предлагаешь откупиться от насильников золотом? Или этим, оскверненным тобой священным даром?!

Она просунула руку под живот, похлопала себя по священному дару.

— Не груби, — вздохнул Ларций. — Нет моей вины в том, что Децебал запретил мне брать с собой слуг. Он сказал, я и без них ни в чем не буду нуждаться.

Зия жарко зашептала.

— Я готова последовать за тобой тайно. Ты примешь меня за Данувием?

— Из Сармизегетузы не выскользнешь.

— Я выскользну. У меня здесь есть родственники. Они готовы на все, чтобы я только сгинула с глаз и не позорила род. Они верят Децебалу. Они пьют пиво и твердят, что на этот раз обязательно расколотят лбы римским собакам. Если они победят, пилофоры заживо зароют меня в землю как нарушившую обет. Я даже представить себе не могу, что со мной станет, когда холодная земля сомкнется надо мной.

— А сгореть в пламени лучше?

— Сравнил!.. Пламя — дело чистое, святое, и мать — богиня не даст в обиду посланницу, а помирать в земле, когда к тебе начнет сползаться всякая нечисть, чтобы попробовать мою плоть, погрызть мои косточки…

Она передернула плечиками, потом вновь страстно прижалась к Ларцию.

— Ларций, — она впервые назвала его по имени. — Господин мой, скажи, как мне быть? Что делать? Мне кажется, я понесла. У меня будет ребенок.

Лонг от неожиданности сел в постели. Горло перехватило.

— Что молчишь? — спросила Зия.

— Помоги мне, — тихо выговорил Ларций, — и я попытаюсь спасти тебя.

— Как я могу помочь?

— Мне нужен сильный яд.

Зия отшатнулась.

— Ты хочешь убить себя?

— Нет. Не я, но тебя это не касается. Не такие уж мы псы, как это представляется твоим соплеменникам.

— Да, ты не пес! — Зия неожиданно и очень плотно прижалась к обнаженной спине мужчины. Тот даже плечами от удовольствия передернул. — Ты — медведь. Однолапый и мохнатый.

Она просунула руку под его мышкой и провела по густой шерстке на груди, потискала обрубок. У Ларция слезы на глазах выступили.

Поласкав мужчину, Зия вполне трезво пообещала.

— Яд я достану. Я сведуща в снадобьях. Умирать будет не больно. Стоит только растворить его в вине и выпить. Заснешь навеки. Но зачем он тебе?

— Если Децебал потребует от меня нарушить присягу… Если мне будут грозить пыткой, я лучше умру. Достань мне яд не позже послезавтрашнего дня. И никому ни слова. Потом постарайся выбраться из Сармизегетузы и доберись до Данувия. У моста шепнешь нашим мое имя и должность. Скажешь — префект Ларций Корнелий Лонг. Повтори.

Зия повторила.

— Запомнишь?

— У меня отличная память. Девичья.

— Не хвались.

— Я не хвалюсь, мой медвежонок. Я благодарна тебе за то, что ты спас меня от гнусной смерти. Я сделаю все, как ты скажешь.

Ларций одним рывком поднял девушку и посадил к себе на колени. Припал губами к уху, сначала пару раз куснул за мочку — Зия рассмеялась, — потом шепнул.

— Но отправиться в путь ты сможешь только тогда, когда получишь условный сигнал.

— Какой?

— Махнут белым покрывалом в западном окне башни, где содержится легат.

— И что?

— И ничего. Отправишься в путь. Доберешься до Данувия. Там отыщешь декуриона Комозоя и передашь ему, что в окне махнули белым покрывалом.

Зия засмеялась.

— Что же это за тайна такая — махать тряпкой. Скажу я эти слова, а если окажется, что это служанка стряхивала простынь, что со мной будет? Послушай, медвежонок, у меня нет выбора. Раз боги приклеили меня к тебе, значит, я буду верна тебе. Скажи, что я должна передать Комозою?

Ларций некоторое время размышлял, потом признался.

— Я сам не знаю. Ты достань яд.

Глаза у Зии расширились.

— Лонгин хочет отравить нашего царя?

Утром, когда Ларций отправился к легату, чьи апартаменты помещались на верхнем этаже, Зия вышла из спальни префекта, спустилась по ступенькам, выскользнула во двор и, таясь, метнулась к зданию дворца. Там, у боковой двери ее ждали, провели к царю.

Децебал лично допросил Зию.

— Ты утверждаешь, что Лонгин собрался отравить меня?

— Так сказала Железная лапа.

— Ну‑ка, давай с самого начала.

Зия дословно передала царю ночной разговор. Когда она закончила, он пожал плечами, потом разрешил ей удалиться. На прощание напомнил.

— Ты хорошо послужила Матери — богине, Зия. Тебя не зароют в сырую землю живой. После нашей победы ты будешь достойна вознаграждена, но если ты обманула меня…

Глава 3

Никогда прежде Ларций Корнелий Лонг не мчался с такой скоростью, как в те весенние дни 105 года. Менее, чем за сутки он и сопровождавшие его дакские всадники добрались до Аполлодорова моста. Там его передали римской страже. В короткой доверительной беседе с комендантом крепости, возведенной на левом берегу Данувия, префект предупредил коменданта и присутствовавшего при разговоре Валерия Комозоя о возможном появлении его рабыни, передал пароль и попросил предупредить стражу о том, что в случае опасности они должны в любом случае отбить Зию. Заметив ухмылку на лице декуриона, предупредил.

— Это наша лазутчица. Ее нельзя ни о чем расспрашивать. Немедленно препроводите ее в Рим к императору.

Декурион посерьезнел, кивнул.

Далее помчались еще быстрее. Комендант выделил специально предназначенных для императорских эстафет лошадей и те иноходью понесли Лонга и сопровождавшую его охрану в сторону моря. В порту Сении пришлось приструнить коменданта порта, посмевшего возмутиться требовательностью посланника — подавай ему, видите ли, самый быстрый корабль. Ларцию приходилось иметь дело с подобными мальчиками из сенаторских семейств, мнящих о себе в величинах по меньшей мере консульского достоинства. Он предупредил его, что пошлет одного из своих сопровождающих нанять частный корабль. Если тот переправится на италийский берег быстрее, чем он, посланец Лонгина, мальчишка ответит не только своим имуществом, но и жизнью.