Светлана Бестужева-Лада - В тени двуглавого орла, или жизнь и смерть Екатерины III
— Да, моему сыну повезло с супругой, — с облегченным вздохом прошептал король. — Меня Господь лишил такого счастья. Первая жена, упокой, боже, ее грешную душу…
Он закашлялся, и Екатерина Павловна ласково положила свою тонкую, изящную руку на его, распухшую и изуродованную болезнью:
— Вам вредно много разговаривать, дядюшка. Тем более, о грустных вещах.
— Дитя мое, а о чем же мне говорить? Да и времени мало: скоро я замолчу навсегда… Так вот, о моей первой жене, матери вашего супруга. Я взял ее из Брауншвейгского дома, поверив ее отцу-герцогу, что его старшая дочь — сама невинность и кротость, и что она родит мне много здоровых детей. Только после свадьбы я узнал, что трое братьев моей юной супруги страдают слабоумием, а младшая сестра — совершенно неуправляема. Удивительно, что Вилли родился совершенно здоровым…
Екатерина Павловна вспомнила мрачный и загадочный дом принцессы Августы в Ревеле, все связанные с ним сплетни и легенды, и поежилась. Дух несчастной женщины словно преследовал ее.
— Августа была прелестна, как котенок, — продолжал бормотать король, — блондинка, с большими голубыми глазами, свежим ротиком… Сама невинность. Потом я узнал, что ее отец старался как можно быстрее сбыть дочку с рук, потому что при его дворе не было мужчины, с которым она бы не кокетничала. За свадебным столом она хохотала во все горло и вела себя, как пьяный моряк. А потом котенок обернулся кошкой — неразборчивой, похотливой, злой кошкой, с которой невозможно было поладить…
«А ты бил ее смертным боем, — подумала Екатерина Павловна, прикрыв глаза, — так, что несчастная вынуждена была просить о защите русскую императрицу».
— Она доводила меня до исступления своими выходками, а потом с воплями носилась по дворцу, жалуясь всем подряд, что я ее истязаю, — продолжал король, словно в ответ на мысли невестки. — Да, я отвесил ей пару оплеух, но она довела бы до этого и святого. По сей день не знаю, от кого она родила двоих наших младших детей. Да, я был у нее первым мужчиной, но не последним… совсем не последним… Дай мне воды, дитя мое.
Екатерина Павловна поспешила выполнить просьбу свекра. Тот сделал несколько жадных глотков, закашлялся и в изнеможении откинулся на подушки.
— А потом она втерлась в доверие к русской императрице, наплела ей невесть что и меня вышвырнули из России… Вместе с тремя детьми… Их нежная мать пальцем не пошевелила, чтобы оставить детей себе, они мешали ей развлекаться… Мне сочувствовала только моя бедная сестра: она сама была замужем за сумасшедшим развратником…
«Боже, — ужаснулась Екатерина Павловна, — ведь он говорит о моем отце!»
— Да и старуха-императрица меняла любовников чуть ли не еженедельно… Развратный двор, погрязший в грехе, изгнал меня, как самого закоренелого грешника, хотя, видит Бог, я не делал и десятой доли того, в чем меня обвиняли… Когда я узнал о смерти Августы… да, тогда я совершил смертный грех, я обрадовался этому известию… Я был свободен, наконец, свободен. И мог найти достойную женщину, чтобы она заменила мать моим сиротам… Пить, ради бога, дай мне пить!
«Это — начало агонии, — мелькнуло в голове Екатерины Павловны. — Нужно позвать врача и пастора!»
— Не зови никого, дитя мое, — снова словно прочел мысли невестки умирающий. — Что я могу сказать священнику? Что грешен? А кто из нас без греха? Даже моя добродетельная сестрица, твоя матушка… Когда я уезжал из России, то подарил ей флакон одного снадобья… Я купил его у маркитана во время одной из войн. Негодяй клялся, что этот яд действует быстро и безболезненно, не оставляя следов. Софи умоляла меня отдать ей этот флакон, добрая душа, она боялась, что я покончу с собой…
«Софи — это моя матушка, ее ведь звали София-Доротея, пока она не стала великой княгиней Марией Федоровной. Значит, яд у маменьки был — быстрый, безболезненный, бесследный. А она всегда увлекалась химией, что ей стоило узнать, из чего состоит снадобье? Бог мой, как же она распорядилась этим страшным сувениром? Неужели моя Мария права? Неужели?»
— А моя нынешняя супруга, высокородная принцесса Шарлотта? Она добродетельна и набожна, но священная супружеская близость с ней не давала мне ничего. А когда она поняла, что небо не пошлет нам детей, то отказалась выполнять свой супружеский долг… Бог ей судья!
— Дядюшка, вам нужно отдохнуть, — сказала Екатерина Павловна, едва удерживаясь от слез. — Вы все расскажете потом.
— Потом? Потом я умру. Дорогая, ты скрасила мою старость, и я рад, что умираю на твоих руках… Нет, не зови никого, я не хочу никого видеть… Будь умницей, роди мне внука, пусть он продолжит династию. Я не хочу, чтобы трон достался моему младшему сыну… даже если он действительно мой… Прощай, Като, завтра ты проснешься королевой. Будь милосерд…
Его голос прервался, голова дернулась и король обмяк на своих подушках. Сдерживая слезы, Екатерина Павловна уложила своего свекра, как и подобает, и нежным прикосновением закрыла ему глаза.
— Упокой, Господи, душу новопреставленного раба твоего, — прошептала она.
Екатерина Павловна распахнула двери королевской опочивальни и объявила собравшимся в соседней комнате:
— Король умер.
И, почувствовав первые сильные схватки, опустилась прямо на ковер, к ногам своего ошеломленного супруга, только что ставшего королем Вюртемберга.
Глава одиннадцатая
Ее долгожданное величество
«-Итак, свершилось! Наша подопечная все-таки стала королевой.
— Да, только все королевство меньше, нежели любая российская губерния того времени. Когда она жила в Твери, власти у нее было больше.
— Не согласен, коллега. Формально власть у нее, конечно, была, но фактически… А теперь она станет абсолютной монархиней и, надеюсь, оправдает свое имя.
— В этом можно не сомневаться. Теперь все дело в том, сумеет ли Мария направить энергию новоиспеченной королевы в нужное русло.
— А также в том, сколько лет Екатерина Павловна пробудет на вюртембергском престоле. Это, по-моему, сейчас единственно важный вопрос.
— Вы правы, коллега, но, к сожалению, тут наши возможности все-таки ограничены. Мы же не можем доставить в Вюртемберг позапрошлого века современное диагностическое оборудование…
— Почему не можем? Это вполне реально.
— Технически — да, согласен. Но как все это объяснить окружающим, не скомпрометировав Марию?
— А если направить туда хорошего специалиста?
— Это мы, безусловно, сделаем, нужно только хорошенько разработать легенду и подготовить человека. Но даже самый талантливый врач все-таки не заменит современное диагностическое оборудование.
— Это верно. Кстати, почему не направили такого специалиста к свекру Екатерины Павловны? Его вполне можно было бы спасти: диагноз был ясен, как день.
— А смысл? Еще несколько лет на троне сидел бы монарх, абсолютно не желающий каких-либо перемен и способный только пыжиться от гордости, что стал королем, да еще вторым в династии, а не ее основателем. Нет, короля Фридриха никто спасать не собирался — он свое прожил и ничем не заслужил продления отпущенного срока.
— И напоследок пролил свет на таинственные отравления в семье российских монархов. Интересно было бы узнать, какой яд он приобрел у маркитана, и как распорядилась им и своими познаниями в химии Мария Федоровна.
— Как распорядилась, мы примерно знаем. Взять хотя бы смерть императора Павла — она теперь вполне объяснима. И главное — император Александр совершенно не виновен в отцеубийстве.
— Интересный поворот сюжета. Как если бы Гамлет вдруг узнал, что его отца отравила сама королева Гертруда, а все обставила так, словно убийцей был ее второй муж, брат короля?
— Это была бы совершенно другая пьеса. Не думаю, что Гамлет стал бы мстить своей матери. Скорее, отдалился бы от нее на максимально возможное расстояние.
— Что, кстати, сделал и Александр. Не зря же его Пушкин в одном из стихотворений назвал „кочующим деспотом“.
— Кочующий — да, конечно. А вот деспот… Боюсь, что солнце нашей поэзии несколько преувеличил, точнее, выдал свое желаемое за императорское действительное.
— Ну, это дела российские, а нам предстоит заниматься делами совсем иного государства. Если удастся осуществить план Марии, потомки сильно удивятся.
— Если дадут себе труд сохранить все это. Но вы правы: в девятнадцатом веке это должно произвести сенсацию. Вюртемберг окажется впереди остальной Европы лет на сто, а то и на все двести.
— Жаль, право, что Екатерина Павловна так и не смогла стать российской монархиней. Вся история могла бы пойти по другому…
