Умереть на рассвете - Евгений Васильевич Шалашов
— Так говоришь, муж у тебя на повети борону ладит? — недобро усмехнулся начальник губрозыска. — И чего врешь-то? Под статью хочешь, за укрывательство?
— Так на повети он был, борону ладил. Зубья по осени сломались, он менял, — стояла на своем Марья. — А я навоз в хлеву убирала. Куда делся — не видела.
— Значит, гражданка Муковозова, как там тебе по имени-отчеству? Марья? Ну, неважно, на допросе сама расскажешь — ты арестована.
— Как арестована? За что? — обмерла Марья.
— За соучастие в бандитизме! — веско изрек начальник уголовного розыска. Обернувшись к сотрудникам, приказал: — Гражданку арестованную сопроводите в бричку. — Увидев, что замешкались, рявкнул: — Кому сказано — в бричку!
— Товарищ начальник, ей бы собраться, — робко сказал кто-то из милиционеров: — Харчей собрать, вещички теплые, мыло с полотенцем. В тюрьму повезем, не в гости.
— Ничё, в камере не замерзнет, — хохотнул Михаил Семенович. — Двухразовое питание в исправдоме, с голоду не помрет. Живет с мужем-бандитом, пусть отвечает по всей строгости советских законов.
— Не по закону это, — вступился другой сотрудник — комсомолец Юмалов. — Нам постоянно на оперативках говорят; чтобы к задержанным и арестованным относились со строгостью, но без злоупотреблений.
— Ты кто такой, чтобы приказы начальника обсуждать? — вызверился Рябушкин. — Подстилку бандитскую пожалел? Вернемся в Череповец, я тебя на аттестационную комиссию отправлю. Под сокращение пойдешь как миленький.
— А я на вас рапорт в губком партии напишу, — пообещал упрямый милиционер. — На последней коллегии НКВД говорилось, что заложничество себя исчерпало!
— Ты мне тут о заложничестве-то не рассказывай. Гражданка Муковозова знала, что ее муж бандит! — строго сказал Рябушкин, глядя в глаза юному наглецу. — Она сама преступник!
Юмалов слегка стушевался, но продолжал настаивать на своем.
— Начальник милиции товарищ Степанов приказ отдал — быть сдержанными и уважительными к задержанным, не забывать, что они такие же граждане Советского государства. И пока вина не доказана, преступником называть нельзя!
— Степанов нам не указ! — хохотнул Рябушкин[17].
— И товарищ Исаков, наш комиссар, требует, чтобы по отношению к рядовым сотрудникам начальствующий состав был вежлив!
Рябушкин чуть не заскрипел зубами. С новым комиссаром уголовного розыска — Александром Исаковым, присланным из Белозерска, отношения не заладились сразу. Исаков — бывший народный учитель, потом фронтовик и орденоносец, терпеть не мог хамства и грубости ни в отношении подчиненных, ни в отношении задержанных.
— А как же корова? — причитала Марья. — А детки у меня малые, в городе учатся? Домой приедут, а мамки нет!
— Раньше надо было о детках думать, — буркнул Рябушкин. — И детки-то у тебя — тоже бандиты, скажи спасибо, что малолетние, иначе бы вместе с тобой в тюрьму пошли. Ладно, хрен с ней, — решил сжалиться над задержанной начальник, вспомнив, что Юмалов не просто комсомолец, а член укома РКСМ и кандидат в ряды ВКП(б). Рапорт на него накатает, не постесняется: — Першаков — отведи задержанную в дом, пусть вещи соберет. Пять минут вам!
Рыдающая Марья под конвоем пошла в дом. Увидев перевернутую утварь, раскиданные вещи, завыла. Попыталась хоть как-нибудь навести порядок, но этого ей не позволил милиционер Першаков.
— Ты, гражданочка, слышала, что начальник сказал? Давай вещички по-быстрому собирай.
— А что собирать-то? — всплеснула руками Марья. — В тюрьме никогда не сиживала, что там с собой-то брать?
Милиционер растерялся. Будь арестованная мужиком, подсказал бы: белье там, кальсоны с рубахой, штаны на смену, рубаху теплую, бритву с мылом да сухарей, а главное — табаку побольше. А с бабой — хрен знает, что ей понадобится.
— Значит, бери с собой то, в чем ходить станешь да в чем спать будешь, — придумал-таки милиционер. — Мыло бери, полотенце. Кофтенку потеплее, какую не жалко, — от стен дует. Сухари захвати, чай с сахаром. Сало можешь взять, если есть. А, кружку еще бери свою. Чай в камере из чего будешь пить? И табак тоже бери. Сама не куришь, с товарками по камере поменяешься. Табак в тюрьме на вес золота идет! Вещички в теплый платок собери, узелок будет. А платком, ежели что, и укрыться можно.
Муковозов просидел в жидком дерьме до самого вечера. Замерз до невозможности, страху натерпелся. Наконец решил, что все напасти позади, осмелился вылезти. Выглянул в щелку — во дворе столпился любопытный деревенский народ, побросавший дела ради бесплатного зрелища. Поматерившись, вышел из дома и пошел в баню. А что делать? Не ходить же в грязной и вонючей одежде.
Тимофей шел в баню, словно сквозь строй. Народ смотрел кто с презрением, кто с усмешкой. Только Славик-пасечник поддержал:
— Верно, Тимоха сделал, что бабу за себя властям отдал. Баб на наш век хватит, пущай лишние в тюрьме сидят, казенных клопов кормят! А мужик на воле должен гулять! Новую бабу возьмешь, да?
За такую поддержку хотелось убить на месте.
Конечно же, баня была нетоплена. Тимофей залил в котел пару ведер, подкинул поленьев — еле дождался, пока вода закипит, с наслаждением скинул вонючие штаны и рубаху, принялся отмываться. Смыв с себя коровье дерьмо и вроде отбив запах с помощью щелока, вышел в предбанник и только там сообразил, что не взял на смену ни белья, ни рубахи со штанами. Привык, что об этом заботится Марья. Пришлось опять веселить соседей — возвращаться домой, сверкая голой жопой. Одевшись, Тимофей Муковозов сел на любимую скамейку, закурил первую за день цигарку, призадумался. Обвел взглядом избу — беспорядок! На краткий миг озлился на Марью — почему не прибралась? Но в сердце ужалило — баба в тюрьме! А если супругу за него взяли, возьмут и Сашку с Пашкой. Муковозов был наслышан о Рябушкине… Поскотина за рекой Ягорбой, безымянные могилы тех, кого расстреляли по приказу Луки Семеновича в девятьсот восемнадцатом… От безысходности сорокалетний мужик заревел!
Проревевшись, Тимофей Мукобозов пошел ставить самовар. Напился чаю, еще разок покурил и поехал в город. А где находится уголовный розыск, он знал.
Утром в Демьянку приехал усиленный конный отряд с подводами. Деловито,
