Джон Шорс - Танцующая на лепестках лотоса
Они дошли до обширного участка, где весь подлесок был уничтожен лесным пожаром, и их проводник остановился, чтобы осмотреться. Он прожил уже больше, чем обычно живут кхмеры, и каждый раз, делая выбор, проявлял и терпение, и осторожность. Хотя большая часть громадных деревьев не пострадала, подлесок выгорел полностью, и на его месте остались лишь пепел, зола и выжженная земля — Воисанна такого никогда раньше не видела. Здесь не было слышно привычных голосов джунглей.
— Что здесь произошло? — спросила она, стоя на потемневшем от копоти валуне.
Старый проводник нахмурился.
— Молния.
— И что же нам делать?
Он смотрел по сторонам и, казалось, не слышал ее. Если идти по выжженной земле, за ними останутся хорошо заметные следы. Но если обходить это место, существенно увеличится время в пути.
— Вы можете идти быстрее? — наконец спросил он, взглянув на Воисанну и Чаю.
Воисанна кивнула.
— Тогда давайте поторопимся, — сказал он, направляясь через выжженную пустошь.
Чая вприпрыжку двинулась за ним. На мгновение Воисанна позавидовала детскому простодушию сестры. Несмотря на все ужасы и страдания, выпавшие на долю их семьи, Чая сохранила жизнерадостность. Она верила, что их близкие уже возродились в новой жизни, и не беспокоилась из-за неопределенности будущего.
Теперь сестры могли идти рядом и, хотя шли они быстро, Воисанна вдруг ощутила потребность поговорить об Асале.
— Расскажи мне, как он обращался с тобой в конюшнях, — попросила она. — Каким он тогда был?
Чая улыбнулась.
— Но ведь ты знаешь его лучше, чем я. Твой вопрос… это все равно, как если бы рыба спрашивала у кролика, как ей плавать.
— Это верно, но все-таки что ты думаешь о нем?
Чая перепрыгнула через обгоревший ствол и рукой поманила сестру за собой.
— Он приходил в конюшни всего только один раз. Он показал мне, как ухаживать за его конем и как не попасть под удар копыта, когда он брыкается. Потом он сказал мне, что я похожа на тебя. А когда я закончила чистить лошадь, мы с ним поговорили, но он, должно быть, все время думал о тебе, потому что почти не слушал меня и вдруг произнес: «Моя госпожа».
— Правда?
— Он этого даже не заметил. И только улыбнулся, когда я сказала ему об этом. Когда он уже собирался уходить, я спросила у него, почему он тебя так называет, а он ответил мне, что ты этого заслуживаешь, потому что ты хорошая и благородная. Я, конечно, сказала, что он просто сошел с ума. А он только продолжал улыбаться.
Ветер поднял облако пепла. Задержав дыхание, Воисанна поспешила вперед; на ее лице выступал пот.
— Я думаю… он относится ко мне как к своей королеве.
— Он, должно быть, просто слеп.
Воисанна усмехнулась:
— Однажды, Чая, ты тоже станешь для кого-то королевой.
— Ты считаешь, что я должна этого хотеть?
— Почему бы и нет?
— Потому что жизнь у королевы скучная. Все время сидишь на троне и ничего не делаешь, только следишь за тем, чтобы выглядеть красивой. Как папоротник какой-то. Зачем мне это надо?
Воисанна вспомнила, как они с Асалом бежали через джунгли, как занимались любовью на берегу реки. Все, что они делали вместе, было совсем нескучным.
— Как я хочу, чтобы он поскорее догнал нас! — воскликнула она. — Прошло уже слишком много времени.
— Наверное, он собирает для тебя цветы или делает еще что-то, стараясь угодить тебе.
— Надеюсь, что это так.
— Прошлой ночью, когда мы ждали у воды, я видела, как он касался украшения, которое ты ему сделала. Ты наложила на него заклятье, это точно. Очаровала чама.
— Он мужчина, Чая. Просто мужчина.
— Мужчина, который называет тебя «моя госпожа», наверное, для тебя настоящий король. И уж никак не просто мужчина.
Воисанна заметила на земле обгорелый панцирь черепахи и подумала о том, сколько животных погибло в огне. Запыхавшись, она замедлила шаг, позволив их проводнику уйти вперед.
— А знаешь, о чем я мечтаю, Чая?
— О чем?
— Чтобы он стал отцом моих детей.
Чая резко остановилась, и вокруг ее ног поднялось облачко пепла.
— Тогда нам не нужно было уходить. Мы не должны были оставлять его одного.
«Я знаю, — подумала Воисанна. — Я покинула его ради тебя, тогда как мне нужно было отправить тебя с проводником, а самой остаться».
— Что? — спросила Чая.
— Ничего.
— Говори уже.
— Просто… я чувствую, как с каждым шагом все более отдаляюсь от него. Я бегу на север, хотя на самом деле меня тянет на юг.
— Тогда давай побежим на юг.
Воисанна покачала головой.
— Если бы я могла, я бы взяла в руки саблю. Я бы с боем прорывалась к нему. Я не боюсь. Но… раз я не могу этого сделать, то сделаю то, о чем просил меня он. Я буду молиться, я пойду на север. А когда наконец снова увижу его, то использую всю свою силу и всю любовь, чтобы дать ему то, чего он хочет.
Чая указала на проводника, который ушел уже далеко вперед.
— Он хочет, чтобы мы поторапливались.
— Иди. Я за тобой.
— Но почему?
— Потому что я хочу оставить ему послание. Здесь, прямо на почерневшей земле.
Чая кивнула и резво побежала вперед. Воисанна опустилась на колени и поднесла указательный палец к поверхности земли. Надавливая им, она написала на слое пепла и копоти:
Я прошу тебя только об одном, любовь моя. Где бы я ни оказалась, ты должен идти. И пусть боги дадут тебе крылья. И пусть они позволят мне вновь увидеть тебя.
Слезы Воисанны падали на пепел, оставляя на нем следы. Она поднялась на ноги. Хотя она вся дрожала, мысли гнали ее вперед, через эту выжженную местность, которую им было необходимо пройти.
* * *Над ним возвышались статуи богов — каменные изваяния, покрытые золотом. Казалось, что они перешептываются в темноте на языке небесном, слишком возвышенном, чтобы он мог его понять. Боги наклонялись к нему. Хотя лица их выражали жалость, они ничего не предпринимали, чтобы освободить его. Путы его оставались целыми, боль продолжала терзать его. Он стоял у деревянного столба со связанными за спиной руками, не падая только из-за веревок, которые обхватывали его ноги, пояс, руки и грудь.
Один глаз у него заплыл, тело в сотне мест пронизывала боль, и Асал мечтал, чтобы боги освободили его от пут или от страданий — желательно и от того и от другого, хотя избавиться от чего-то одного тоже было бы неплохо. Он про себя просил усмехающиеся фигуры сделать хоть что-нибудь, но тщетно. Закрыв глаза, он попытался снова провалиться в забытье. Вдруг послышались голоса, а в голове гулким эхом отозвались чьи-то шаги.
— Воисанна? — произнес он, по крайней мере, ему показалось, что произнес.
В лицо ему плеснули водой. Он поперхнулся и повернул голову в сторону. Кто-то наотмашь ударил его по щеке. Его снова облили водой, после чего раздался голос — голос короля. Асал пытался как-то уклониться от этого голоса, убедить себя, что на самом деле не слышит его, однако вода вернула его к действительности. Боги, похоже, отдалились от него. Сейчас он видел их более отчетливо — то были статуи, украденные в храмах и перенесенные сюда, в тускло освещенный подвал. Но они были слишком прекрасными и драгоценными, чтобы здесь собирать на себе пыль.
Здоровым глазом Асал увидел Индравармана. Король показался ему еще большим, чем был на самом деле, даже несмотря на то, что он стоял рядом со статуей одного из богов. Позади него находились По Рейм и два стражника в полном боевом облачении. По Рейм улыбался.
Асал дернулся, но едва сумел пошевелиться. Это усилие вызвало новую волну боли, захватившую голову, плечи, живот и пах. Неповрежденными казались только руки и ноги, хотя, стянутые веревками, они онемели.
— Ты, должно быть, удивлен, что мы здесь, — с бесстрастным выражением лица сказал Индраварман, делая шаг вперед.
Асал вновь попытался освободиться и напрягался до тех пор, пока комната не поплыла перед его глазами.
— Мы здесь потому, что многие из моих людей восхищаются тобой. И я не хочу, чтобы они слышали твои вопли. Здесь, в недрах королевского дворца, тебя никто не услышит, ты станешь немым, каким и должен быть. Никто не знает, что ты в заточении, так что никому и в голову не придет спасать тебя — ни твоим людям, ни богам и ни мне, разумеется. Если хочешь, можешь молиться. Только боги тебя не услышат. Они не слушают каких-то мошек, ползающих у них под ногами, а ты — лишь жалкое насекомое.
— Мои люди…
— Молчать! — проревел Индраварман и снова наотмашь ударил открытой ладонью Асала по лицу. — Я скажу тебе, когда ты сможешь говорить! Человек, который пытался украсть у меня мою женщину и одурачить меня! Она все рассказала мне о твоих планах, рассказала, умоляя о прощении и плача. Я дал тебе все, о чем может мечтать мужчина, и за это ты предал меня! — И снова король ударил Асала, на этот раз по обеим щекам. — А вот теперь я приказываю тебе говорить. Почему ты собирался бежать сегодня ночью? И почему ты собирался взять с собой то, что тебе не принадлежит?
