Елена Хаецкая - Атаульф

Дед страшно разъярился. Назвал Ульфа скамаром. Для того, небось, в родное село и явился, чтобы и прочих по миру пустить. Давно уж Ульфа злоба неизреченная гложет.

Хродомер же, напротив, сильно подобрел вдруг, с Ульфом во многом согласился, а деду раба на время жатвы настойчиво предлагать стал — Скадуса.

Что дальше у Хродомера говорилось и делалось — я не очень понял. Похоже, Ульф ушел, а дедушка наш с Хродомером еще долго ругались. Все обиды друг другу помянули. Кончилось тем, что дедушка выторговал у Хродомера нам в помощь Хорна.

Когда я засыпал, Гизульфа еще не было. Он рядом со мной спит, поэтому я заметил, что его нет. Наутро Гизульф мне сказал, что полночи с Ульфом сидел, разговаривал.

Спрашивал Ульф, как дела в селе шли, покуда его, Ульфа, не было. Что с Ахмой приключилось. Как дед — много ли с Арбром и Аларихом-курганным пьет. Про Аргаспа спрашивал. И вообще про всех сельских — что да как.

Сам же отмалчивался, когда Гизульф его расспрашивать пытался.

После же сказал — больше себе, чем Гизульфу, — что случись беда, не оборонить это село. Три бабки с клюками это село шутя возьмут.

Гизульф обидчиво возразил: как же так, мол, ведь богатырское у нас село. Издревле воинов здесь пестуют. Оттого и любы мы были Алариху, а ныне Теодобад нас жалует.

Ульф об этом даже говорить не стал.

На следующий день поутру Ульф в бург уехал. К полудню следующего дня вернулся. Хмурый вернулся. Отцу моему Тарасмунду сказал, что в бурге только и разговоров — нашли одного воина убитым. Мунд его звали. Невдалеке от бурга нашли. Видно было, что дорого свою жизнь отдал Мунд.

Я видел, что тревожится Ульф. И еще видел, что отец его не понимает. Отец ему молока предложил с дороги выпить. И Сванхильду кликнул, чтоб молока Ульфу поднесла.

Ульф кувшин взял, одним махом осушил, после на отца моего Тарасмунда поглядел, — странно так поглядел, с сожалением, — головой покачал и вышел из дома. А отец ему вслед посмотрел, плечами пожал и к своим делам вернулся.

Ульф — он странный. У нас его никто не понимает. Дедушка Рагнарис говорит, что Ульф — отрезанный ломоть. Раз отлепился от рода и теперь никак назад не прилепится.

Пока Ульфа не было, дед ульфов дом берег, никого туда не пускал. А приехал Ульф — даже жердину с двери не снял. Как не домой приехал.

Дед спрашивал Ульфа — что он в дом свой не идет. А Ульф только лицо покривил и буркнул:

— Успеется.

Главная новость, что Ульф привез, не о Мунде убитом была. Решил Теодобад большой тинг в бурге собрать, со старейшинами всех сел посоветоваться-потолковать. Ибо ясно стало, что чужаки уже и к нам проникать начинают. Кто Мунда убил, как не они?

Ульф сказал, что долго и уединенно они с Теодобадом беседовали. Больше всего спрашивал Теодобад о том, как Лиутар свои земли оборонял. И о чужаках расспрашивал: каковы из себя, какие у них повадки и обычаи, как сражаются.

О ядре племени чужаковом говорили. Вряд ли далеко оно теперь от нашего бурга. Наверняка уже на вандальские земли перебралось. Теодобад говорил — хорошо бы их истребить, и женщин, и детей, и скот. Чтоб неповадно было соваться.

А Ульф на то возражал: лучше их захватить, чтобы легче было с чужаками переговоры вести.

Теодобад рассердился на Ульфа. Какие могут быть с чужаками переговоры! Они союзника нашего Лиутара истребили, родню твою, Ульф, перебили. Да и языка их мы не знаем. Кто с ними разговаривать будет? Ты, мол, что ли?

Ульф сказал на то Теодобаду:

— Хотя бы и я.

Теодобад рукой махнул. До переговоров все равно дело еще не дошло. И ядро племени мы еще не захватили. Да и что с Лиутаром — неведомо. Жив — так напомнит о себе, посланца пришлет.

А пока что первая забота у Теодобада — большой тинг созвать. Уже сейчас видно: и на нас вандальская беда движется.

Между родами готскими согласия как не было, так и нет. Вот что тревожило Теодобада. Спросил Ульфа прямо:

— Случись такое, что к вашему селу погибель подступит — как, пойдут ваши люди в старое село, откуда старейшины родом, защиты искать? — И не дав Ульфу сказать, сам за него ответил. — Костьми лягут, а не пойдут. И тына у себя вы так и не поставили. Все геройством своим тешитесь, как дитя погремушкой.

И спросил Ульфа:

— Скажи мне, неужели у вандалов геройства меньше было, чем у вас в селе?

— Было, — сказал Ульф.

Теодобад ладонями себя по коленям хлопнул и так сказал Ульфу:

— Жду от вас одного из старейшин. Так им и передай. И еще скажи, пусть гордыню свою неуемную усмирят — не время попусту петушиться. Не для того великий тинг собираю, чтобы пререкания бесконечные слушать.

Ульф сказал Теодобаду:

— Хорошо.

В тот день, когда Ульф в бурге был, к дедушке Рагнарису вечером Хродомер пришел. Объявил, что поясницу у него ломит. У Хродомера всегда к дождю поясницу ломит, так он говорит. Дедушкины боги тоже так говорят.

Хродомер беспокоился, что дожди начнутся, и потому своих на поле совсем загонял, чтобы до дождей успеть.

Дедушка Рагнарис тоже беспокоиться стал и наутро всех наших погонял, что твоих рабов.

Дядя Агигульф ворчал, что дедушка Рагнарис всю кровь из него, дяди Агигульфа, выпил и все потому, видите ли, что у Хродомера поясницу ломит. А то, что у него самого, дяди Агигульфа, спину ломит — до этого никому дела нет, а меньше всего — отцу родному. Ведь воин он, воин, а тут все внаклонку да внаклонку, эдак и быстроту движений потерять недолго.

В нашем селе урожай собрали на два дня быстрее, чем в другие годы. Так отец мой Тарасмунд говорил.

А дождя хродомерова так и не было. Наоборот, еще жарче и суше стало. Дедушка Рагнарис на это говорил, что мир к упадку клонится и что прежде поясницу всегда к дождю ломило.

Ульф, едва из бурга воротившись, все как есть старейшинам рассказал. С тех пор как слепень, зудел, что дедушке с Хродомером в бург ехать надо. Лучше обоим, конечно, но можно и одному кому-то.

Дедушка говорил, что в такое время селу без старейшин лучше не оставаться, так что ехать должен кто-то один.

И всяко выходило так, что ему, Рагнарису, к Теодобаду ехать. Во-первых, сподвижник он был Алариха, отца Теодобадова, дружинником был, так что к нему, Рагнарису, Теодобад сыновнее почтение имеет. А во-вторых, Хродомер и своего-то отстоять никогда не умел. Где уж вразумить ему Теодобада? Растеряется Хродомер, и пропало наше село.

И Хродомеру то же самое сказал дедушка, когда Хродомер к нам пришел. И не стал, против обыкновения, спорить Хродомер. Молвил лишь, что и вправду в селе от него, от Хродомера, больше толку. И прочь пошел, кряхтя, сгорбясь и на палку опираясь. А дедушка Рагнарис долго ему вслед смотрел и лицо у него было странное.

С дедушкой Ульф вызывался в бург ехать, но не дал дед ему договорить — оборвал. Сказал, что дядя Агигульф с ним поедет. А отец наш, Тарасмунд, с дедушкой согласился: мол, Ульф здесь нужнее. И не стал спорить Ульф — лишь плечами пожал и о другом заговорил.

После жатвы вандал Визимар в кузницу ушел. Мы были рады, что у нас в селе новый кузнец появился. Ульф говорит, что этот новый Визимар с нашим прежним в умении, конечно, не сравнится, но все равно кузнец толковый. А чего не знает — тому старая кузница научит.

Дядя Агигульф рад был, что Визимар от нас ушел. Он обоих вандалов невзлюбил, но больше Визимара эту Арегунду невзлюбил дядя Агигульф.

Я думаю, дядя Агигульф боялся, что его на этой Арегунде-вандалке жениться заставят.

Когда вандалы в кузницу жить ушли, кузнеца Визимара мы почти не видели. Он все время работой занят был. А Арегунда по хозяйству хлопотала. То к реке спустится, то возится в запущенном огороде — что она там делала, уму непостижимо. А то травы какие-то собирала за Долгой Грядой.

Гизульф говорил (да я и сам видел), что как поселилась Арегунда в кузнице, повадилсь туда то Аргасп, то Гизарна, то Валамир. Говорили, что ради богатырской потехи туда ходят, потому что их всех Арегунда отделала на славу. Только Аргаспа не отделала, но и тот ничем не похвалялся, кроме синяка на ноге.

Ульф говорил, что от нее больше толку, чем от иных парней. Сообразительная и быстрая. От этих слов дядя Агигульф еще больше дулся.

Я слышал, как дядя Агигульф говорит Валамиру, что надоело ему дома, в селе, что в дружину он хочет уйти, в бург. Там и жить.

Дядя Агигульф радовался, что он в бург с дедушкой едет.

И вот поутру дедушка всех из дома выгнал и с богами долго разговаривал. После вышел грозный, палкой грозил и говорил, что ужо он Теодобаду!..

Когда дедушка ушел, я к Ахме пошел. Обычно как дедушка с богами говорит, он никого рядом с собой не терпит, но Ахму уже нельзя трогать было, потому что помирал Ахма. Помирал и никак не мог помереть. Даже Ульф — на что наметанный глаз у него был на вс°, что касалось смерти, — и тот ошибся, когда, вернувшись, три дня земной жизни ему намерил.