Убитый, но живой - Александр Николаевич Цуканов
Сначала Малявина допрашивал молоденький и невзрачный, словно обесцвеченный перекисью, лейтенант, который ругался, угрожал расправой, однако и то, и другое у него получалось неумело. Перед обедом на замену пришел начальник следственного отдела – грузный усталый капитан милиции. Его подняли среди ночи вскоре после ограбления нижегородского магазина. Утром, когда вышли на пожилую сторожиху-татарку, когда она рассказала про парней с девками, устроивших пьянку в школе среди ночи, капитан загорелся, решил, что в этот раз повезло, удастся быстро развязаться с магазином…
Но не сходились концы. Ломать первоначальную версию не хотелось. Все мнилось: а вдруг? Капитан заставлял Малявина снова и снова пересказывать ситуацию со школой, с Вшитым и его брагой, требуя подтверждений, фамилий, свидетелей. У него обострился хронический гайморит; тупая ноющая боль донимала последние дни, и он к ней притерпелся, но сегодня с утра боль стала острой. Казалось временами, что переносица и лоб распухли до посинения. Ему хотелось прикрыть лицо ладонями и переждать, посидеть тихо, не двигаясь. А тут мальчишка со своим упрямством и дурацкой бравадой, усмешками… Стараясь не делать резких движений, капитан отворил сейф, вынул наручники, которые ему иметь не полагалось, а он все же имел.
– Руки на стол! – приказал жестко. И тут же сморщился от полыхнувшей боли. Замкнул браслеты на запястьях у Малявина. – Посиди-ка, парнишка, закованный, подумай о лагерно-тюремной жизни, – зло пошутил он и вышел из кабинета.
Вернулся капитан примерно через час, держа исписанную с двух сторон бумаженцию. Сунул Малявину к лицу, сказал:
– Вот и отмучились. Приятель твой похитрей оказался, написал, как вы в магазин пролезли, и все на тебя свалил. Так-то вот…
Увидел наручники, что они лежат на краю стола, как бы напоказ – застегнутые, а парень трет узкие худые ладони, явно не приспособленные под наручники, и улыбается. Улыбается дерзко, ехидно.
– Встать! – гаркнул капитан. Мучительно сдерживаемая злость захлестнула, бросила вперед. Он без размаха, как когда-то учили, ткнул парня в живот на ладонь выше поясного ремня. Малявин повалился вместе со стулом, по-рыбьи разевая рот и гримасничая, будто ему вбили в горло кляп. Капитан смотрел спокойно, без прежней злости. Вдруг охолонуло испугом – не рассчитал удар! Сноровисто поймал дрожащие лодыжки и резко рванул ноги вверх к потолку. Тело тут же обмякло, потеряло свою спазматическую жесткость.
Малявин сидел, ткнувшись лицом в стол, пропахший окурками и плесневелой бумагой. Усталый грузный капитан милиции морщился от головной боли, вздыхал, проговаривая:
– Да будет, будет… Не хотел, да вот сорвался. Что ж, бывает. Работа не мед… Да и вы… Эх!
– За дело бы, а то так. Ведь не лазил я в магазин… Не лазил! – твердил Малявин, размазывая слезы по лицу.
– Выпей водички-то, выпей, – совал следователь граненый стакан. – Знаю, что не ты… Однако проверить надо.
Капитан как бы оправдывался, потому что спектакль с наручниками и признанием Борца устроил напрасно, больше в силу привычки, прижившейся за много лет работы в органах. Он даже в повестке переправил «подозреваемого» на «свидетеля». Отдавая повестку, сказал:
– Ты, Иван, держись дальше от всякой швали, от того же Борца, да и от нас тоже… Это я тебе по-отечески говорю.
Капитан посмотрел в упор долгим обременительным взглядом, который Малявин вынести не мог и почувствовал себя снова маленьким мальчиком, пойманным с папиросой в кармане.
Рабочий день кончился, но Вартанян усталости не ощущал, наоборот, в такие допросные дни с неувязками, беготней, опросом свидетелей он ходил быстро, пружинисто, слегка наклонив корпус вперед, а завершив дело, оформив его для передачи в прокуратуру, вышагивал по коридорам, откинув назад свою массивную голову, вальяжно, будто налитый доверху бокал. В его кабинете худой носатый парень опять гнул голову над чистым листом бумаги и молчал. Что-то выламывалось из сюжета, шло не туда… И все же он не торопил. Достал из правого нижнего ящика пачку «Ахтамара» с черным фильтром, который позволял себе курить дома и лишь изредка на работе, когда приедался сине-зеленый «Арин-берд». Закурил, смакуя каждую затяжку, и стал смотреть на вечернюю круговерть привокзальной площади.
– Нагоняй получил от начальника, – сказал тихо, раздумчиво, поглядывая на площадь. – Зачем возишься, говорит, оформляй его в следственный изолятор – и дело с концом. А я говорю: да, может, парень одумается…
– Товарищ следователь, не отправляйте в тюрьму! – выдохнул Иван, стараясь не высказать ужас, впившийся разом, да такой, будто мошонку захватили в кулак и вот-вот раздавят.
– Да я разве не понимаю. Там, в изоляторе, всякая шваль, подонки, бывает, издеваются над молодняком. Хилого могут запросто в девку превратить.
– Так я же объясню! Расскажу, как есть…
Иван осип от страха перед тюрьмой – «иваси» или «сизуха», как приблатненные парни называли следственные изоляторы и говорили, что там кормить и держать даром не будут, раз попал, то верный срок корячиться, пусть хоть сто раз не виноват, а все одно поселение или «химию» впаяют по суду… Но раньше это проходило занятным трепом, будоражившим молодую глупую кровь, а сейчас он предельно, до самого конца, почувствовал безвыходность ситуации и то, что катить под разбитного парня, которому все до фени, у него не получится.
– Я не знал, что в ящике… Так вышло. Он ведь дядька представительный, в отцы мне годится, работает начальником отдела сбыта. Помог с компрессорными установками.
– Компрессорные установки? – искренне удивился Вартанян. – Брось крутить! По письму ходатайству, говоришь, отдали дефицитные установки?.. Нет, парень, так не бывает.
– Бывает! Я ему заплатил… – Малявин испуганно осекся, ожидая, что следователь не простит, хищно вкогтится.
Вартанян напрягся и, чтобы не показать замешательства, принялся перекладывать папки, вытаскивать бланки, прокручивая вариант с начальником отдела сбыта. Представил тертого, нагловатого – иные в снабженцах не приживаются – делягу, как он наотрез откажется от обвинений, начнет орать с наигранным возмущением, грозить всеми небесными карами. Этот путь был не только опасным, но и тупиковым.
– Я вот не пойму, дурак ты или прикидываешься? – спросил Вартанян обыденно и даже зевнул, оглаживая ладонью лицо. – Допустим, я тебе поверил. Тогда легко затяну на твоей шее удавку. Дача взятки должностному лицу! Представляешь, что это такое?..
Взял с полки том Уголовно-процессуального кодекса, нашел нужную страницу и подсунул Малявину.
– Читай. Вот здесь… «Дача взятки наказывается лишением свободы
