Мальчики - Дина Ильинична Рубина
Ну, конечно: вот сейчас поднялся и принялся отхожий лоток Моисея чистить. Это тазик у порога, заполненный рваной газетой, изобретение Торопирена: газета всё впитывает, никакой вони. Теперь сиди, жди конца санитарного часа. «А между тем…» Нет, вот хрен ему Жорка изобразит, что ждёт продолжения!
Однако… вот интересно: откуда Торопирен знает все эти дела: про генуэзских маркизов, про кардиналов… да про всё на свете!
Мальчик вскакивает, собирает со стола тарелки, относит их в раковину. Счищает объедки в помойное ведро и принимается мыть посуду, упрямо помалкивая. «Он такой смешной, – думает Жорка, – смешной, но… великий!»
– А между тем… – внаклонку, из-за плеча продолжает Торопирен, вычищая лоток Моисея, – таланты этого парня стали использовать ещё в одном направлении. То в какой-то известный дом в Москве его проведут, когда открыто, когда тайно, то включат в какую-то переговорную группу… И пока остальная публика что-то перетирает или там выпивает-закусывает, он острым глазом подмечает – что и где может оказаться для Конторы полезным. Поверишь, в правительственные делегации включали самого высокого уровня! Поговаривали даже, что умудрился он каким-то фертом побывать в личных покоях британской королевы, где быстро нашёл тайничок с та-акими документами, что Лондон долго благоволил Москве…
– Ой, да ладно тебе! – Жорка закрывает кран, вытирает руки кухонным полотенцем и упирает их в бока: – …Где нашёл он тайничок с подвесками французской королевы! Признавайся: врал всё подряд, что в голову приходило, бейцим крутил!
Торопирен делает обиженное, даже оскорблённое лицо.
– Ты с ума сошел?! Разве такое можно придумать?! В таком деле – просто грех солгать!
И правда: грех солгать… Он и не лгал: бог с ними, с датами и красивыми деталями. (Как там пацан-то сказал: «С золочёной хренью»?)
Нет, он не лгал. Поч-ти. Важное слово. Разве не с Мишкой Котельниковым в сорок седьмом, ещё во времена Британского мандата на Палестину, в самом центре Тель-Авива, в подвалах тамплиеров, Цезарь тайно разбирал и заново собирал немецкие «мессершмиты С-199»? У Мишки были замечательные руки и отличные мозги – наследие папани, великого медвежатника Соломона Савельича. Это было начало легендарного Отряда-22, подразделения технического обслуживания новорождённых израильских ВВС, который принимал участие во всех войнах и операциях еврейского государства. Славно послужил своей стране Мишка Котельников, его первый дружок в Святой земле, пока 9 июля 1948-го не сбил его египетский лётчик в туманном небе Эль-Ариша…
Вообще-то Жорка считает, что Торопирен может придумать всё что угодно, с него станется, не раз бывал тому свидетелем. Но когда вопрос входит в такое пике, Жорка всегда даёт задний ход.
– Ладно-ладно, верю, – говорит примирительно. – Тогда скажи: как звали этого гения?
– Его звали, его звали, дай бог памяти… Вообще, это тайна. Но тебе скажу. Его звали… – и после победной паузы, торжествуя: – Дызайнэр Жора!
– Тьфу!!!
…А ведь он только много лет спустя понял, что Цезарь Адамыч, незабвенный его Торопирен, в тот день и впрямь предсказал его занятие, и ведь в самую точку попал, и чуть ли не в подробностях всё расписал. Правда, в покоях самой королевы ему побывать не пришлось, но касаемо за́мков и поместий прочей английской знати, в том числе и членов августейшей семьи… приходилось; не раз приходилось бывать.
4
«…После мединститута и работы на «Скорой» я перешел в НИИ лепры. Специальность моя – иммунолог-цитолог, так что с Цезарь Адамычем Стахурой, редчайшим мастером своего дела, я пересекался уже на почве профессиональной, научной. И вот тогда в полной мере оценил его парадоксальный ум, гениальные руки и мастеровое чутьё.
Помнится, однажды мне понадобился настольный стерильный бокс для манипуляций с культурами клеток. В России тогда не выпускали боксов такого типа. Я кинулся к Цезарь Адамычу. Он внимательно меня выслушал, мгновенно, со второго слова въехал в тему и вопросы задавал так, будто всю жизнь сам культивировал клетки и ткани: как буду входить? Будет ли ультрафиолет в самой комнате? Как подавать культуры, если мои руки в боксе? А культура – жидкая?..
Через два дня принёс безупречный бокс из оргстекла, в котором я и сработал свою диссертацию. Впоследствии я перевидал множество разных боксов подобного типа (о ламинарных мы тогда могли только мечтать!), но лучше не встречал ни наших, ни западных. Он учёл всё, буквально всё!
В другой раз мне потребовались лейтоновские пробирки, специальные такие, с плоским дном, на которое помещают стёкла с клеточной культурой. Их выпускала только французская фирма Pyrex. Он взял пробирку, покрутил её, похмыкал, изогнув кудрявую бровь… Через неделю принёс двадцать таких: «Ну, где твоя фирменная?»
Я таращился на пробирки, не веря своим глазам. И пока он не указал, не мог отличить в ряду идеально ровненьких ту самую, от фирмы Pyrex, – за которые, между прочим, наш институт платил валютой!
Он с удовольствием понаблюдал за моим оторопелым лицом и удовлетворённо проговорил: «Надо – ещё сделаю, у тебя их будет – жопой жуй!» Потом я узнал, что он сам (сам!!!) выдул их тут по соседству, в стеклодувном цеху неподалёку от нашего НИИ. Там выдували ёлочные игрушки: зайчиков всяких, мишек-лисичек… потом раскрашивали. Говорят, работяги очень его уважали, не только потому, что он подбрасывал деньжат – ребятам на выпивку, простой человек всегда распознаёт талант и руки настоящего мастера.
Был ещё случай: он виртуозно переделал обычный микроскоп в инвертированный (перевёрнутый – когда на стекло смотришь не сверху, а снизу). Это была фантастическая задача, и он с ней блистательно справился. Ему премию дали – четвертак. Вручали торжественно, на годовом собрании сотрудников НИИ. Он презрительно скривился, и от директора эта гримаса не ускользнула. После собрания он отыскал мастера за длинным праздничным столом, приобнял за плечо, склонился к уху – мол, что не так, Адамыч? «Да там одного полёта мысли на сто рублей!» – ответил тот.
Он мог сработать любую деталь, найти решение любой возникшей в процессе исследования проблемы. Это он придумал использовать модулан, эпоксидно-резиновую мастику, для вылепливания рук – вернее, для продолжения исчезающей руки… Вот уж где полёта мысли было на сто рублей: смешивая жёлтую и голубую пасту, он лепил кисти рук, формуя их под нужный инструмент,