Розалинда Лейкер - Золотое дерево
Однако Николя держал свои мысли при себе. Если бы он открыто высказал их, то тем самым поставил бы под сомнение свою преданность национальным интересам, а этого ни в коем случае нельзя было делать. Николя решил до конца оставаться верным присяге, пусть даже ему придется ради этого погибнуть в одном из сражений. С выражением суровой решимости на лице, давно лишенный каких-либо иллюзий, он скакал сейчас назад к своему бивуаку по улице разрушенной и сожженной деревушки.
* * *Этим утром Габриэль почувствовала сильные боли в спине. После полудня того же дня Эмиль получил записку, извещавшую, что у его жены начались схватки, и он сразу же отправился в город, исполненный тревоги за жену и уверенный, что она будет благодарна ему за приезд и поддержку в таком нелегком для каждой женщины испытании.
Эмиль не ожидал, что при виде ее страдальческих глаз и жалкой попытки улыбнуться ему, когда он подошел к ее постели, его охватит чувство беспомощности. Он ничего не мог сделать для того, чтобы облепить страдания жены. Атмосфера комнаты, где лежала роженица, угнетала его. Хотя Элен была, как всегда, приветлива с ним, повитуха проявляла к Эмилю неприязнь, недовольная тем, что он приехал так некстати и теперь только путается под ногами. Она привязала к столбам, поддерживавшим полог у изножия кровати, кусок старого, но чистого полотна, завязанного узлами. Все это сильно смахивало на подготовку к каким-то средневековым пыткам. Габриэль заметила на лице мужа выражение ужаса.
— Это для меня — когда боль станет нестерпимой, я буду цепляться за них и тянуть на себя, — объяснила она дрогнувшим голосом, чувствуя, что начинается приступ боли. Однако Эмилю показалось, что жена уже на пределе своих сил, и он начал утешать ее ласковыми словами, пока Элен, наконец, не похлопала его по плечу.
— Думаю, что тебе все же лучше уйти отсюда, — заявила она, стараясь не обидеть его.
Эмиль почувствовал огромное облегчение, получив возможность уйти, однако он не знал, как убить время. Сначала он бесцельно бродил по дому, разглядывая без малейшего интереса старинные портреты и пейзажи и вздрагивая каждый раз, когда до него доносились крики Габриэль. Анри и Ивон тем временем отправились на званый ужин. Ивон была роскошно одета, в ее волосах и на шее сверкали драгоценные каменья. Они смеялись и весело переговаривались, спускаясь вниз по лестнице. Эмиль упрекнул их про себя в черствости и жестокосердии: как можно было относиться с таким равнодушием к тому, что происходило в доме! Элен, вышедшая из комнаты, в которой лежала Габриэль, за каким-то делом, заметила, что Эмиль сидит в соседней гостиной, обхватив голову руками, как будто каждый крик жены причиняет ему нестерпимую боль. Она остановилась на пороге.
— Иди погуляй и подольше не возвращайся, — посоветовала она ему.
— Пешие прогулки оказывают на меня всегда самое благотворное воздействие, особенно если я чем-то сильно расстроена или огорчена. Ты ничем не поможешь сейчас Габриэль.
Эмиль послушался Элен, не зная, куда себя деть от страшного волнения. Он отправился на реку, перешел по одному мосту на противоположный берег, а затем вернулся по другому мосту. Он зашел в кафе, чтобы выпить вина, а затем поужинал в ресторанчике, почувствовав вдруг ужасный голод и вспомнив, что не ел с самого утра. Он вернулся домой незадолго до полуночи. Как только Эмиль переступил порог вестибюля, до его слуха донесся душераздирающий вопль Габриэль.
— О Боже! — воскликнул он, и лицо его покрылось мертвенной бледностью. — Это все еще продолжается!
— Да, месье, — подтвердил слуга, забирая из рук Эмиля шляпу и трость.
— А доктор здесь?
— Он приехал два часа назад. Э-э… ваши перчатки, месье?..
— Ах, да, конечно, — Эмиль снял перчатки и передал их слуге. Слыша непрерывные крики жены и холодея от ужаса, он прошел в голубую гостиную, сел там и стал ждать. Через полчаса домой вернулись Анри и Ивон и сразу же прошли к себе наверх. Эмиль услышал, как они разговаривают с Элен, а затем раздались тяжелые шаги Анри, спускающегося вниз.
— Меня просили передать тебе, что роды затягиваются, но что беспокоиться не о чем, — заявил он без всякого вступления, входя в комнату.
— Неужели это всегда длится так долго? — растерянно спросил Эмиль.
— Ивон мучилась еще дольше. Но ты, по крайней мере, можешь надеяться, что у вас родится здоровый ребенок. Габриэль — молодая, полная сил женщина. Кстати, к твоему сведению, она никогда в своей жизни не болела, если, конечно, не учитывать болезней, перенесенных ею в детстве и не оказавших никакого влияния на ее самочувствие впоследствии, — Анри взглянул на часы. — Ну ладно, я иду спать. А ты можешь вздремнуть здесь на диване, если не хочешь воспользоваться приготовленной для тебя постелью в одной из спальных комнат.
Анри собирался уже предложить Эмилю выпить хорошую порцию коньяка, но передумал. Прошлый раз, когда он угощал своего зятя вином, это плохо кончилось. Ему до сих пор было неприятно вспоминать об этом.
— Спокойной ночи, — и Анри вышел из комнаты.
Это была самая длинная ночь в жизни Эмиля. Он не мог удержаться от слез, слыша, как за стеной мучается жена. Даже Ивон долго не удавалось уснуть, и она спустилась вниз в пеньюаре и шелковых туфлях.
— Я распорядилась, чтобы нам подали сюда по чашке горячего шоколада, — сказала она, приподнимая крышку стоявшего на столе кофейника и видя, что остывший кофе был почти не тронут.
Хотя Эмиль всегда считал Ивон довольно легкомысленной и взбалмошной женщиной, страшной эгоисткой, заботящейся лишь о собственном благополучии, но в эту ночь он вынужден был изменить свое мнение о ней, чувствуя искреннюю благодарность за ее готовность побыть с ним в эти трудные минуты и утешить его своим участием. Пока они пили шоколад, который, на вкус Эмиля, был излишне сладким, Ивон болтала на разные посторонние темы, помогая ему отвлечься от того, что происходило в спальной жены. Через полчаса она рассеяла заблуждение Эмиля по поводу того, что явилась сюда в гостиную с намерением составить ему компанию и проявить к нему участие.
— После шоколада меня всегда клонит ко сну, — сказала она, зевая и прикрывая рот холеной рукой.
— Это первое средство, к которому я прибегаю от бессонницы. Поэтому, пока его действие не начало проходить, я, пожалуй, поднимусь наверх и снова лягу в постель, иначе я не усну всю ночь от храпа Анри и криков… — Ивон поспешно оборвала себя, видя, как Эмиль переменился в лице. — Спокойной ночи, Эмиль. Надеюсь, что к утру ты получишь хорошие известия.
Эмиль чувствовал, что ненавидит эту женщину так же сильно, как и ее супруга.
— Неужели ты так ничем и не поможешь женщинам, ведь они целый день на ногах? — довольно резко бросил он ей.
Ивон растерянно заморгала.
— Но от меня нет совершенно никакого толку! Я слишком ранимая и чувствительная и не выношу, когда рядом кричат и стонут от боли. Твоя Габриэль в хороших руках. Тебе не о чем беспокоиться. Постарайся уснуть!
К своему стыду Эмиль действительно начал дремать. Сначала он клевал носом, просыпаясь каждый раз, когда его голова бессильно падала на сложенные на столе руки. Когда же истошные крики Габриэль стали просто невыносимыми, он закрыл ладонями уши и провалился в глубокий сон.
Внезапно чья-то рука легла ему на плечо, и рядом раздался голос Элен.
— Эмиль! Проснись!
Он открыл глаза и увидел, что комната залита солнечным светом. Было раннее утро. Сразу придя в себя, он вскочил на ноги, охваченный паническим ужасом.
— Что случилось?!
Элен с воспаленными от бессонницы глазами, еле держась на ногах от усталости, улыбнулась ему.
— У тебя родился сын. Прекрасный мальчик, крикун с мощными легкими. Габриэль очень слаба, но она быстро восстановит свои силы.
Эмиль был вне себя от радости! Он подхватил на руки смеющуюся Элен, расцеловал ее от избытка чувств и, подняв ее, закружился вместе с ней по комнате. Элен никогда еще не видела его в таком состоянии бурного восторга. Наконец, Эмиль опустил ее на пол и поспешил наверх в спальную комнату жены, перескакивая через две ступени. Он замер, остановившись на пороге. Доктор уже ушел, повитуха тоже отлучилась куда-то на некоторое время. Габриэль лежала с закрытыми глазами и бледным лицом в перестеленной постели, ее причесанные густые волосы блестящей волной рассыпались по подушке, а руки лежали поверх одеяла, Прикрытые кружевными манжетами длинных рукавов ночной рубашки. Когда Эмиль подошел к кровати жены, она повернула голову в его сторону и взглянула на него. Он был таким жалким, — небритый, со сбившимся на бок галстуком и радостным выражением лица, — что она невольно улыбнулась. Эмиль бросился к ней и, схватив протянутую ему навстречу руку, прижал ее к своим губам. Затем он присел на краешек постели и нежно поцеловал жену.
