Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга третья
Джон протер полотенцем запотевшее, венецианское зеркало. Он тщательно вымыл бритву, в чаше старого серебра:
– От дедушки осталась, с прошлого века. Дед ездил в Россию, папа рассказывал. Он был очевидцем убийства императора Александра. Его ранил, кто-то из террористов… – Черчилль, после смерти отца, однажды заметил Маленькому Джону:
– Если бы ни твой дед, я бы не выжил, в саванне. Мы бежали из лагеря для военнопленных, пешком шли к океану. Он хорошо знал Африку. Прадед твой, при взрыве погибший, тоже в континенте разбирался. Ирландию мы отпустили… – Черчилль стоял у окна кабинета, вглядываясь в зеленоватый, сумрачный вечер, – твой отец, после войны, немало сил на ирландцев потратил. Остался Ольстер… – сэр Уинстон поморщился, – с язвой, мы, кажется, сжились. Как бы ирландцы с Гитлером не сговорились, – неожиданно добавил Черчилль, – не предоставили плацдарм для нападения. Что ты сделаешь, когда немецкий десант, одновременно, высадится на южном и западном побережье, а? – Черчилль, неожиданно, повернулся. Похудевшее лицо было мрачным. Он почесал остатки волос на голове:
– Возьмут, и форсируют пролив. Что происходит в силах самообороны? Докладывай, – распорядился Черчилль.
Людей тренировали на военных базах, на случай немецкой атаки. Девушек, обучавшихся на южном полигоне, в Саутенде, готовили для внедрения на континент. Джон, заканчивая, добавил: «Впрочем, если мы не станем дожидаться, пока Гитлер оккупирует Норвегию и Данию, а ударим первыми…»
– Ударим куда? – поинтересовался Черчилль:
– Французы не согласны наступать. Чтобы занять Норвегию с Данией, надо высаживать десант. Посмотри на карту, – посоветовал Первый Лорд Адмиралтейства, – если ты ступишь ногой в Копенгаген, Гитлер тебя за два часа сбросит в море. А Норвегия… – он вздохнул.
Джон знал, о чем думает Черчилль. В Норвегии стоял завод тяжелой воды, в Копенгагене жил Нильс Бор. В кабинете Джона, на Ладгейт-Хилл, лежали отчеты из Кембриджа, из бывшей лаборатории Констанцы. Беженцы из Германии, физики Фриш и Пайерлс, определили критическую массу урана-235, необходимую для ядерной реакции:
– Двадцать фунтов, – Джон переступил босыми ногами по мозаичному полу ванной, – можно сотню таких бомб погрузить в самолет. Только бомбы пока нет. Наверное… – угрюмо добавил он. В мраморной ванне тихо журчала вода. Джон взял серебряную щетку для волос:
– Группа Отто Гана расщепила атомное ядро, в Берлине. В Пенемюнде, владения Вернера фон Брауна. Генрих обсчитывал расходы на строительство, но с тех пор, как закончили полигон, никому постороннему туда хода нет. Генрих не инженер. Будет подозрительно, если он попросит командировку. Если только они расширяться задумают… – связь с группой наладили отлично. Звезда получала, на безопасный ящик, невинные письма из Берлина. Иногда в конверты вкладывали фотографии: «Дорогому другу, на память о нашей встрече». Джон подозревал, что снимками занимается Генрих. Он фотографировал работников разных отделов СС, в ресторанах, пивных, за бильярдом и даже на лыжне. Джон изучал альпийское шале семьи фон Рабе, приморский особняк, под Ростоком. Максимилиан, за штурвалом яхты, в матросской, холщовой куртке, белозубо улыбался, обнимая за плечи девочку-подростка, в простой, крестьянской блузке и юбке по колено:
– Kraft durch Freude, – было написано на обороте, – сила через радость.
– Девиз организации, занимающейся досугом, – вспомнил Джон. У Эммы фон Рабе было безмятежное, счастливое лицо. Белокурые, пышные косы, падали на стройные плечи. Девочка, с восхищением, смотрела на старшего брата. В письмах, шифром, сообщались имена и краткое досье на эсэсовцев. Группа Генриха была маленькой, не больше пяти человек. Выходцы из аристократических семей, они дружили с детства.
Налив зубной эликсир в стаканчик, он прополоскал рот:
– Генрих сообщал, что среди высшего офицерства есть недовольные Гитлером. На подобной информации нас поймали, капитан Шеммель, то есть Шелленберг. Значит, и СД такие сведения известны. Известны, конечно, – рассердился на себя Джон, – Берлин маленький город, если смотреть с точки зрения распространения слухов. Они все друг друга знают, как и мы. Наши фото у них тоже имеются. Мои снимки совершенно точно… – выплюнув эликсир, он похлопал себя по гладко выбритым щекам.
В Адмиралтействе скептически относились к возможностям Британии и Франции атаковать Германию первыми. Генералам мерещились орды сталинских варваров, стоящие прямо за линией Мажино. Из разговоров с кузеном Стивеном, Джон понял, что в британском экспедиционном корпусе, и среди молодых французских офицеров много недовольных бездействием войск. Поднял руку, он провел пальцами по затылку. Шрам, под коротко стрижеными, светлыми волосами, давно сгладился.
– Французы наступали… – запахнув потрепанный халат из шотландки, Джон, прошел в спальню, – и чем все закончилось? Сидят за линией Мажино. Кузен Мишель погиб, скорее всего, а Теодор в карты играет, с другими офицерами… – на совещании Лаура доказывала, что линия Мажино не помешает немецкой атаке.
В спальне висела карта Европы:
– Если они, и вправду, двинут соединения танков через Арденны… – Джон остановился у стены, – то французские укрепления останутся к югу. Конечно, никто и никогда не бросал механизированные соединения через горы, но на прошлой войне танков и не видели. Отец кузена Мэтью в одном из первых механизмов сгорел… – вспомнив о Мэтью, Джон недовольно покачал головой. В Америке оказалось больше физиков, беженцев из Европы. Судя по всему, тамошнее военное ведомство денег на содержание ученых не жалело.
– В отличие от нас… – герцог нашел глазами точку на карте:
– Мон-Сен-Мартен прямо на острие немецкой атаки окажется. Если атака случится… – он напомнил себе, что надо отобрать, из девушек Лауры, надежного человека, на смену Звезде:
– С голландским языком… – Джон велел себе не думать об Эстер, – а пани Качиньская пусть едет в Польшу.
Она, все равно, снилась Джону почти каждую ночь. Иногда это была она, светловолосая, тяжело дышащая, роняющая голову ему на плечо, а иногда, Лаура. Джон целовал смуглую шею, темно-красные губы, и просыпался от боли во всем теле. Он лежал, закинув руки за голову, но часто не выдерживал.
Эстер заметила, что, по слухам, ее бывший муж, готовит монографию для получения Нобелевской премии. Профессор Кардозо не собирался покидать Голландию.
– Нет опасности, что он тайно вывезет малышей куда-нибудь в Азию… – сказала Звезда, – я могу себе позволить отлучиться, на лето.
В гардеробной, на обитом бархатом диване, лежала свежая, накрахмаленная рубашка. Из открытого шкафа веяло кедром. Джон застегнул золотые, с бриллиантами запонки покойного отца:
– Деньги для группы Генриха идут через Швейцарию. Канал надежный, можно не беспокоиться. Ювелиры заключили договор с «Импортом-Экспортом Рихтера». Впрочем, Генриху и не требуется много средств. Оперативные расходы, пленка для фотоаппарата… – Питер, по возвращении, объяснил Джону, что почти все люди Генриха трудятся в государственных учреждениях:
– В командировки они ездят за казенный счет, – усмехнулся мужчина, – и работают не ради денег, а ради будущего Германии… – завязав перед зеркалом серый, шелковый галстук, Джон натянул визитку. Туфли он вычистил, старые, времен Кембриджа, мягкой, черной кожи:
– Интересно, увижу ли я Генриха, еще раз… – присев на диван, Джон завязал шнурки, – конечно, увижу. Гитлер зарвется, решит атаковать. Мы его раздавим… – осмотрев себя, с ног до головы, он остался доволен:
– Хотя бы потанцую, траур по отцу закончился. Папа бы обрадовался, что Тони за Питера замуж выходит. Питер достойный человек, настоящий джентльмен. Он вырастит Уильяма, воспитает его. Тетя Юджиния говорила, на свадьбе молодежь ожидается, девушки… – Джон склонил голову. С ростом было ничего не сделать, пять футов четыре дюйма оставались неизменными:
– Кузен Стивен форму наденет… – он поймал себя на том, что улыбается, – а он выше шести футов. И другие офицеры в мундирах придут. У меня, вообще-то, есть звание… – Джон был старшим лейтенантом в четвертом гусарском полку, где служил и покойный отец. В прошлом году кавалерийские соединения стали частью королевского бронетанкового корпуса. У Джона пока не дошли руки посетить военного портного.
– На следующей свадьбе появлюсь в мундире, – пообещал он себе, – с черным беретом танкиста, как положено… – подхватив с мраморного туалетного столика серый цилиндр, он спустился на кухню. Еще не пробило семи утра, дом был пустынным. Джон зажег газ и взял ручную мельницу для кофе. Отец, ночуя дома, всегда готовил завтрак охранникам, и ел с ними за одним столом.
Джон, одним глазом, следил за оловянным кофейником. Он открыл рефрижератор:
