Неля Гульчук - Терновый венец Екатерины Медичи
Этот диалог, грозящий перейти в открытую ссору, встречен был двояко: возгласами одобрения или возмущения в зависимости от симпатий и склонностей того или другого члена совета.
Король посчитал разумным сохранить нейтралитет, так как любил и почитал одного и считал своим другом другого.
Однако маховик насилия, благодаря стараниям Дианы и Монморанси, стал яростно раскручиваться.
Вступление Генриха II в Париж после коронации в Сен-Дени Екатерины Медичи совпало с ужесточением королевской политики. Под влиянием фаворитки король решил покончить с протестантами: главным инструментом их преследования стала созданная в Париже Огненная палата. Создание кровавой палаты пыток и уничтожения инакомыслящих ознаменовало окончательный поворот Короны к репрессивной политике, которую нагнетала новоявленная герцогиня де Валентинуа.
Отныне во Франции роскошь сосуществовала рядом с мучениями, крики жертв изощренных пыток вторили беззаботному смеху придворных, великолепие праздников соседствовало с полыханием костров.
Екатерина была в панике. Она искала пути, как убедить Генриха погасить огонь, разжигаемый Дианой де Пуатье, пока он не превратился в трудногасимое пламя.
Опасно действовать открыто с помощью одной лишь силы, считала она.
Но остановить фаворитку было уже невозможно. Вскоре после въезда короля в Париж Диана де Пуатье посчитала, что смоет с себя пятно греха пылкой любви к королю, став еще более непреклонной противницей сторонников Реформации, которые, словно поганые грибы, прорастали повсюду – во дворцах, мастерских ремесленников, в провинциях. Мадам призывала своего страстного любовника к твердости, часто напоминала ему слова Карла Лотарингского, сказанные Генриху во время коронации:
– Сделайте так, чтобы потомки сказали о вас: «Если бы Генрих II не царствовал, Римская церковь рухнула бы до основания».
И Генрих ответил тогда кардиналу:
– Согласен с каждым вашим словом.
К словам кардинала Диана де Пуатье добавила и свои:
– Ваше Величество, в воздухе носится еретическая зараза. Всякий сброд предлагает нововведения в религии. Мы не должны делать никаких уступок протестантам. Традиции католической церкви священны, как Ветхий и Новый Заветы.
Всякая свобода мысли ужасала нового короля, он взирал на еретиков глазами Дианы как на мятежников. Как и она, он был глух к духу времени и верил в действенность преследований и жестоких казней. Пламя костров стало нещадно пожирать французских мужчин и женщин всякого сословия, духовных лиц и мирян. Екатерина содрогалась: скоро на костры не хватит дров.
К великому гневу герцогини де Валентинуа даже среди ее слуг обнаружили еретиков. Одного из них, лучшего портного, она велела немедленно заточить в каменных подвалах Бастилии. Смертный приговор несчастному был предрешен.
Кардинал де Гиз посоветовал Диане внушить королю мысль о богословском споре, который позволил бы монарху возглавить кампанию по спасению заблудших душ.
Новая роль церковной настоятельницы пришлась по душе перезрелой мадам и вдохновила ее на новые подвиги во имя веры.
Вскоре в присутствии короля, королевы и герцогини ее работник предстал перед многочисленным ученым собранием.
Король сидел в кресле, положив руку на Евангелие, в позе привычно величественной и напыщенной. Его шею обвивала тяжелая золотая цепь. Он пристально всматривался в лицо портного. Взгляд Генриха был суров.
Диана сидела справа от короля, Екатерина – слева.
На мраморном лице герцогини де Валентинуа застыла ледяная улыбка. Она была похожа на богиню мести.
Допрос, который решили превратить в богословский спор, возглавил епископ Маконский Пьер де Шатель. Это был высокий, статный мужчина с несколько печальным выражением лица, приятным мягким голосом и учтивыми, вкрадчивыми манерами. Глядя на него, казалось, что в этом человеке нет ни малейшего признака вероломства и лицемерия, а в сущности, сразу же определила Екатерина, он полон и того и другого.
Рядом с епископом расположились именитые церковники, благообразной внешности и великой учености, ветераны стратегии и казуистики, весьма искушенные в искусстве расставлять капканы для своих жертв.
Екатерина невольно спросила себя: на какую случайность может рассчитывать неученый портняжка в этой неравной схватке? Она заглянула в его глаза и поразилась: в них горел неукротимый дух, словно у орла, посаженного в клетку. Екатерина сразу поняла: Диана и ее друзья де Гизы поступили глупо и неосторожно, представив королю убежденного в своей правоте фанатика.
Несчастный портной был в рванье и тяжелых оковах. Четверо вооруженных до зубов воинов охраняли его. На фоне ярких, роскошных одеяний придворных он, как ни странно, не выглядел жалким. И Екатерина сознавала почему: для этого еретика существовало лишь величие Небес, куда можно попасть лишь благодаря вере, которую он считал единственно правильной.
– Обучался ли ты в детстве какому-либо ремеслу? – задал свой первый вопрос епископ Маконский, этот хитрый ловец душ.
С присущей человеку из народа простотой портной ответил:
– Да, шить и прясть, и в своем мастерстве я могу соревноваться с любой мастерицей Франции.
– Что же тебя не устраивает в католической вере?
– Благочестивый обман. Когда говорят, что папа не только простой человек, но и Бог, а также чрезмерная пышность обрядности за счет ущерба внутреннему содержанию религии. Папский престол покупается, а не заслуживается. Назначение на высшие церковные должности осуществляется сомнительными средствами: все внимание уделяется финансовому положению, а не духовным качествам. Мы же призываем к нравственной реформации Церкви. Если бы люди отдавали Богу должное, не были бы нужны ни князья, ни правители.
Лицо короля становилось все более замкнутым. Портной обладал хорошо подвешенным языком, держался независимо, и Генрих сожалел, что он предан ложной вере. Самым непостижимым было то, что оборванный портняжка не стеснялся ни придворных, ни церковников, ни его, короля Франции, и никого не боялся, хотя под каждым вопросом епископа скрывалась опасность. Этот нищий еретик точно подбирал ответы, свидетельствующие о его незаурядном уме, особенно если учесть, что он не умел ни читать, ни писать.
– В чем же по-твоему заключается служение Богу? – задал свой вопрос кардинал Лотарингский.
– Только вера делает нас угодными Богу и еще скромность, самоотречение, трудолюбие и бережливость. Каждый христианин ответственен за общество и его нравственное состояние перед Богом. Произнесите надо мной какой угодно приговор, я скорее взойду на костер, чем откажусь от своей веры.
Екатерина чувствовала, что еретик выигрывает спор.
Внимательно следящий за спором король наконец тоже решил задать вопрос:
– Ты сознаешь, что бунтующие подданные, коими являетесь вы, еретики, – разбойники и убийцы?
Тишина, последовавшая за вопросом короля, длилась несколько секунд. Наконец протестант гордо вскинул голову и рассудительно ответил:
– Я – честный человек, Ваше Величество, хочу чистосердечно высказать вам следующее: уважайте ваших подданных, которые не боятся говорить вам правду. Правда – редкий товар, и, к несчастью, напрасно вы ищете ее среди вашего ближайшего окружения, которое купается в роскоши, грабит народ и не вникает в то, что происходит вокруг. Почему только дворяне пользуются привилегиями на охоту и рыбную ловлю? Разве только богатым должно принадлежать право избирать и смещать духовных лиц? Сжальтесь над престолом и страной.
Диана задохнулась от негодования и с упреком посмотрела на своего любимца Карла Лотарингского: ну и совет он ей дал… Из этого спора могут случиться одни неприятности. Надо немедленно прекратить это безобразие.
– Мы дали тебе высказаться, – произнесла она ледяным тоном, – теперь позволь и нам сказать свое слово.
Екатерина перехватила взгляд протестанта и как бы его глазами увидела себя – жену, брошенную мужем ради престарелой распутницы, и вдруг услышала слова несчастного труженика, громко и гневно осмелившегося бросить вызов фаворитке.
– Довольствуйтесь тем, мадам, что заразили Францию вашим бесчестием и вашей непристойностью, и не пытайтесь смешивать яд свой и грязь с такими святыми вещами, как истинная религия и правда Господа нашего Иисуса Христа.
Этот обреченный человек решился на то, на что не отважился ни один придворный. Последовал взрыв негодующих возгласов. Король вскочил. Он задыхался от гнева: оскорбили его даму!.. Он, оскорбляющий постоянно и прилюдно свою жену, не желал слышать даже единого слова, обращенного против своей любовницы.
Все ждали, что скажет король.
Диана в эти минуты казалась еще более надменной, чем когда-либо.
Екатерина торжествовала, но усиленно делала вид, что возмущена дерзостью оборванца, оскорбившего всемогущую герцогиню де Валентинуа.
