Владислав Бахревский - Ярополк
В тот день пришла к Святославу Власта. Явилась она с даром великому князю. Гридни не посмели остановить женщину. Принесла Власта в пеленах только что родившегося младенца. Встала перед князем, развернула свивалки снизу:
– Видишь, князь, – сын. За сына ты обещал мне коня.
– Помню, – признал Святослав.
– А теперь дальше смотри! – Развернула свивалки сверху и показала мертвое тельце. – Я свой долг исполнила, а ты бросил Киев и народ. Задушили нас голодом печенеги. Не я одна, многие женщины родили мертвых. На тебе вина, князь.
Сошел Святослав с коня, поклонился Власте:
– Я хоть и побил печенегов, но виноват. Возьми коня.
– А ты сына моего держи.
И взяла Власта повод, а в руки князю положила младенца.
– Не ради корысти сей обмен, а ради правды. Дома сиди, князь, если хочешь дать покой людям, если хочешь, чтобы женщины рожали живых сынов, для жизни, не для смерти.
И ушла, увела княжеского коня.
Кончина вещей Ольги
Киев узнал: великая княгиня вещая Ольга занемогла, лежит. Притих город. Даже на базарах люди осаждали крикунов, а балагуров могли и побить. Прошел день. На другой мудрые приметили: птицы не поют. Обезголосели. Печаль объяла город. Молились о здравии княгини христиане, кормили истуканов хлебом, поили молоком и кровью язычники.
На второй день болезни священник отец Хрисогон пособоровал Ольгу. Дворцовые слуги ждали, что будет завтра. И пришло завтра. И увидели киевляне: стоят облака. Стоят на одном месте, а ветер землю метет.
Почувствовала вещая Ольга – близок ее последний час. Позвала сына и внуков. Первым благословила она Владимира.
– Будь народу светлым пастырем. Да назовут тебя Солнышком, но не позволяй называть себя ясным месяцем. У месяца свет обманный, не греет.
Молча поклонился отрок бабушке.
Древлянскому князю Олегу, внучку своему, вещая Ольга заповедала:
– Вот ты с юных лет князь, правитель отческого удела, родины моей. Не торопись быть судьей людям. Слушай, как мудрые решают дела. И не скачи ты день-деньской за зайцами, как заяц, по полям, не рыскай по лесам за волками, волку уподобясь. Князю тешиться недосуг, князь людям надобен, а не собакам, не соколам. Охота – кровавая потеха. Помни, всякая пролитая кровь жаждет отмщения. Захочется тебе на охоту – в церковь сходи.
Кланялся Олег упрямой головой, соглашаясь, и пошел скорым шагом из бабушкиной спальни, пропахшей ладаном, лампадами, свечами. Ярополк не сумел спрятать слез, упал перед кроватью бабушки на колени, взмолился:
– Я буду класть поклоны весь день и всю ночь, только не умирай!
Улыбнулась Ольга:
– Я люблю тебя, внук мой, князь мой Киевский, но меня Бог зовет. Господа Бога не ослушаешься. Видно, все, что было записано в Книге Судеб, я совершила.
Княгиня протянула руку к Библии, и отец Хрисогон подал ей фолиант, написанный по-гречески. Указала Ольга страницу и строку, и отец Хрисогон прочитал:
– «…Да взыщется от рода сего кровь всех пророков, пролитая от создания мира».
И сказала Ольга Ярополку:
– Помни это и страшись нынче, пока в силе и здоровье, ибо завтра будет поздно.
И снова была открыта книга, и прочитал Хрисогон:
– «Путь грешников вымощен камнями, но на конце его – пропасть ада».
– Не забывай! Ты – христианин, – заповедала Ольга. – Заклубит перед тобой бесовство язычества, а ты сумей устоять, не предать Христа и самого себя. Твоя бабушка устояла.
Третий раз открыли святую книгу, и указала Ольга строку, и отец Хрисогон прочитал:
– «Вот муж на рыжем коне стоит между миртами».
– Слава Богу! – прошептала умирающая. – Твое княжение будет для народа покойным и мирным.
И осенила Ярополка крестом, и закрыла глаза, набираясь сил для последнего разговора с сыном своим, с князем Святославом.
Сказала Святославу с великой печалью:
– Если попрошу тебя сидеть в Киеве, радоваться миру и покою, ты ослушаешься. Мне – скорбь, тебе – грех. Живи как хочешь, но дай мне слово, что не будет от тебя гонения христианам.
– Да пусть живут! – весело откликнулся Святослав.
– Взрастил бы ты сыновей, внуков моих, тогда и шел бы искать неведомо что! – вырвалось у Ольги в отчаянье.
Святослав только голову наклонил, чтоб не смотреть матери в глаза. И сказала великая княгиня, теряя силы:
– Тризны по мне не совершай. Отец Хрисогон меня похоронит. Да не оставит тебя Господь, хоть ты бежишь от Него.
Перекрестила. И выкатились слезы из глаз ее. Не по себе, по сыну.
Ушел Святослав, а Ольга была в недоумении: много хотелось сказать, приготовила слова пронзительные, но Бог иначе устроил.
И скончалась великая княгиня Ольга, и похоронил ее по христианскому обычаю отец Хрисогон.
Преподобный Нестор-летописец так написал о блаженной Ольге в «Повести временных лет»[104]: «Была она предвозвестницей христианской земле, как денница перед солнцем, как заря перед светом. Она ведь сияла: как луна в ночи, так и она светилась среди язычников, как жемчуг в грязи; были тогда люди загрязнены грехами, не омыты святым крещением. Эта же омылась в святой купели, и сбросила с себя греховные одежды первого человека Адама, и облеклась в нового Адама, то есть в Христа. Мы же взываем к ней: «Радуйся русское познание Бога, начало нашего с ним примирения». Она первая из русских вошла в Царство Небесное, ее и восхваляют сыны русские – свою начинательницу, ибо и по смерти молится она Богу за Русь».
Княжение Ярополка
Князь Святослав поджидал дружину молодых вятичей, позвал с собой в Переяславец. Даром времени не терял, учил строю, владению оружием новобранцев, горевших желанием идти за птицей Славой да по иноземные чудеса.
А Киев жил неспокойно.
Ночами дважды загоралась церковь Николая Угодника, но Бог не попустил истребить храм, святую свечечку среди языческих просторов. Христиане спали чутко, тушили пожар вместе с Ангелами.
Осмелевшие язычники не унимались. Повалили крест на горе, откуда озирал скифские дали апостол Андрей Первозванный.
В ближайшем от Киева погосте рассыпали по бревнышку часовню. Бревна в речку спустили, крест закопали в лесной чаще у медвежьей берлоги.
Из гридней Святослава тоже язычество поперло, будто дрожжами их окормили. Брали по второй и по третьей жене. Вламывались в дома христиан, забирали иконы, ругались над образами. Толпа язычников, с дубьем, с огнем, подступила к хоромам бояр-христиан.
Рассердился великий князь, вывел на улицы дружину в броне, с оружием. На площади приказал стегать плетьми дубовую плаху, да так, словно желал выбить из нее слезы. И прошел по ближайшим весям, настегивая плаху. Язычники намек поняли. Притихли.
В эти дни, когда Киев стал тих и трезв, приехало из Новгорода большое посольство – просить себе князя, ибо смерть вещей Ольги придала храбрости многим порубежным завистникам на чужое добро.
У самих новгородцев смиренности тоже как не бывало. Говорили со Святославом напористо:
– Не пойдете к нам, сами добудем себе князя!
Недосуг было Святославу ссориться с гордыми посланцами купчишек, притворился смиренным, просил:
– Извольте подождать ответа. Спрошу княжичей, детей моих, ибо сам я вскоре иду в Переяславец.
Позвал Ярополка.
– Идешь ли княжить в Новгород?
– Не иду, – ответил Ярополк. – Я князь Киевский.
– Идешь ли в Новгород? – обратился Святослав к Олегу.
– Но ты послал меня к древлянам. Мой стол в Овруче! – возразил Олег.
Боярин Добрыня шепнул новгородцам:
– Просите Владимира!
Новгородцы знали: Владимир от Малуши, от ключницы вещей Ольги, от рабыни, но дед по матери у него – Малк Любечанин, князь древлян. Подумав, сказали:
– Святослав, дай нам Владимира.
– Вот он вам, – ответил великий князь с радостью, ибо обошел Владимира, теперь же справедливость была восстановлена, все дети получили столы со многими городами, сам же он освобождался от цепей дедовских обетов, от старого мира славян и скифов. Иной мир ждал его, иные земли, где мало зимы, много солнца, где плоды источают мед, а люди прекрасны телом и ликом.
И все же Святослав медлил: уйти из Киева – кинуть детей-отроков на произвол судьбы.
Но вот новгородцы собрались и отъехали в свою землю, а с ними Владимир и его наставник Добрыня. Добрыня – брат Ольги, – великий мудрец. Владимир в Новгороде крепко сядет. Вот в Киеве без Добрыни пустовато сделалось.
Но походный стяг уже зазвенел на ветрах, на ветробоях. А тут еще прискакал от воеводы Переяславца, от боярина Волка, гонец: новый болгарский царь Борис ополчился на русских. Переяславец пал.
Святослав заторопился выступить, не дождавшись вятичей, но умер витязь, славный Асмуд. Не оставил великий князь своего воспитателя без тризны.
В ладье с высокими бортами по огненным волнам многоярусного костра отправился Асмуд из дольнего суетного мира в мир огненных коней, огненных колесниц.
Схоронили прах Асмуда в зеве древнего кургана, насыпали курган вдвое. Отправили с витязем дюжину коней и верного слугу, сам пожелал поспешить за господином.
