Маргарита Разенкова - Девочка по имени Зверёк
Очень долго корабль сопровождали чайки. Луури забралась на самый нос корабля и, ухватившись за какую-то перекладину, свесив голову вниз, с пьянящим удовольствием следила за ходом корабля, чей нос то взмывал на волне вверх, то неспешно и важно опускался вниз. Пролетавшая мимо чайка захватила ее воображение своей свободой, и Луури «перешла» в состояние чайки, чтобы лучше насладиться этой новой свободой полета.
– Смотри, Ольвин, – услышала она веселый голос Учителя, – Луури сейчас превратится в чайку и улетит от нас!
– Тебе следует крепче держаться. – Обращенные к ней слова Ольвина выдавали его беспокойство.
– Она достаточно осторожна, – сказал Горвинд.
– И все же нуждается в заботе! – не унимался Ольвин.
Она с улыбкой оглянулась и помахала ему, продолжая держаться лишь одной рукой. Он в ответ погрозил ей кулаком. Тогда она, обхватив борт ногами, помахала ему двумя руками одновременно. Он же, ругаясь на нее, не поленился встать и стащить ее на палубу, как Луури ни сопротивлялась. Впрочем, она не сердилась.
Несколько дней пролетели незаметно. Как-то вечером, завернувшись в теплый плащ Ольвина и приткнувшись к нему под бок, под хлопанье паруса на ветру она тихо спросила:
– Хочешь, я расскажу тебе, как я летаю?
Она немного побаивалась, что он поднимет ее на смех, но он очень серьезно, без тени насмешки утвердительно кивнул головой. И Луури со все возрастающим воодушевлением принялась расписывать ему, как она представляет себя чайкой, и это получается так хорошо, что кажется – у нее есть крылья и она летит над волнами. А еще – как она «поднималась» над сосной, а потом – над лесом. И еще – как лежала на траве и слушала шепот и шорохи земли и голоса лесных жителей и как ручей учил ее постоянно меняться и при этом оставаться собой…
– Что это дает тебе? – спросил Ольвин.
Он лежал на боку, подперев голову рукой, смотрел на нее во все глаза и слушал, ни на миг не отвлекаясь. Она задумалась.
– Не знаю, что и сказать тебе. Знаю только, что без этого не могу: я должна видеть мир со всех сторон, иначе я как будто не живу.
Он покивал задумчиво. Ей понравилось, как он ее слушал.
Перед сном она решила узнать у Ольвина, знает ли он, для чего они плывут в Норвегию. Он удивился вопросу:
– Конечно. Учитель должен рассказать о пирамидах и вообще о путешествии не только нам. Придут его друзья и кое-кто из его бывших учеников.
Он хотел добавить еще что-то, но Горвинд строго сказал:
– Эй, вы, там, под плащом, ну-ка спите!
И Ольвин, щелкнув ее по носу, вскоре заснул. Что-то неуловимое не понравилось ей в его словах, но понять мешала усталость, и она тоже уснула.
Утром показался берег.
* * *Двое встречали их на пристани. Они сказали, что ждут уже несколько дней, начиная с новолуния. Эти слова, видимо, многое значили для Горвинда, но ничего не сказали Луури. Учитель назначил им («и остальным», как он сказал) встречу в месте, которое, похоже, было известно всем друзьям и ученикам – «на лесной поляне Синего фьорда». Эти двое оставили им кое-какой еды и почти сразу ушли.
– Они соберут остальных, мы же отправимся туда прямо сейчас, – сказал Учитель.
На поляне Синего фьорда было очень красиво: впереди расстилалось море, сзади близко к берегу подходил лес, вдали высились и в самом деле казавшиеся синими от теней скалы. Меж поросшими травой небольшими холмиками нашлось старое кострище – здесь и остановились.
Люди подходили в течение всего следующего утра, и к полудню всех было около двадцати. Каждого вновь пришедшего радостно приветствовали. Уже горел костер, готовилась еда. Ольвин что-то рассказывал, и время от времени все дружно хохотали – легко и открыто, как смеются люди только в своем узком кругу, где совсем нет посторонних. Когда наконец собрались все, Учитель сказал несколько тихих слов (Луури не расслышала, потому что сидела чуть поодаль, у самого подножия одного из холмиков), и все, торжественно замолчав, встали. Каждый обнял за плечи соседа, и образовался живой замкнутый круг. Они молчали, но от их действа шла такая сила, что Луури замерла. Она сжалась в комочек и почти перестала дышать.
Спустя некоторое время круг разомкнулся, каждый устроился где ему удобней, и все приготовились слушать.
Весь день и всю ночь Учитель рассказывал о далеких странах Юга и Востока; о таинственных пирамидах и их звездном значении; о рукописях и свитках, принесенных им; о хрустальных шарах, кристаллах и порошках, помогающих путешествовать в другие миры; о картах разных земель, что он видел; об обычаях, о которых узнал; о верованиях и богах других народов. Особенно ее поразило, что человек, оказывается, может прожить несколько жизней, много раз рождаясь – чтобы научиться наконец тому, чего от него хотят боги!
Когда он говорил о порошках, он оглянулся на Луури. Ей показалось, он хочет пригласить ее рассказать о полученном опыте, и жутко засмущалась. Он отвернулся, ничего не спросив, и продолжил, и она поняла из его рассказа, насколько его опыт богаче, чем ее.
Затем все отдыхали, рассказывали о себе, а Луури все сидела в сторонке. Она вдруг вспомнила слова Ольвина на корабле – «кое-кто из его бывших учеников» – и поняла свое беспокойство: «бывших» – значит, когда-нибудь и она… Ей стало немного грустно и одиноко. И она ушла побродить вдоль моря. Уже светало. Когда она вернулась, почти все спали. Ольвин переговаривался с одним из друзей, лежа на траве перед тлеющими углями костра. Она замерзла и подобралась поближе к углям погреться. Ольвин, незаметно подойдя сзади, набросил ей на плечи плащ и протянул кусок хлеба. И это было кстати.
День-два… Потом стали расходиться, но на берегу оставались еще несколько человек, когда Горвинд собрался в обратный путь. На их счастье ветер был попутный, и корабля в Исландию не пришлось долго ждать. Немного, полдня, погостили у Гуннара. Навестили и Йохи. Первый раз Луури увидела, как Учитель работает в кузне. Ольвин помогал ему, а Йохи, как всегда добродушно посмеиваясь, с удовольствием давал им обоим советы.
Когда лошади были готовы, пришло время возвращаться домой. Луури сильно устала от обилия впечатлений и встреч, к тому же приближалось полнолуние. Она чувствовала себя очень тревожно. Ольвин заметил:
– Она может не выдержать последнего перехода. Остаться?
– Нет, – решил Учитель, – я помогу ей.
Он достал из очередной коробочки желтую горошину и дал Луури. Через минуту она уснула.
Пробуждение застало ее уже недалеко от дома. Пахло сосновой смолой. Сначала она решила, что сидит под сосной, но плавное покачивание крупа лошади напомнило ей происходящее. Позади, крепко обхватив ее за пояс, сидел Ольвин и дышал ей прямо в ухо. Она не открыла глаз: было приятно дремать и сквозь слегка приоткрытые веки следить за кружащимися сквозь густую листву бликами солнца. Ольвин наклонился к Луури ближе, она почувствовала, как он вдыхает запах ее кожи. Его короткая борода и отдающее смолой дыхание щекотали ей шею. Она подумала: «Обнюхивает, как волк своего детеныша» – и тихонько засмеялась. Ольвин отодвинулся. Усталый голос Горвинда с предостережением произнес:
– Ты рискуешь, Ольвин, разбудить в ней…
Луури воспользовалась тем, что он говорил медленно, и тут же выпалила:
– А я уже проснулась!
И не поняла, почему мужчины расхохотались.
* * *Остаток лета Луури провела с Учителем далеко от дома. Они жили под открытым небом у моря, а потом – в землянке, когда ночи стали совсем холодные. С утра он учил ее, а потом отпускал отдохнуть либо выполнить очередное задание. В числе последних было – найти из нескольких сосен, окружающих землянку, те, которым он оставил «послание» для Луури, и понять, что именно он сообщал ей. Она медленно обходила сосну за сосной, то трогая их руками, то прислоняясь спиной к стволу, и нашла одну, которая «сообщила» ей послание Учителя: «немедленно вернись». Она побежала к нему и рассказала об этом. Горвинд немногословно похвалил и отпустил погулять, а сам отправился к реке.
Когда она пришла к нему на берег, то обнаружила там и Ольвина, который что-то мастерил из большой ветки, строгая ее ножом. Рядом с ним лежала новая меховая курточка для Луури: зима была близка, и он принес ей теплую одежду. Завидев ее, Ольвин встал. Они не виделись очень давно, и Луури очень соскучилась, поэтому сразу бросилась к нему с радостным криком и повисла, обхватив его руками за шею, как в детстве. А Ольвин вздрогнул и замер на глубоком вдохе, крепко прижимая ее к себе… Когда раздался властный ледяной возглас Учителя: «Ольвин!», подействовавший на последнего, как удар бича, она не успела понять, что произошло: Ольвин резко оттолкнул ее от себя и зашагал прочь, не говоря ни слова, лишь яростно сбивая веткой листья с кустов направо и налево. Луури чуть не упала от неожиданности, было обидно, и подступали слезы. Она сглатывала их, чтобы не показаться слабой, потом спросила Учителя:
