Книга тайных желаний - Кидд Сью Монк
— Он ушел еще до полудня, — ответила Памфила. — И пока не вернулся.
— Проводи гостью к нам, и чтобы никто не знал. Кроме Лави.
— Мой муж тоже еще не вернулся. — Памфила позволила слову «муж» медленно соскользнуть с языка. Надежды Лави оправдались: брачный договор был подписан сразу.
— Только обязательно предупреди его, когда он придет. Попроси спрятаться в саду и подождать. Когда наша приятельница соберется уходить, пусть Лави проводит ее через заднюю дверь.
— Кто она? — спросила Памфила с тревогой на лице.
— Нет времени объяснять, — ответила Йолта и нетерпеливо взмахнула рукой. — Скажешь мужу, что это Хая. Он поймет. А теперь поспеши.
Йолта открыла дверь во двор, впуская в комнату раскаленный воздух с улицы. Я смотрела, как она прихорашивается, разглаживает тунику, глубоко и медленно дыша. Я налила три чаши вина.
Диодора замешкалась на пороге, оглядывая комнату, прежде чем войти. На ней была белая туника, поверх которой она набросила коричневую накидку грубого плетения. Собранные на затылке волосы удерживались двумя серебряными заколками, глаза были подведены зеленым.
— Я не знала, увижу ли тебя еще, — заговорила первой Йолта.
Диодора ступила внутрь, и я быстро захлопнула за ней дверь, на которой изнутри и снаружи был замок, бесполезный для нас, поскольку от него не было ключа. Я напомнила себе, что за все это время Харан еще ни разу не показался в нашей части дома. Вряд ли что-то приведет его сюда сегодня.
Диодора, тоненькая, похожая больше на ребенка, чем на женщину, стояла посреди комнаты. Понимала ли она, насколько это опасно? И все же была здесь и восхитительная ирония: девочка, от которой Харан избавился, старательно заметая следы, находилась в его доме, под его крышей, прямо перед носом хозяина. Возмездие, тайное и неслучайное, настигло дядю. Я едва не рассмеялась. Потом я протянула гостье чашу вина, но она отказалась, а я осушила свою четырьмя глотками.
Йолта опустилась в кресло, я указала Диодоре на скамью, сама же уселась на пол, откуда могла следить за садом и сразу заметить Лави.
— Твоя история меня поразила, — заговорила девушка. — Я не могла выкинуть ее из головы все это время.
— Я тоже, — сказала Йолта. — Прости, что обрушила это известие на тебя столь внезапно. Я привыкла действовать напрямик, поскольку растеряла мягкость много лет назад.
Диодора впервые на моей памяти улыбнулась, и наша комната словно осветилась несмелым рассветным солнцем.
— Сначала я радовалась тому, что ты меня послушалась и больше не приходила в храм Исиды Целительницы, но потом… — Она замолчала.
— Я хотела вернуться, — призналась Йолта, — чтобы хоть издали посмотреть на тебя, но решила уважать твое желание. И счастлива, что ты пришла.
— Я вспомнила твои слова о брате, который держит тебя взаперти. Даже если бы ты решила навестить меня против моей воли, у тебя могло и не найтись такой возможности. Так что я отправилась к тебе сама.
— Ты не боялась, что можешь наткнуться на Харана? — спросила я.
— Да, боялась. Но придумала оправдание. К счастью, оно мне не понадобилось.
— Расскажи нам.
Она сняла с плеча сумку и достала бронзовый браслет с отчеканенной на нем ястребиной головой:
— Я собиралась показать ему браслет и сказать, будто один из его слуг потерял украшение в лечебнице при храме Исиды Целительницы, а меня послали вернуть находку. Я бы попросила Харана позволить мне переговорить с кем-нибудь из слуг.
История была недурна, но в ней имелся изъян, который Харан ни за что бы не пропустил: ему было известно, что Диодора служит в храме Исиды Целительницы. К тому же внешне она была вылитая я.
— И что ты собиралась сказать слуге? — спросила я.
Она еще раз открыла сумку и достала оттуда небольшой остракон[26]:
— Я собиралась умолять передать это Йолте. На нем сообщение для… моей матери.
Она опустила глаза. Слово «мать» повисло в воздухе, такое яркое и сияющее, словно выведенное золотом.
— Ты знаешь грамоту? — удивилась я.
— Хозяин научил меня.
Она протянула остракон Йолте, и та прочла вслух: «Прошу тебя, приходи еще раз. Д.».
Я смотрела на прощальный луч оранжевого заката. Скоро Харан вернется домой, а мы сидим при свете ламп, говорим друг с другом и даже смеемся. Йолта расспрашивала дочь о лечебнице, и Диодора рассказывала о кровотечениях, ритуальном очищении и сонных травах, которые вызывают грезы.
— Мне и еще одной служительнице поручают по пробуждении записывать сны ищущих исцеления. Хозяин научил меня читать и писать, поэтому я и смогла занять эту высокую должность.
Какое-то время она развлекала нас историями о самых нелепых снах, что ей довелось услышать.
— Я отношу записи жрецу, который проникает в их смысл и прописывает лекарство. Не знаю, как он это делает.
— И лекарства помогают? — спросила я недоверчиво.
— Да, почти всегда.
Я уловила какое-то движение в саду и заметила Лави, крадущегося в тени пальм. Перехватив мой взгляд, он поднес указательный палец к губам и скрылся за листвой у открытой двери.
— Ты живешь при храме? — продолжала расспросы Йолта.
— Мне было шестнадцать, когда умер хозяин. С тех пор я переселилась в дом, где обитают другие храмовые служители. Теперь я свободна и даже получаю небольшую плату за свои труды.
Мы все никак не могли насытить свое любопытство, но, хотя Диодора была заметно польщена искренностью нашего интереса, через какое-то время она стала упрашивать Йолту рассказать ей о тех двух годах, что они провели вместе. Мы узнали о том, как она боялась крокодилов, какую колыбельную любила и как однажды опрокинула миску с мукой себе на голову.
— У тебя была маленькая, ярко раскрашенная деревянная куколка, — продолжала Йолта. — Я купила ее на рынке. Ты называла ее Марой.
Диодора выпрямилась, глаза у нее расширились.
— С волосами из льняной кудели и с ониксовыми бусинами на кончиках прядей?
— Да, это Мара.
— Она все еще у меня! Это все, что осталось от моей прежней жизни. Хозяин сказал, что я появилась, сжимая куклу в руках. Но имя я забыла. — Она покачала головой и повторила: — Мара.
Постепенно выведав все, что знала Йолта, и собрав все части воедино, Диодора начала складывать историю своей жизни. Я сидела почти беззвучно и слушала, а они все говорили и говорили, не замечая ничего вокруг себя. Через какое-то время двоюродная сестра обратила внимание, что я все время молчу, и попросила:
— Ана, расскажи о себе.
Несколько мгновений я колебалась, говорить ли о семье в Сепфорисе — об отце, матери, Иуде, — но все же решилась, правда опустив большую часть подробностей. Я описала Иисуса, и душа у меня так заныла, что я поскорее перешла к историям о проделках Далилы в корытце с водой, чтобы хоть немножко забыться.
Настала ночь. Диодора повернулась к Йолте:
— Когда ты открылась мне, я не знала, верить или нет. Ты — и вдруг моя мать… быть такого не может. Но я увидела себя в тебе. Глубоко в душе я знала, кто ты. Слушая твою исповедь, я чувствовала горечь, которая заполняла всю меня, и я сказала себе: однажды она меня бросила, теперь пришел мой черед. Поэтому я ушла. Но ты крикнула мне вслед «доченька», сказала, что любишь. — Она подошла к Йолте и опустилась на колени рядом с ней. — Я не смогу забыть, что ты оставила меня. Я всегда буду об этом помнить, но не хочу лишать себя любви.
Однако мы не успели решить, к добру или к худу были ее слова. Дверь рывком распахнулась, и в комнату вошел Харан. За ним стоял его верный слуга.
XVIII
Мы с Йолтой и Диодорой вскочили со своих мест и тесно прижались друг к другу:
— Ты не постучал. Дело, видимо, срочное? — удивительно сдержанно поинтересовалась Йолта, хотя глаза ее метали молнии.
— Мне сказали, что у вас гостья, — ответил Харан, не сводя глаз с Диодоры. Дядя с любопытством рассматривал ее лицо, до поры не замечая очевидного. — Кто ты такая? — спросил он, пойдя ближе.
