Книга утраченных имен - Кристин Хармел
– Прячьтесь в канаве. Вскоре вы услышите шаги солдат. Задержите дыхание. Я скажу вам, когда можно будет выбраться.
Сердце Евы бешено колотилось, пока она выполняла его распоряжение и помогала детям забиться в укрытие, затем и сама распласталась на холодной земле в неглубокой придорожной канаве. Маленькая девочка начала всхлипывать, и Ева прижала ее к себе, пытаясь успокоить. Тихие детские рыдания смолкли в тот момент, когда рядом послышался хруст снега и гравия под тяжелыми сапогами.
Все шестеро лежали тихо и неподвижно, а звук шагов, все приближаясь, громко разносился в ночном воздухе. Затем послышался смех, несколько слов по-немецки, опять смех, и шаги солдат стали постепенно стихать в противоположном направлении. Наконец все снова смолкло, и Реми прошептал:
– Пора.
Все поднялись.
– Только тихо, – напомнил он им, когда они побежали к колючей проволоке, стараясь двигаться как можно бесшумнее. Оказавшись у забора, где от Швейцарии их отделяло всего несколько сантиметров металла, Ева вдруг поняла, что прохода нет.
– Но как?.. – спросила она, однако Реми уже обогнал их и уверенным жестом приподнял ограждение так, чтобы они смогли пролезть под ним.
– Мы давно уже разрезали проволоку, – шепотом объяснил он ей. – Просто чудо, что они до сих пор этого не заметили. – А потом обратился к детям: – Лезьте сюда. Бегите к безопасности и свободе!
Жорж – самый старший из мальчиков – пролез первым. Когда Дидье последовал за ним, Ева в изумлении наблюдала, как Жорж помог ему проползти под проволокой, потом поднял его и вместе с ним бросился бежать. Третий мальчик, Морис, также перебрался и подождал, пока Жаклин окажется по другую сторону от забора.
– Я позабочусь о ней, – сказал он Еве и Реми. – Спасибо вам за все!
Они побежали вдвоем – две маленькие фигурки, пробирающиеся через темную ночь к огням швейцарской деревушки где-то далеко впереди.
– Тебе тоже пора, – сказал Реми и крепко сжал Еве руку. – Быстрее, пока немцы с нашей стороны границы не заметили нас и детей.
Ева повернулась к нему. Еще минуту назад она была готова последовать за детьми, несмотря на охватившее ее чувство утраты. Однако сейчас она ясно поняла, что сегодня ночью не перейдет в Швейцарию. И это было ее окончательное решение.
– Я не могу.
– Ева, ты должна. – Ева видела лицо Реми совсем близко, во мраке его глаза казались темными и взволнованными. – Это твой шанс.
– Знаю. – Она медленно и нежно поцеловала его. Реми не отпрянул от нее, и Ева уже не сомневалась: он все понял. Она не могла уйти, а он не мог ее отпустить, хотя они оба отдавали себе отчет, что перебраться по ту сторону колючей проволоки было для нее сейчас единственно верным шагом.
– Ты уверена? – спросил Реми, когда Ева, тяжело дыша, отстранилась от него.
– Да.
– Тогда нужно действовать очень быстро. Я остановлюсь в доме на окраине города, а потом отправлюсь в леса около Ориньона.
– Ты не вернешься в дом священника?
– Нет, слишком опасно. Пойдем. – Он взял ее за руку. Ева в последний раз посмотрела в сторону Швейцарии и мысленно помолилась о том, чтобы дети поскорее оказались в безопасности, а затем вновь окунулась во мрак Франции.
Конспиративная квартира находилась в маленьком каменном доме на окраине города. Всего в пятнадцати минутах быстрой ходьбы от того места, где разрезанный забор из колючей проволоки давал беглецам надежду на спасение. Они шли молча, Реми крепко держал ее за руку, и Еве было приятно чувствовать тяжесть его ладони. Сегодня ночью она своими глазами увидела то будущее, которое стало возможным благодаря ее работе по подделке документов.
Реми отпер дверь ключом, в доме было сумрачно и холодно. Едва дверь закрылась и они оказались в кромешной тьме, он притянул ее к себе и прижался губами к ее губам, его руки обхватили ее лицо, запутались в волосах, а затем заскользили по ее телу.
– Ты не должна была оставаться, – говорил он в перерывах между жадными поцелуями. – Тебе нельзя здесь находиться.
– Но…
– И я рад, что ты так поступила, Ева, – сказал Реми, снова прижимая ее к себе и продолжая целовать. – Я люблю тебя.
Он впервые сказал ей эти слова, и они окончательно разбили ей сердце.
– Я тоже тебя люблю, – проговорила она.
Холодными руками он обхватил ее лицо, а затем провел большими пальцами по шее до впадин возле ключиц. Их губы снова встретились, и по ее телу пробежала дрожь.
– Да ты замерзла, – сказал он, отстраняясь. – Давай разведем огонь.
– Я не хочу отпускать тебя, – возразила она.
– Но я хочу видеть твои глаза, Ева. Нам нужен свет. Я обещаю, что никуда не уйду. На кухне должна быть еда, отец Буисони обычно оставляет там немного.
Еве не хотелось уступать Реми, но она понимала, что он прав: в доме было ужасно холодно и она едва видела его в темноте. Она сняла ботинки и пошла на кухню поискать там чего-нибудь съестного, пока Реми складывал поленья в камин. На столике рядом с горелкой стояла бутылка красного вина, лежали буханка хлеба, кусок сыра и написанная от руки записка: «Да хранит вас Господь». Взглянув на это достаточно щедрое угощение, Ева поняла, что отец Буисони раньше нее догадался о том, что она, скорее всего, вернется сюда вместе с Реми. И она надеялась, что эта записка благословляла их.
Когда Ева вернулась в комнату, Реми ворошил кочергой поленья в камине, чтобы они лучше разгорелись; его пальто висело на спинке стула. Он повернулся к ней и улыбнулся, когда она подняла руки, в одной из которых была бутылка вина, а в другой – хлеб с сыром.
– Я вижу, отец Буисони позаботился о нас, – отметил он.
– Как думаешь, он не осуждает нас за то, что мы решили провести ночь вместе? – спросила Ева. В конце концов, этот человек был священником.
– Мне кажется, он понимает, когда люди любят друг друга, – ответил Реми. Он отложил железную кочергу, подошел к Еве, взял у нее вино и еду и поставил все это на маленький деревянный столик в углу. Затем, когда пламя в камине стало потрескивать и согревать комнату, он снял с плеч Евы пальто и осторожно стянул через голову платье, так что теперь она стояла перед ним в одном белье. На мгновение он слегка отстранился и окинул ее взглядом блестящих глаз, а затем прижался губами к ее губам. На этот раз его поцелуй был полон страсти и желания, и она ответила на него, в то время как пальцы расстегивали его ремень и пуговицы на рубашке.
Они занялись любовью сразу же, без промедлений. Острая боль, которую Ева испытала в самом начале, вскоре стихла, утонула в водовороте ощущений: от прикосновений тела Реми, запаха древесного дымка, наполнившего комнату, их горячего дыхания в холодном
