Колин Маккалоу - Первый человек в Риме. Том 1
Река Малахат служила границей между западной Нумидией и восточной Мавретанией; зимой – ревущий поток, к середине лета она превращалась в цепь мелких водоемов, а поздней осенью и вовсе пересыхала. В центре ее долины находилась крутая вулканическая гора, на вершине которой Югурта соорудил крепость. Там, как сообщили Марию лазутчики, хранились огромные богатства.
Римская армия спустилась на равнину, подступила к высоким берегам, которые образовала река, и разбила лагерь в виду горной крепости. Затем Марий, Сулла, Серторий и Авл Манлий, а также остальные командиры стали изучать цитадель, выглядевшую неприступной.
– Нечего и думать о лобовом штурме, – сказал Марий. – Не вижу ни одного способа вести осаду.
– Нет такого способа, – подтвердил молодой Серторий, совершивший несколько вылазок, чтобы поближе осмотреть крепость со всех сторон.
Сулла вскинул голову, чтобы видеть вершину горы из-под полей своей шляпы.
– Думаю, мы просидим здесь, у подножия, так и не добравшись до вершины, – сказал он, мрачно улыбнувшись. – Даже если бы мы построили гигантского деревянного коня, как данайцы, мы бы не смогли доставить его к воротам.
– Тем не менее доставить туда осадную башню мы должны, – сказал Авл Манлий.
– Ну что ж, у нас впереди еще месяц, – сказал Марий. – Будем стоять здесь. Следует позаботиться о сносных условиях для солдат, насколько это возможно. Луций Корнелий, решайте, где будем брать питьевую воду, где устроить бассейны для купания. Авл Манлий, организуйте рыбную ловлю: разведчики говорят, что до моря – десяток миль. Давайте проедем вместе вдоль берега – разведаем местность. Они не собираются вылезать из цитадели и нападать на нас. Так пусть наши люди отдыхают. Квинт Серторий, вы позаботьтесь о фруктах и овощах…
– Пока, по-моему, – сказал Сулла, оставшись с Марием наедине в палатке командующего, – вся эта кампания больше похожа на увеселительную прогулку. Когда же я увижу кровь?
– Вам здесь скучно, Луций Корнелий?
– Вовсе нет, – Сулла помрачнел. – Я не мог даже представить, насколько интересна такая жизнь. Здесь ты все время чем-то занят, решаешь интересные задачи. Я вовсе не против того, чтобы считать деньги. Я хотел бы увидеть кровь. Взять хотя бы вас. В моем возрасте ты уже участвовал в полусотне битв. А теперь взглянешь на меня… Зеленый новичок!
– Ты еще отведаешь крови, Луций Корнелий. И очень скоро. Вот увидишь.
– Да?
– Конечно. Почему по-твоему, мы расположились здесь и не рвемся в бой?
– Нет, не говори, дай мне додуматься самому, – остановил его Сулла. – Мы здесь потому… Потому, что ты надеешься припугнуть царя Бокха, чтобы он соединился с Югуртой… А если Бокх заключит союз с Югуртой, Югурте это придаст сил для нападения.
– Прекрасно! – Марий улыбнулся. – Эта страна столь необъятна, что мы можем потратить еще десять лет на скитания по просторам, так и не приблизившись к Югурте. Если бы у него не было гаэтули, разорение царства сломило бы его сопротивление. Но у него есть гаэтули… К тому же он слишком горд, чтобы позволить римской армии хозяйничать в его селах и городах. И несомненно, наши рейды нарушают снабжение его войск зерном. Он слишком опытен, чтобы рискнуть на открытую битву, пока я командую армией. Вот мы и подтолкнем Боккуса прийти ему на помощь. Мавры могут выставить по крайней мере двадцать тысяч пехотинцев и пять тысяч конников. Итак, если Боккус присоединится к Югурте, тот выступит против нас, это яснее ясного.
– А тебя не беспокоит, что тогда враг будет превосходить нас числом?
– Нет! Шесть римских легионов, толково обученных и под толковым руководством, справятся с любой вражьей силой, и численность войск тут не при чем.
– Но Югурта имеет опыт войны с Сципионом Эмилианом в Нумидии, – сказал Сулла. – Он будет воевать на римский манер.
– Есть иностранные цари, которые знают римскую манеру. Но нет у них римских войск. Наши методы созданы для наших людей – римлян, латинян, италийцев.
– Дисциплина, – сказал Сулла.
– И организованность, – добавил Марий.
– Но ни то, ни другое не вознесет нас на вершину этой горы, – сказал Сулла.
Марий засмеялся:
– Верно! Но есть еще кое-что, чего нельзя пощупать и скопировать тоже нельзя.
– Что же?
– Удача. Никогда не забывай про удачу.
Они были друзьями, Сулла и Марий. Разные, они были схожи в главном: оба они мыслили нестандартно, оба были людьми неординарными, оба прошли через невзгоды и были способны и на беспристрастность, и на большую страсть. А главное – оба не боялись работы и стремились отличиться.
– Есть и такие, кто считает, что удачу свою человек готовит сам, – заметил Сулла.
Марий поднял брови:
– Ну, конечно… Интересно бы только познакомиться хоть с одним таким…
Публий Вагенний, с окраины Лигурии, служил во вспомогательном отряде конницы. С тех пор, как Марий разбил лагерь на берегу реки Малахат, у Публия забот был полон рот. К счастью, равнина была обильно покрыта зарослями высокой травы, серебрившейся на солнце, так что с пастбищем для нескольких тысяч армейских мулов не было проблемы. А вот лошади оказались более разборчивыми, чем мулы и щипать эту грубую растительность не желали. Их приходилось гонять к северу от горной цитадели, на середину долины, туда, где благодаря подземным водам травы были нежнее.
Если бы командиром был не Гай Марий, подумал обиженно Публий Вагенний, то коннице наверняка разрешили бы разбить свой отдельный лагерь – поближе к пастбищу. Так нет же! Гай Марий не хотел соблазнять обитателей крепости легкой добычей и отдал приказ всем до последнего солдата располагаться в основном лагере. Каждый день сначала разведчики должны были убедиться, что враг не скрывается поблизости, и только тогда конникам позволялось выводить своих лошадей на луга. А разве можно вдали от бивуака оставлять лошадь одну, без присмотра? Не найдешь потом…
И вот каждое утро Публию Вагеннию приходилось на одном из двух своих скакунов вести табун через всю равнину, выпускать коней, чтоб насытились на целый день, и тащиться назад в лагерь за пять миль. Не успеешь и отдохнуть – пора снова тащиться на пастбище, чтобы пригнать лошадей обратно. А ведь ни один конник не любит пеших прогулок…
Однако, спорить не приходилось, приказ есть приказ. Оставалось только чем-нибудь облегчить свою участь. Публий стал ездить без седла и уздечки – только идиот оставит седло и уздечку без присмотра на целый день. Он взял за правило прихватывать с собой большой мех с водой и мешочек с едой. Выпустив двух своих лошадей около горной цитадели, он мог укрыться в тени и отдохнуть.
Выехав в четвертый раз, он пристроился с мехом и мешком в ароматной долине, усеянной цветами и окруженной отвесными утесами. Прилег на ковер из трав и задремал. Лицо его ласкал влажный ветерок, доносивший соблазнительный дымок от очагов за стенами крепости и… Что это? Публий Вагенния привстал, раздувая ноздри. Этот запах он хорошо знал! Улитки! Большие, толстые, сочные, сладкие, мясистые… божественные улитки!
В Лигурии улитки водились. Публий вырос на улитках. Он так привык класть чеснок в улиток, что добавлял его теперь и во все остальные блюда. Он стал одним из лучших в мире знатоков улиток. Он мечтал о разведении улиток на продажу и даже о выведении новой породы улиток. У некоторых людей носы различают по запаху вина, у некоторых – чувствительны к духам. Нос Публия Вагенния специализировался на улитках. Аромат, доносимый ветром с горы, говорил ему, что где-то наверху обитают улитки бесподобно нежного вкуса.
Как свинья, отыскивающая трюфелей, он стал крадучись двигаться на запад, прокладывая себе дорогу по уступам скалы к заветной цели. С момента приезда в Африку вместе с Луцием Корнелием Суллой в сентябре прошлого года ему ни разу не довелось отведать улиток. Африканские улитки считались лучшими в мире, но где они водятся, лигуриец так и не узнал. А те, что поступали на рынки Утики и Кирты, попадали прямиком на столы военных трибунов и легатов – если только не прямо в Рим.
Не испытывай Вагенний столь неодолимую страсть к моллюскам – вряд ли наткнулся бы на угасший еще в давние времена вулкан. Изучая причудливую стену из базальтовых колонн, он обнаружил огромный кратер. За несколько миллионов лет молчания ветры забили пылью его отверстие, сравняв его с землей. Однако еще оставалась возможность протиснуться внутрь естественной пещеры. Было в ней около двадцати футов в ширину, а футах в двухстах вверху синел кусочек неба. Вертикальные стены казались неприступными. Однако Публий Вагенний не только гурман, но и горец. Он взобрался по скале хоть не без труда, однако не слишком рискуя упасть, и поднялся на поросший травой уступ в сотню футов длиной и в полсотни шириной. Ноги его вымокли от росы. Из скал сочилась вода. Стеной стояли папоротники и осока.
