Георгий Миронов - Заговор, которого не было...
Это нетипичное «дело». Но отражение становящейся, к сожалению, типичной обстановки взаимного недоверия, взаимной ненависти, озлобленности одних национальных групп и социальных слоев на другие. Они совершали преступления не ради куска хлеба, не прокорма ради. Так же как и большинство социальных и межнациональных конфликтов совершаются не из-за земли и хлеба. Как обрести душу людям, ее потерявшим? Как стать человеком тому, кто потерял человеческое лицо? Я не знаю. Пусть об этом
думают философы. Наше дело — бандитов ловить...»
* * *Судебно-медицинская экспертиза потом обнаружит на теле убитого Кенарева 21 колото-резаное проникающее ранение грудной клетки с повреждением легких, повлекшее за собой смерть потерпевшего.
Следствие потом разыщет все похищенное в ту ночь в квартире Кенарева и составит такой вот скорбный реестр: денег 14 рублей, два кольца стоимостью 3 и 4 р., духи стоимостью 15 р., тушь для ресниц — 25 р., телогрейка — 10 р., брюки 80 р.
Жена Кенарева в ту ночь вернулась поздно, но, узнав, что муж пригласил к ним домой братьев Ахтаевых, просто побоялась идти. Те и трезвые могли изнасиловать, а уж от пьяных можно было ждать чего угодно. Квартира была полна дыма, занавески и тюль на кухонном столе обгорели. На полу были разбросаны монеты, вещи. В комнате на диване и в детской кроватке тлели матрацы, часть которых она тут же выбросила на улицу...
Муж лежал в ванной, дверь которой была выломана (ванна и туалет у них совмещенные). Он был уже мертв. Без пожарных обошлись, потушив огонь вместе с соседями, а вот «Скорую» вызвали. Милицию вызывать не спешили. Нужно было решать, указывать на Ахтаевых или сделать вид, что не знают убийц Сереги Кенарева. До утра потянули. Утром заглянул Веня. Сказал, что мужа убил его брат Роман, что воспрепятствовать ему он не мог («ты же знаешь Романа? Бешеный!») и что если она хочет сохранить жизнь себе и ребенку, то ей и соседям лучше об этом молчать.
Заговорила она только после того, как все братья Ахтаевы были арестованы...
Рассказывает следователь областной прокуратуры Михаил Коржев
«Убийство Кенарева продолжало нас беспокоить. Нюы хом мы чувствовали, что рано списывать его в «нераскрытые», это во-первых, а во-вторых, уж очень почерк казался знакомым. Не может быть, что никаких следов не оставили Ахтаевы, если это были они, в той кровавой драме в Симбирске...
В конце концов мне пришлось зимой выехать туда, помочь поработать следственной группе, которая продолжала свои попытки раскрыть это старое дело. И одновременно, почти в один день, допрошенные в разных городах, припертые собранными нами фактами, доказательствами, Роман и Вениамин Ахтаевы дали показания, признав себя виновными в убийстве Кенарева. Все, кажется, можно было ставить точку... Их показания были закреплены новыми свидетельствами, собранными нами в зимнем Симбирске.
Но тут еще один любопытный эпизод выясняться стал. Роман ведь был к нам этапирован из колонии, где он отбывал наказание по статье 218 — за хранение оружия (обреза). После того, как был изобличен в участии в серии убийств с особой жестокостью, стала выявляться его главенствующая роль в банде, появилось, как уже говорил, основательное подозрение, что «подсел» он умышленно, чтобы уйти из поля зрения следствия, избежать наказания за более серьезные преступления. Но подозрение надо еще доказать. Хотя прием в уголовном мире не новый, но... Словом, поднял то старое дело, по которому он был арестован и осужден по 218-й. Выяснилось, что когда его брали «с обрезом», он был задержан вместе с одной молодой женщиной, Настей Пожаровой (о ее драматической судьбе я расскажу ниже. — Г. М). И эта Настя вообще не была после задержания допрошена работниками милиции. Это, конечно, серьезное профессиональное упущение. Ведь, хотя, как я выяснил уже позднее, она была с Романом всего часа три, она могла знать и, как выяснилось, знала кое-что про него. Я из чего исходил: все эти три часа он колесил по городу, сильно нервничал, часто останавливались у кафе, баров, выпивали, курил постоянно, то есть явно находился в состоянии стресса.
Ведь расчет его мог сработать, а мог и сорваться. Сдастся, как последний фраер, добровольно «ментам», а они на него и навесят все эти убийства, которые тянутся за ним, пусть и не беспокоя по ночам кровавыми подробностями, но вселяя глубоко спрятанное от «подельников» ощущение страха перед разоблачением. Но, видимо, самоуверенность Романа победил страх. Убедил себя, что все концы спрятаны, жертвы мертвы, свидетели убраны, машины убитых проданы. Словом, надо, вслед за «концами», прятать и себя. Лучше всего в так ему хорошо знакомой «зоне».
Вызвал я в Ульяновск наших оперов из областного центра, начали ходить по следам банды Ахтаевых. И насобирали столько всего... И кражи, и грабежи, и изнасилования, и разбойные нападения... Нашли и Настю. Вспомнила она слова, раздраженно брошенные Романом в машине после очередной рюмки коньяка то ли в кураже, то ли в запале... «Знала бы ты, девонька, какой след за мной кровавенький». Настя тогда мало чего поняла, а вскоре и Романа взяли. Слышала, вроде посадили его за хранение обреза. Ну, пропал куражный парень с жесткими, желтыми, чуть раскосыми глазами. Так ухажеров у длинноногой замужней Насти всегда хватало. Если бы тогда, сразу после ареста Романа, ребята из симбирской милиции покрутились побольше, опросили всех, с кем он был последние часы, может, эта случайно брошенная фраза заставила бы их как-то соотнести личность Романа с нераскрытыми убийствами по области. Но... Все показалось таким простым...
Ахтаевы, припертые доказательствами по всем эпизодам, по всем убийствам, решили, что этого что-то слишком много. Зоны они не боялись. Все уже несколько «ходок» сделали. Смерти кто же не боится? А «дело» то выходило на «расстрельные» статьи...
И стали братья «мудрить». Брать на себя все новые и новые убийства. Рвались в другие города, надеясь, что там, где они чужие, легче будет совершить побег. Ахтаевы шли на побег...
Они и до того покушались на побег из СИЗО. Роман уже несколько раз пытался бежать. У всех у них, в их камерах (а содержались они, естественно, в разных камерах) были найдены заточки, ножовочные полотна, за плату или обещание большой платы доставленные с воли.
Ахтаевы становились неуправляемы. Все более агрессивными во время допросов. Они явно были готовы пойти на новое убийство: охранников, контролеров, следователя, или на то, чтобы взять кого-то из них в заложники и попытаться, поторговавшись, все-таки бежать.
Стали мы тщательно проверять все преступления, которые они на себя «наговорили». Часть подтверждалась, часть — нет. Причем однозначно... Не могли они совершать эти преступления либо потому, что были в это время в другом месте, а то и в заключении, либо потому, что никаких следов, свидетельских показаний на эту тему не находилось.
Ну, мелкие преступления, которые они брали на себя и которые подтверждались фактами, мы могли доказать и без следственных экспериментов, без выезда на место происшествия. Понимая агрессивность Ахтаевых, их готовность пойти на любую кровь, лишь бы выбраться на свободу, мы без крайней нужды старались их с места не трогать. Контролера, пойманного на передаче заточек, ножовочных полотен, естественно, отстранили, возбудили уголовное дело. Охрану усилили.
Поняв, что «мелочевкой» нас не расшевелить, неожиданно стали брать на себя еще 10 убийств, причем совершенных на территории Армении, Азербайджана, Калмыкии, в местах достаточно труднодоступных, тем более учитывая идущую в Закавказье войну. Задача перед нами встала непростая. Группа у нас была небольшая: три следователя, пять оперов. Учитывая вообще загруженность уголовного розыска и прокуратуры, рассчитывать на какую-то большую помощь людьми не приходилось. Не реагировать на признание подследственных в совершении особо тяжких преступлений ни закон, ни совесть не позволяют. А начать раскручивать в местах боевых действий десять новых убийств, выезжать туда с крайне агрессивными подследственными, при нашей-то малочисленной группе, тоже более чем легкомысленно. К тому же интуиция подсказывала ответ на вопрос о странной откровенности матерых убийц. И отказаться от следствия нельзя, и проводить нет возможности, во всяком случае, силами работников областной прокуратуры.
Вот тогда и было принято решение передать дело для дальнейшей разработки в Следственное управление Генеральной прокуратуры Российской Федерации».
