Теодор Моммзен - История Рима
Красс, получивший на совещаниях в Лукке сирийское наместничество, очень интересовался порученным ему делом, оно могло доставить удовлетворение и честолюбию, которое жило в его душе, не совсем подавленное жаждою богатств. Еще до истечения срока своего консульства, в конце 54 г., Красс был в Сирии, там уже началась война с парфянами вследствие неясностей заключенного Помпеем договора и вызванного этим вмешательства римлян в междоусобия, которые возникли в среде царского семейства после убиения парфянского царя Фраата двумя сыновьями. Войско было готово, и в начале 53 г. Красс выступил в поход. Он оказался совершенно непригодным для этого важного и трудного дела. Его доверием завладел один арабский князек, Абгар. Красс положился вполне на доставленные им сведения, на его знание местности и пошел прямою дорогою. Перешедши Евфрат, войско оказалось в песчаной, безводной пустыне. Абгар все уверял, что скоро настигнуто будет избегающее боя войско парфян, – и внезапно римляне оказались пред огромными полчищами парфян, и к ним немедленно перешел Абгар со своими всадниками.
Во главе парфянской армии стоял молодой и даровитый вождь. Он знал, что азиатская пехота ничего не может сделать против римских легионов, и имел войско, составленное исключительно из всадников, чрезвычайно искусных стрелков из лука; бесконечный ряд верблюдов был нагружен запасами стрел. Римское войско было в худом положении уже потому, что пути сообщения были совершенно отрезаны неприятелем. Около города Карры в Месопотамии произошла битва. Парфянские всадники издали осыпали легионы тучами стрел, которые благодаря плотному строю римской пехоты причиняли много вреда. Когда римляне двигались вперед, чтобы атаковать врага в рукопашной схватке, парфяне уносились далеко на своих легких конях, а затем возвращались и еще смелее нападали на утомленных пехотинцев. Один из лучших помощников Красса, его сын Публий, со всею конницею произвел энергичный натиск на врага. Парфяне бросились бежать, завлекли римскую конницу далеко от лагеря, затем внезапно ее окружили – и после геройского сопротивления весь отряд был истреблен.
Смерть сына и гибель конницы страшно потрясли Красса. Он совершенно потерял голову, и только благодаря мужеству и распорядительности квесторов Кассия и Октавия римская армия сначала нашла убежище за стенами Карр, а затем начал а отступление, с успехом сдерживая наседавшего врага.
Около города Синнака в июле 53 г. парфянский визирь начал переговоры. Уже установлены были условия мира, вполне приемлемые для римлян. Крассу подвели богато убранного коня, присланного ему в подарок парфянским царем. Слуги визиря по восточному обычаю подхватили римского главнокомандующего на руки, чтобы посадить его на лошадь, – окружающим показалось, что они хотят вероломно овладеть особою проконсула, и бросились его защищать. Произошла свалка, в которой все римские офицеры и Красс были убиты. Оставшиеся без вождей войска частью рассеялись, частью были взяты в плен. 40 000 человек перешло с Крассом Евфрат, вернулось менее 10 000; свыше 20 000 погибло в походе, до 10 000 пленников были поселены в качестве рабов в Мервском оазисе.
Такого поражения еще не испытывали европейцы от азиатов. Оно было ужасно по своим размерам и грозило совершенно уничтожить владычество римлян на Востоке, не случилось этого только потому, что в Парфянском царстве, как это постоянно бывало в восточных деспотиях, возникли внутренние неурядицы и междоусобия.
Всего меньше впечатления произвела весть о поражении в Риме: там в это время особенно бурно клокотал революционный вулкан и близкое неизбежное столкновение между Цезарем и Помпеем, столкновение, которое решало судьбу республики, поглощало все внимание, заслоняло все другие события. В увлечении ближайшими, происходившими на глазах, фактами публика не была способна понять, что гибель Красса ускоряла наступление этого кризиса, потому что Красс держал сторону Цезаря и давал ему первенство над Помпеем, а из этих двух соперников Цезарь был более не расположен начинать явную ссору.
Цезарь, бесспорно, стремился к единоличному господству, но он был слишком гениален для того, чтобы увлекаться царскою властью только для обладания ею. Он с полным основанием мог называть себя и демократом – потому что его главною мыслью была именно мысль о народе, мысль о том, как бы лучше устроить его судьбу, после того как стало ясно, что судьбами и силами его под видом властей, избираемых самим народом, распоряжаются люди, преследующие свои личные цели или партийные и сословные интересы. Достигнув власти, Цезарь, бесспорно, прежде всего выбросил бы за борт весь тот олигархический хлам, который скопился за существование республики и тяготил ее.
Строгие конституциалисты с Катоном во главе не могли понять необходимости и законности таких действий. Они находили нужным соблюдать прежде всего букву старых постановлений, хотя бы в эти постановления давно уже вкладывалось совсем другое содержание, вовсе не соответствовавшее первоначальному их смыслу и духу. Они готовы были скорее погубить республику на законном основании, чем спасти ее с нарушением конституции. Помпей не имел таких широких, грандиозных замыслов, как Цезарь, но он не мог примириться с первенством Цезаря. Доверие, оказанное ему в Лукке, не установило полного внутреннего согласия между ним и Цезарем, и во время своего диктаторства Помпей довольно явно шел против Цезаря: он провел, например, постановления о том, что его полномочия в Испании продолжаются еще на 5 лет, до 45 г., и что солдатам испанской армии будет выдано богатое вознаграждение на счет казны, а для Цезаря и его армии ничего подобного не устроил, даже не противодействовал нимало возникновению толков, что лучше было бы сократить срок наместничества Цезаря в Галлии.
Цезарь явно уклонялся от разрыва, и разрыв не возникал, пока Цезарь был очевидно сильнее, – все знали, что Красс всегда поддержал бы Цезаря. Теперь Красс погиб, в Галлии восстание Верцингеторикса делало сомнительными все достигнутые Цезарем результаты. Казалось, что теперь Помпей могущественнее, – и разрыв явно и быстро приближался. Помпею и Цезарю каждому одинаково не хотелось, чтобы вина междоусобия падала бы на него. Что республиканского правления уже нет – это было ясно для каждого. Столкновение должно было решить, кому править единодержавно – Цезарю или Помпею. Но кто бы из них ни сделал верный шаг к разрешению этого вопроса – в глазах общества каждый стал бы первым претендентом на монархическую власть и, пожалуй, загнал бы в лагерь своего противника всех тех, кто был вообще против подобной перемены.
Представители аристократической партии опасались более всего Цезаря и сделали попытку сблизиться с Помпеем, который ведь начал свое поприще как сторонник Суллы и только впоследствии, по мотивам преимущественно личным, разошелся с аристократиею. Подробности соглашения неизвестны, но оно, несомненно, состоялось в течение 52 г., так что немедленно после диктатуры Помпея были выбраны в консулы один совершенно незначительный член послушного сенатского большинства и Марк Клавдий Марцелл, наиболее видный сторонник партии Катона, человек твердый и энергичный.
Цезарь понимал значение этих фактов и на всякий случай готовился: под предлогом галльских событий он значительно усилил свою армию, но вместе с тем он делал все возможное, чтобы избежать насилия, и публично заявил о своем полном одобрении действий Помпея в столице, и только напомнил о состоявшемся в Лукке соглашении, в силу которого по истечении срока его наместничества он должен был получить на 48 г. консульство. Он рассчитывал, что, будучи поставлен во главе государства, законным путем сумеет провести те реформы, которые считал необходимыми. Кроме того, ему важно было получить должность по тем же основаниям, по которым его противники, со своей стороны, старались не допустить Цезаря до консульства по крайней мере непосредственно: если бы остался промежуток времени, в течение которого Цезарь был бы не правительственным чиновником, а частным лицом, то это дало бы возможность возбудить против него уголовное преследование – по закону привлекать к суду за служебные злоупотребления можно было только лиц уже не служащих, – и, конечно, решение суда было бы неблагоприятно для Цезаря. Были пущены в ход разные натянутые толкования тех законов, которые касались вопроса и требовали, между прочим, личного присутствия кандидатов и тех, которые определяли момент окончания срока полномочий лиц, служащих в провинции.
Когда вопрос о том, кому и с какого времени поручить наместничество в Галлии, занятое пока Цезарем, был поставлен Марцеллом на обсуждение в сенате – противники Цезаря не могли сдержать всей ненависти к нему, и в заседании произнесены были самые страстные речи против него, едва удалось помешать немедленному принятию решений в духе самом неблагоприятном для Цезаря. После этого сенат несколько месяцев не собирался, а по возобновлении заседаний уже и Помпей открыто присоединился к противникам Цезаря. Между прочим решено было, что его войско должно быть распущено, и ветеранам предложено было обращаться за увольнительными свидетельствами прямо в сенат. Когда стало известно намерение некоторых трибунов остановить своим «veto» решения, направленные против Цезаря, Помпей открыто заявил, что не будет обращено никакого внимания на подобные устарелые формальности. Все свидетельствовало, что соглашение совершенно рушилось и что теперь враждебно стоят друг пред другом Помпей и Цезарь.
