Всеволод Соловьев - Последние Горбатовы
— В это время, около пяти часов, я каждый день дома…
— А теперь я вас не смею задерживать, — проговорил Барбасов и встал.
— Нет, вы еще останетесь немного! — вдруг сказала Маша. — Мы с вами так давно не видались, Алексей Иванович… что нового? Говорите… я все это время сидела дома, ничего не знаю…
Марья Александровна с некоторым изумлением взглянула на племянницу. Но она вспомнила, что Маша уже не раз говорила ей о Барбасове.
Однако Барбасов все же не засиделся. Он перекинулся с Машей несколькими фразами, а затем решительно встал и уехал.
— Ты давно его знаешь? — спросила Марья Александровна.
— Конечно, давно! — весело улыбаясь, ответила Маша.
Два года редких встреч в Москве ей вдруг показались чуть ли не вечностью.
— Мы большие приятели с Барбасовым, ma tante! — прибавила она. — И я очень рада, если он вам нравится… Он замечательный человек!
— Конечно, нравится! — сказала Марья Александровна. — Я не про наружность говорю, наружность у него несколько странная…
Маша даже обиженно взглянула на тетку, но ничего не сказала.
— А что он замечательно умный и энергичный человек — это видно! Жаль, Маша, ты вошла слишком поздно, он высказывал много интересного… Да вот послезавтра, если хочешь присутствовать на заседании, сама услышишь… И ведь он так недавно появился… прежде о нем ничего не было слышно…
— Как не было слышно, ma tante! — вся вспыхнув, воскликнула Маша. — Как не было слышно? Да ведь он был одним из самых замечательных адвокатов в Москве, о нем во всех газетах кричали, наконец, он писал, его статьи производят всегда впечатление.
— Так он был адвокатом?! — не без изумления проговорила Марья Александровна. — Je ne le savais pas… [78] Однако мне его хвалили и граф Ерзен, и Петр Владимирович… Ну да как бы то ни было, я очень рада, что он вступил в наше общество, такой способный человек… Он может много принести пользы. А то ведь у нас все только так, сидят на заседаниях и молчат, а то и дремлют даже… Мне необходим помощник именно по этому обществу…
— Увидите, что вы в Алексее Ивановиче такого помощника и будете иметь! — с жаром сказала Маша.
— Ты, ma chère amie, за него совсем горою… Алексей Иванович — так его зовут?.. Алексей Иванович. (Она записала в своей книжке.) Вы, кажется, с ним не на шутку друзья?..
— Я этого и не скрываю, — весело сказала Маша.
XXVII. НА ЗАСЕДАНИИ
С этого дня Маша видела Барбасова очень часто, и для того чтобы с ним встретиться, ей уже не надо было искать его в чьей-нибудь чужой гостиной. Да и он со своей стороны не придумывал теперь разных хитрых и нехитрых способов встречаться с нею, не караулил ее в Эрмитаже или на улице.
Прочитанная им в горбатовском зале на заседании записка произвела фурор, хотя, конечно, главным образом потому, что Марья Александровна еще до открытия заседания, в разговоре с самыми влиятельными членами общества, горячо расхваливала и записку эту и ее автора. К тому же Барбасов прочел великолепно, с тем увлечением и мастерством, с каким обыкновенно произносил свои победоносные защитительные речи.
Даже те из почетных и действительных членов общества, как мужчины, так и дамы, которые имели обыкновение на заседаниях дремать, на этот раз отказались от своей привычки. Не вдумываясь в смысл того, что читал Барбасов, и, в сущности, вовсе не интересуясь этим, они следили за его чтением, как за игрой актера. С этой знакомой им кафедры до сих пор никто так не говорил. Здесь обыкновенно читались самые однообразные отчеты — и только. А тут вдруг этот незнакомый, странный и некрасивый господин говорит звучным, громким голосом, без малейшего смущения и с необыкновенным апломбом!..
Барбасов даже отошел от своей записки; он вспомнил лекцию своего старого московского профессора Никиты Крылова и, подобно ему, в подтверждение одного из своих выводов, пустился, так сказать, в беллетристику — разыграл перед благотворительным обществом целую сцену из действительной жизни, разыграл ее в лицах. Он представил бедное семейство и поочередно превращался то в одного, то в другого из членов этого семейства, выказав при этом недюжинные актерские способности. Такая неожиданная выходка сначала всех поразила, но под конец имела успех.
Когда заседание было закрыто, Марье Александровне пришлось его представить почти всем дамам. Мужчины подходили к нему, знакомились, поздравляли его, объявляли ему на разные лады, что его записка замечательна, что он затронул самые существенные и важные вопросы — и так далее.
Барбасов раскланивался и отвечал скромно и с достоинством…
Не прошло и недели, как он был выбран почти единогласно в секретари общества и, таким образом, сделался постоянным и близким сотрудником Марьи Александровны. Он просто разрывался на части, повсюду поспевая. Служебные дела его шли самым блестящим образом. Вместе с этим он заводил нужные и полезные знакомства.
Между прочим, через Марью Александровну познакомился он и с Бородиным и на него произвел хорошее впечатление, так как сразу доказал ему, что смыслит кое-что в делах и не новичок в биржевых спекуляциях.
К тому же Михаил Иванович намечал для себя по всем ведомствам и министерствам подходящих полезных людей и, найдя такого человека, имел обыкновение его приласкать, приголубить, оказать ему, при случае, некоторые услуги, в полной уверенности, что эти услуги не пропадут даром и вернутся к нему с большими процентами.
В число подобных людей он сразу включил и Барбасова. Он даже представил его жене и дочери, позвал обедать и, при встречах с ним, был к нему очень внимателен и крепко жал его руку…
Все свободное время, оставшееся от службы и поддерживания полезных знакомств, Барбасов проводил теперь у Марьи Александровны, работая с нею по делам не только того общества, где был секретарем, но и целых трех обществ. Так как он действительно был очень способен и находчив и дело у него в руках кипело, а Марье Александровне всегда приходилось возиться с очень неудачными секретарями, то она была от него без ума и при всяком удобном случае расхваливала его своему кузену и другу, князю Сицкому, так расхваливала, что тот даже им заинтересовался. Он навел кое-какие справки и в следующий раз, когда Марья Александровна опять стала хвастаться своим секретарем, заметил ей:
— А ведь он красненький, совсем красненький, матушка!.. Не только из нынешних, а, так сказать, из завтрашних.
Если бы князь сказал это про кого-нибудь другого, то совсем уронил бы такого человека во мнении, кузины. Но за Алексея Ивановича (он уже был для нее теперь не monsier Барбасов, а «наш Алексей Иванович») она заступилась, и заступилась горячо.
— Vous-vous trompez, mon ami, vous-vous trompez pozitivement! [79] — воскликнула она. — Тебе сказал кто-нибудь, и, конечно, из зависти!.. Я за моего секретаря ручаюсь, это самый благонамеренный человек, je vous assure — il est tout-à-fait dans nos idées… [80] Я давно собираюсь, а уж теперь непременно тебе его представлю — и тогда сам увидишь…
Князь усмехнулся кончиками своих тонких губ и сказал, что рад познакомиться с таким редким явлением, как протеже Марьи Александровны, — редким явлением, так как до сих пор она никому не протежировала.
Барбасов был представлен князю и имел честь беседовать с ним около часу. Князь любезничал, выкрикивал, видимо, заинтересовался Барбасовым. Когда тот стал прощаться, князь без конца жал ему руку, отвешивал низкие поклоны и довел его своей любезностью до того, что Алексей Иванович, несмотря на свое самообладание, совсем растерялся и выскочил из гостиной весь красный, с таким выражением в лице, как будто его высекли.
— Что же ты скажешь, князь, о моем секретаре? — спросила Марья Александровна.
— Прекрасный, прекрасный молодой человек, — крикнул князь, изо всех сил потирая свои руки, — tout-à-fait dans mes idées…
— Если не надувает, вдруг прибавил он шепотом.
Марья Александровна опять рассердилась.
— Однако ты становишься чересчур подозрительным, это уж даже просто болезнь! — заметила она.
— Что делать, что делать! — отозвался князь, кривя рот в усмешку и переменяя разговор…
Барбасов же стал тщательно избегать князя и почувствовал к нему глубокую ненависть, такую, какой вообще никогда и ни к кому не чувствовал. Он понял, что князь его проник насквозь, и вдобавок перед этим комичным и странным, даже более комичным, чем он сам, человеком он почувствовал себя, может быть, в первый раз в жизни вдруг доведенным до очень миниатюрных размеров. А с таким превращением своей фигуры он никак не мог помириться. Но князь ни словом, ни делом не повредил Барбасову. Он просто среди своей обширной деятельности позабыл о нем, а Марья Александровна не напоминала больше…
По счастью Барбасова, князь не принадлежал ни к одному из обществ Марьи Александровны, и потому он не встречался с ним на заседаниях. Зато он постоянно, и на заседаниях и вне их, встречался с Машей. Она теперь тоже оказалась помощницей тетки, чем-то вроде неофициального второго секретаря, и у нее с Барбасовым была всегда общая работа. Они сходились все ближе и ближе. Барбасов уже совсем был влюблен в нее, насколько мог, то есть он окончательно отождествил ее со всем, что ее окружало и что должно было теперь скоро, как он надеялся, принадлежать ему вместе с нею.
