Битвы Ренессанса - Владислав Добрый
Для человека нормально отступать. Если вы ударились головой в стену, вы охнете, и отступите, пытаясь понять что происходит. Увидите стену и если вам нужно пройти дальше, начнете искать обходные пути.
Такие как Барбаросса, отступали только чтобы взять разбег.
Не претендуя на истину, я думаю, что дело в их сословной принадлежности.
В средневековье люди были очевидно не равны. Очевидно для любого здравомыслящего человека. Прежде всего, люди делились на сословия. Потом по статусу — причем статус сильно зависел от семьи. С одной стороны, благородный рыцарь мог убить священника или монаха, и даже никак за это не пострадать, при том что обычный крестьянин мог быть убит даже за неосторожное слово против священнослужителя. С другой стороны, презренные купцы Медичи, практически простолюдины, однажды породнились с монархами Франции, объективно величайшей феодальной монархией Европы. Впрочем, это скорее исключение. После того, как вы определяли сословную принадлежность и статус, шли остальные второстепенные детали.
Что интересно, вот про цвет кожи в средневековых описаниях особо и нет. А если и есть, то не все так просто. Лодовико Сфорца по прозвищу Моро (черный, мавр) например: «Говорили, что этим прозвищем он обязан темному цвету своего лица, однако видевший его Паоло Джовио уверяет нас, что он вовсе не был смуглым».
В средневековье обычного человека определяло происхождение. Сейчас мы практически зеркалим средневековое мнение о человеке, полностью меняя шкалу оценок. Если для нас описание некоего Васи Петрова в первую очередь начнется с того, что он мужчина, русский, с таким-то цветом волос, и только потом из какого он города — то для средневековья описание бы звучало скорее всего так: Из семьи Петровых, Сидоров по матери, из города такого-то. Национальность еще не придумали, но внешность была понятием весьма второстепенным.
Это не значит, что на внешность люди внимание не обращали. Вполне обращали, была и мода, сохранились и описания преступников очень похожие на современный словесный портрет. Просто не только социальный статус, но даже и ожидаемое поведение человека, да практически полностью мнение о нем — вытекало не из его поступков, а из его происхождения.
Труффальдино из Бергамо из пьесы «Слуга двух господ», постоянно подчеркивает свое происхождение, городок Бергамо. Он постоянно называет вместе с именем малую родину, так сказать. Впрочем, не он один — для большинства средневековых людей принадлежность к конкретной общине была буквально вместо фамилии. Типа представился ты как Вася Питерский, и все понимают, что пьянка с тобой будет иметь вариант продолжения с расчлененкой. Конечно, некоторые особо выдающиеся личности принадлежали всей Италии, например Донателло или Рафаэль Санти, но вот Леонардо так навсегда и остался для окружающих Леонардо из Винчи.
И, как не трудно догадаться, это совсем не работало для рыцарей. Да, в их титулах была отсылка к их феоду или даже названию замка. Но это могло меняться с течением жизни. Главное в их имени было приставка, отмечающее принадлежность к рыцарскому сословию.
Одежда, владение оружием и множество других вещей, непозволительные для других — для рыцарей было естественно и обычно.
Они были настолько вне средневекового общества, что в наших современных головах это просто не укладывается. Мы иногда думаем, что они были сродни депутату и силовику, в очень коррумпированном государстве. Например, они могли отнять понравившуюся вещь или даже убить человека — но понести наказание могли, только если пострадавший сможет убедить в происшедшем беззаконии вышестоящего феодала из того же сословия. Суд равных, все такое.
У рыцарей была отдельная культура с культом Девы Марии, рыцарской поэзией и даже немного особая религия с рыцарскими добродетелями.
Даже в средневековых описаниях происков дьявола, если жертва обычный крестьянин или горожанин, то он может только обороняться от прикинувшегося кем-то другим дьявола. И после инфернального инцидента немедленно доносит о нем в органы местного самоуправления, которые уже расследуют случай, выносят вердикт и предпринимают меры по сдерживанию Врага Людского. Это весьма шаткая, но законность. Если в таких полубайках присутствует рыцарь, то он, как правило, атакует подозрительную сущность (как, например, уже упоминавшейся мной монах) и убивает её. И на этом история заканчивается — рыцарь вне юрисдикции местного самоуправления, и поэтому, видимо, остается только признать его действия оправданными. Монах был дьяволом, что поделать.
Опять же, есть острое желание сравнить средневекового рыцаря с современным представителем исполнительной или законодательной власти, использующего свое положение для постановки себя выше законного и правового поля — но это опять же будет попытка натянуть на современность сильно другую, средневековую, реальность.
Депутат сбивший человека и избежавший наказания, как и аристократ, затоптавший конем человека и не примирившийся с общиной (извинения, крупная сумма денег) это просто беззаконие. На которое общество реагирует всегда крайне негативно.
А вот рыцари, зачастую, были любимчиками толпы. Очень похоже на то, что в двенадцатом веке деревенский мальчишка в Англии, который не умеет читать, при этом мог легко описать герб пары десятков любимых рыцарей. И даже взвешенно обрисовать таблицу лидерства рыцарей королевства по результатам последних турниров. Да и в принципе, похоже обратиться к аристократу, своему местному или проезжему, с жалобой на чрезмерно расплодившихся волков, дикого кабана повадившегося топтать посевы, или повинных и в том и в том шайку разбойников — было скорее нормой. Совершенно точно, в рыцарском сословии, составлявшего от 0,5 до 2 процентов населения Европы, не видели угнетателей. Только в отдельных, конкретно взятых, представителях. Больше того, в более общем смысле, в рыцарях видели образец для подражания.
У меня есть острый соблазн сравнить рыцаря средневековья с современным спортсменом. Например с Хабибом. Он и в самом деле похож по многим формальным признакам, начиная с отличной от общепринятой, особой культуры. Также как и рыцарь, он ни дня не работал, из семьи где только и делали, что поколениями оттачивали искусство колотить других людей, с четкими и ясными понятиями о чести и справедливости… И даже становится понятнее, почему на протяжении веков людям и в голову не приходило предпринимать значительные усилия для попытки смещения рыцаря с пьедестала единственно важного участника войны. Это как рассуждать о том, как можно победить чемпиона по боям без правил в многоугольнике. «А что если взять палку подлиннее, одеть на неё боксерскую перчатку? Тогда он ко мне подойти не сможет и я его по очкам сделаю?». Это рассуждение кажется нам очевидно дурацким, а вот идея взять большие пики и не подпускать ими к себе конных рыцарей — кажется рабочей. Хотя, с точки зрения средневековья, она еще более дурацкая.
Но все же, нет, я не пойду по простому пути натянутых ассоциаций. Между современным спортсменом и рыцарем лежит такая же бездна, как между современным миром и средневековьем.
Феодальная верхушка, в социальном плане — не часть средневекового общества. Это надстройка, со своей моралью, нормами, философией, культурой, верой, даже языком. У нас нет сейчас, к счастью, прямых аналогий.
Для описания подобного в фентези обычно вводят другую расу. Рыцари для жителей городов и деревень были чем-то вроде эльфов. Или орков. Наверное, случалось по разному. Все это, конечно очень обобщенно, скорее всего, в каждом отдельно взятом году среди сотен лет истории, и применительно к конкретной геолокации, будет множество нюансов, а то и вовсе противоречащих этой обобщенной картине фактов. Но нам надо хоть отчего-то отталкиваться.
И вот, при Леньяно в 1176 эти прекрасные орки сталкиваются с пехотой. Малочисленной. Не рыцарской. И не могут сломить её сопротивление. Не удивительно, что битва при Леньяно стала столь знаменита.
Изменила ли неожиданная стойкость итальянской пехоты стратегический расклад и рисунок войны? Нет. Просто, для людей, чей круг интересов включал в себя массовые убийства, добавился еще один нюанс к множеству других, которые нужно учитывать на войне.
Проиллюстрировать это нам поможет битва при Кортенуова, в далеком 1237-м году. Со стороны Священной Римской Империи у нас выступает Фридрих II, человек о котором можно написать пять книг, несомненно гениальный стратег, тактик, политик, и абсолютно точно «неправильный» рыцарь. Все было очень плохо, его совсем не любили и было за что. Так, например, он взял Иерусалим… Без боя! Заключил выгодный мир с египетским султаном и получил в нагрузку
