Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза - Элисон Уэйр
Елизавета испытала такое облегчение, что была готова расцеловать аббата. Однако мать явно сомневалась:
– Хотелось бы мне чувствовать себя в безопасности, но ситуация очень подвижная. А что будет с моим еще не родившимся ребенком? Если это мальчик, не посчитают ли его Уорик и Кларенс угрозой для своего режима? Что мне делать, отец аббат?
– Вашей милости, несомненно, нужно оставаться здесь, – ответил священник.
– Но у меня нет денег и не хватает многих необходимых вещей. Друзья, вероятно, бросили меня, и кто знает, сколько времени нам придется провести здесь?
– Господь и это аббатство обеспечат вас всем, что нужно, не бойтесь. И Он уже показал Свою руку. Весть о вашем отчаянном положении распространилась благодаря нашим достойным братьям-мирянам, и меньше часа назад сюда уже приходил верный вам мясник, мастер Гулд, он обещал каждую неделю поставлять половину бычьей туши и двух баранов для пропитания двора вашей милости.
– Как он добр, – сказала мать, явно тронутая. – Похоже, я все-таки не осталась без друзей. Никогда я не смогу отблагодарить вас достойно за вашу помощь нам.
– Благословляю вас, дочь моя. – Аббат улыбнулся. – Будем надеяться, что ваши несчастья вскоре закончатся.
Глава 2
1470–1471 годы
Колокола аббатства пробили полночь накануне Дня Всех Святых, когда Елизавету разбудила мистресс Джейкс, которая стала переносить их с Марией соломенные тюфяки в комнату бабушки, где в простой деревянной колыбели, изготовленной монахами, спала Сесилия.
– Что случилось? – нервно прошептала Елизавета. – Уорик идет? – Он стал демоном ее снов.
– Нет, принцесса. Вашу матушку уложили в постель. Даст Бог, к утру у вас будет братик или сестричка.
Это была хорошая новость. Однако ночь близилась к концу, и «уложили в постель», что бы это ни значило, оказалось делом весьма болезненным. Сквозь закрытые двери Елизавета слышала стоны матери. Позже жалобные причитания превратились в непрерывные крики. Девочка в ужасе закрыла уши руками.
В какой-то момент дверь отворилась, вошла леди Скроуп и успокаивающе заговорила с нею. Елизавета помнила изумление матери, когда три дня назад той сообщили, что Совет Генриха Ланкастера назначил эту женщину служить ей, а также прислал повитуху, матушку Кобб, которая принимала Сесилию, и личного врача королевы доктора Сирего.
Мать удивило, что новые правители раскошелились и оплатили их услуги.
– И это притом, что ребенок может оказаться мальчиком, который когда-нибудь бросит вызов Генриху.
– Может быть, они хотят подружиться, – робко предположила Елизавета, но мать покачала головой:
– Даже если так, я не стану иметь дело с узурпаторами.
Елизавета про себя решила, что это неправильно. Одно доброе слово от матери, и этот кошмар мог бы закончиться.
Позже леди Скроуп заглянула снова:
– Вы все еще не спите, моя маленькая леди? Беспокоиться не о чем. Все хорошо.
– Но мама кричит. – Елизавета едва не плакала.
– Это нормально. Роды – тяжелый труд. Но осталось недолго. Попытайтесь уснуть. – Она удалилась, шурша юбками.
С рассветом послышался плач ребенка. Елизавета выскочила из постели, как ядро из пушки, и ворвалась в комнату матери прежде, чем ее успели остановить. Однако мать сидела, откинувшись на подушки, и улыбалась, ее серебристо-золотистые волосы веером рассыпались по плечам.
– Бесси, у вас теперь есть братик, – гордо сказала она. – Принц для Англии.
Елизавета склонилась над колыбелью. В ней, туго спеленутый, лежал и глядел на нее крошечный младенец с губками, как бутончик розы, и широко раскрытыми синими глазками.
– Какой красивый! – выдохнула девочка. – Можно мне взять его на руки?
– Пока нет, – сказала королева. – Ему сейчас нужно поспать.
– Как его зовут?
– Эдуард. Очень уместно назвать его в честь короля.
Елизавета смутилась, увидев, что мать вдруг залилась слезами. Ну конечно, она скучает по отцу. Как он обрадуется, узнав, что у него родился сын, наследник престола!
Сидевшая у кровати бабушка взяла мать за руку:
– Не расстраивайте себя, Бет.
– Какая жестокая несправедливость, что этому принцу, которого мы так ждали, суждено было родиться, когда его отец в изгнании. – Мать всхлипнула.
Бабушка погладила ее по щеке:
– Его рождение может оказаться благом, если наши друзья, найдя в этом надежду и утешение, останутся верны Эдуарду.
– Молюсь, чтобы так и было! – горячо ответила мать. – Но вдруг Уорик увидит в мальчике угрозу?
– Угрожает ему не мальчик, а его отец, и они правильно делают, что боятся Эдуарда. А что до этого малыша, он слишком мал и беспомощен, чтобы иметь хоть какое-то значение. У них и без того проблем хватает – шутка ли, попытаться снова усадить Генриха Ланкастера на трон, который ему не принадлежит.
Похоже, это успокоило мать. Она попросила бабушку взять принца из колыбели и дать его Елизавете, предупредив дочь:
– Осторожнее.
Девочка вновь взглянула на пухлое личико младенца, и сердце ее растаяло.
Крещение маленького принца, в отличие от торжеств, устроенных по такому же поводу для его сестер, прошло очень скромно и без особых церемоний, словно это был сын бедняка. Обряд совершил в доме аббата приор Истни. Крестными матерями стали бабушка и леди Скроуп, а отцами – аббат Миллинг и высокий представительный Истни. Елизавета гордо несла крестильную сорочку, которую надели на ее брата, после того как вынули из купели, в знак очищения от греха. Маленький Нэд – так они называли его, чтобы отличать от отца, – тихонько хныкал, когда из него изгоняли дьявола.
Церемонии воцерковления для матери не устроили, она быстро оправилась и встала с постели, аббат тихо благословил ее в присутствии немногочисленного двора. К тому моменту жизнь как-то наладилась. Стало ясно, что Уорик не намерен предпринимать каких-либо действий против них, и тем не менее королева посчитала мудрым решение остаться в святилище.
– Наш отъезд отсюда могут расценить как провокацию, возникнут подозрения, не намереваемся ли мы собрать вокруг себя врагов Уорика и Кларенса, – сказала она, сидя у камина, потом взяла младенца у леди Скроуп и стала качать его на руках. – Нет, наша безопасность покоится лишь на огромной привилегии находиться в этом святом месте. Мы должны терпеливо переносить наши испытания.
Однако, по мере того, как зимние дни укорачивались, королева все чаще предавалась печали, впадала в уныние и проявляла все, что угодно, кроме терпения: возмущалась тем, что ей приходится сидеть взаперти, жаловалась на потерю супруга и