Луи Мари Энн Куперус - Ксеркс
Звуки сделались громче, и голоса слились, словно бы в едином порыве свидетельствуя: все мы эллины, пусть из многих городов, но одна у нас отчизна, одни боги и одна надежда — защититься от варваров:
Хвалим царя Посейдона, могучего хвалим,Потрясателя земли и Колебателя моря,Царя просторной Эгеиды и Геликона.Счастлив ты, и почести даны тебе Зевсом!Царь ты коней черногривых, резвых, ретивых.Владыка кораблей, парусом окрылённых.Охрани и верни нас, князь волн ужасных,Домой благополучно верни, о том взываем.Сушей или по бурному морю сопутствуйНам, недр и земли могучий владыка.Оборони, защити и путём должным направь.Тысячи разом курений алтарныхК ноздрям твоим благовонные дымыТотчас поднимутся, чернокудрый владыка.
Так пели они… А потом, в разом наступившей тишине, старший из судей совершил возлияние из золотой чаши, а когда вино пролилось на расположенную перед ним жаровню, вознёс молитву к Потрясателю земли, прося у бога благословения для бойцов, толпы и всей просторной Эллады. Далее он объявил, что сейчас, на третий день игр, состоится последнее, но самое почётное состязание, пентатлон, победителем которого станет атлет, ставший первым в трёх из пяти видов. Он назвал имена шестерых соперников, назвал предков их и города, родившие претендентов на победу, сообщил, как проходили они подготовку. Продолжив своё слово, он обратился уже к бойцам, требуя, чтобы они приложили все свои силы, соревнуясь перед глазами всей Эллады. Одновременно он напомнил им, что в соревновании не вправе участвовать муж, не очистившийся от пролитой им крови, и что таковым лучше не гневить понапрасну богов.
— Но, поскольку мужи эти решили участвовать в состязании и поклялись в том, что они прошли очищение или ни в чём не повинны, пусть они вступят в борьбу и Посейдон ниспошлёт славу лучшему из них.
Толпа загремела вновь; флейтисты направились в обход арены, выводя ещё более пронзительную мелодию. Кое-кто из атлетов неловко зашевелился, фасосец Сколус, самый младший из шестерых, побледнев, бросал нервные взгляды на Ликона, башней возвышавшегося над всеми соперниками. Спартанец не обращал на него никакого внимания, однако громко шепнул стоявшему рядом с ним Главкону:
— Клянусь Кастором, сын Конона, ты чрезвычайно красив. Должно быть, приятная внешность способна принести победу в бою, так что считай меня чрезвычайно испуганным.
Афинянин, рассеянно разглядывавший трибуны, только что заметил в толпе Кимона и Демарата и как будто не расслышал Ликона.
— Впрочем, ты ещё и крепок. Но всё равно посоветую. Я не стану увечить тебя, так что постарайся свалиться пораньше.
Ответа от Главкона тем не менее не последовало; он невозмутимым взором оглядывал холмы Мегары.
— Молчишь? — настаивал на своём гигант. — Тогда не жалуйся на то, что тебя не предупредили, когда будешь занимать своё место в ладье перевозчика Харона.
Лёгкая улыбка скользнула по лицу афинянина, глаза его чуточку потемнели.
— Игры ещё не закончились, дорогой мой спартанец, — спокойным голосом произнёс он.
Гигант нахмурился.
— Мне не нравится, когда люди улыбаются… вот так! Но я предупредил тебя. Так что не обижайся.
— Да начнутся прыжки! — провозгласил главный из судей.
И слова эти немедленно преобразили рёв толпы в столь глубокую тишину, что стало слышно даже, как ветер шелестит в хвое обступивших стадион елей; мышцы атлетов сами собой напряглись.
Глашатаи вбежали по мягкому песку на утоптанную узкую горку и пригласили атлетов последовать за ними. В руках каждого из соревнующихся оказалась пара бронзовых гантелей. Все шестеро стояли на холме перед полосой чистого песка. Главный из глашатаев объявил условия состязания: каждому надлежало прыгнуть два раза и оказавшийся худшим отстранялся от последующих видов.
Главкон стоял, чуть запрокинув назад свою золотую голову, глаза его скользили по стадиону, отыскивая друзей. Вот Кимон тревожно ёрзает на сиденье. Вот Симонид — в руках его плащ, а на устах, вне сомнения, добрый совет. Нервничали друзья, сам Главкон оставался спокойным.
Стадион напряжённо застыл, а потом разразился дружным вздохом. И все двадцать тысяч зрителей подскочили на месте: прыгнул фасосец Сколус. Сторонники его разразились восторженными воплями, пока их герой поднимался из ямы с песком. Однако голоса их тут же умолкли. Прыжок оказался плохим. Глашатай, державший в руках копьё, прочертил на земле линию, отмечавшую место приземления фасосца. Флейтисты завели беззаботную песенку, сжимавшие гантели руки атлетов невольно зашевелились в такт ей.
Главкон прыгнул вторым. Даже враждебно настроенные спартанцы не могли не восхититься полётом его великолепного тела, приземлившегося намного дальше фасосца. Главкон поднялся, стряхнул пыль и возвратился на холм, не забыв поприветствовать своих сторонников изящным движением руки. Впрочем, всякий, и умный и глупый, прекрасно понимал, что борьба только начинается.
Ктесий и Аминта приземлились, оставив позади отметку фасосца, но чуточку уступив Главкону. Ликон прыгал пятым. Сторонники его заранее ликовали, и он не подвёл их. Сила Ликона была под стать его могучему торсу. Поднявшееся облачко пыли на мгновение скрыло его из вида. Когда пыль улеглась, лаконец взревел от восторга. Он прыгнул дальше Главкона. Мантинеец Мерокл прыгал последним, и прыгнул плохо. Вторая попытка почти повторила первую, только Главкон намного улучшил свой первый результат. Ликон был столь же великолепен. Остальные едва сумели прыгнуть на прежнее расстояние. А потом лаконцы долго ликовали, прежде чем сумели выслушать глашатая.
— Ликон-спартанец победил в прыжках, афинянин Главкон — второй. Сколус из Фасоса прыгнул ближе всех и потому исключается из пентатлона.
Толпа вновь загудела. Неопытный фасосец с унынием на лице направился к собственному шатру под градом беззастенчивых насмешек.
— Далее метание диска, — вновь объявил глашатай. — Каждому предоставляется три попытки. Слабейший исключается из пентатлона.
Кимон вскочил с места. Приложив рупором руки ко рту, он прокричал на всю арену:
— Проснись, Главкон, не то Ликон украдёт у тебя венок!
Фемистокл, сидевший возле Кимона, внимательно наблюдал за зрелищем, опершись локтями на колени и подперев ладонями голову. Находившийся возле него Демарат смотрел на Главкона так, словно атлет был отлит из золота, однако предмет их опасений и надежд не ответил друзьям ни словом, ни жестом.
Помощники судей разместили пятерых оставшихся бойцов у подножия невысокого песчаного пригорка, неподалёку от судейской трибуны. Каждому из атлетов подали бронзовый диск. Флейтисты вновь затянули свою мелодию.
Первым был фиванец Аминта. Замерев на месте, он измерил взглядом расстояние, легко взбежал на пригорок, на вершине его резко согнулся и метнул тяжёлый диск. Прекрасный бросок! Аминта дважды улучшал собственный результат. И каждый раз все фиванцы, что находились в этот миг на стадионе, замирали в восторге. Однако радости их скоро пришёл конец. Ликон метал диск вторым. Имея возможность полностью проявить свою колоссальную силу, Ликон был рад щегольнуть ею. Три раза метал он, и трижды диск его пролетал расстояние, недоступное никому в пределах Эллады. Даже преданнейшие из почитателей Главкона не были разочарованы тем, что в лучшей попытке он проиграл спартанцу три локтя[17]. Ктесий и Мерокл, осознав, что задача непосильна для них, не стали особо усердствовать. Друзья колосса, лаконцы, были уже вне себя от радости, когда наконец глашатай провозгласил:
— Ликон-спартанец победил в метании диска. Афинянин Главкон стал вторым, Ктесий из Эпидавра оказался последним и выбывает из состязания.
— Проснись, Главкон! — вновь протрубил Кимон, выделяясь побледневшим лицом среди зрителей. — Проснись, иначе Ликон победит ещё раз, и тогда всё потеряно!
Главкон просто не мог слышать его, и он не обратил внимания на отчаянный призыв друга. Он и спартанец вновь очутились рядом, и гигант надменно усмехнулся.
— А ты умнеешь прямо на глазах, афинянин. Быть вторым за Ликоном — большая честь. Следующий вид окажется последним.
— Ещё раз говорю тебе, добрый друг, — глаза афинянина потемнели, а губы едва заметно напряглись, — пентатлон ещё не закончен.
— Тогда пусть тебя сожрут гарпии, если ты позволишь себе осмелеть. Глашатай, объявляй метание копья… Пойдём и сразу покончим с делом.
В глубокой тишине, сразу охватившей зрителей, Главкон повернулся к тем лицам, которых успел выделить среди многочисленной толпы: к Фемистоклу, Демарату, Симониду, Кимону. И друзья увидели, как Главкон поднял руку, тряхнув светлой головой. В свой черёд Главкон заметил, как Кимон с облегчением опускается на скамью.
