Миро Гавран - Юдифь
Впоследствии ни я, ни Шуа ни разу ни единым словом не обмолвились о том, что произошло.
Тогда только мне стало понятно, почему она столь ревностно предавалась своим обязанностям служанки, почему ей никогда не было в тягость проводить со мной целые дни с утра до вечера.
С того дня Шуа вела себя в моем присутствии с подчеркнутой сдержанностью, и между нами словно легла некая тень.
На третьем году моего вдовства объявились восемь женихов, и каждого из них я отвергла без малейшего размышления.
Ни за что не обрекла бы я себя опять на те муки, которые принес мне брак с Манассией.
К счастью, вдова в Иудее, в отличие от девиц, сама может принять решение о своем замужестве. Ведь если бы моим господином был по-прежнему мой отец, он, конечно, отдал бы мою руку кому-нибудь из солидных мужчин.
Мать моя Леа, узнав, что я отказала восьмому жениху, сказала мне:
— Мужчины нашего города потеряли рассудок. Как пчелы на мед, они слетаются к женщине, которая потеряла невинность в объятиях своего покойного мужа, вместо того чтобы выбирать невесту среди девиц. Очевидно, твоя красота настолько ослепляет их, что они впадают в детство. Иначе они бы понимали, где прибыль, а где убыток, ведь разумный человек строит свое будущее, укрощая порывы сердца и помышляя о том, в чем большинство усматривает пользу и выгоду.
Глава девятая
Прошло три года и два месяца после смерти мужа моего Манассии.
Градоначальник Озия созвал всех жителей Ветилуи на площадь, чтобы отпраздновать очередную годовщину того дня, когда по воле Иеговы было начато воздвижение стен нашего города.
Горожане любили этот день, потому что на площади собирались музыканты и актеры из всех близлежащих поселений, а народ угощался питьем и всевозможными яствами, в изобилии выставленными градоначальником.
Согласно обычаю, чем ревностнее городские власти в течение года собирали десятину, тем щедрее они были обязаны в этот памятный день кормить и поить подвластных им горожан.
В том году всем памятный день отмечался с особой торжественностью, ибо Ветилую посетил первосвященник Иоаким, чья постоянная резиденция была в Иерусалиме.
По обычаю предков, первосвященник покидал иерусалимский Храм Бога Вседержителя лишь однажды в пять лет, избирая для своего визита один из набожных городов страны Иудейской ради того, чтобы провести целый месяц в молитвах и беседах с тамошними священнослужителями.
Горожане Ветилуи чрезвычайно гордились тем, что знатный первосвященник Иоаким выбрал именно наш город, оказав нам великую честь и оценив нашу преданность Господу.
Лица наши светились радостью оттого, что праздник начинается в присутствии персоны, более прочих израильтян приближенной к Иегове, мужа, чье слово — закон для каждого и обязывает к послушанию всех израильтян — мужчин, женщин и детей.
И мы пришли, чтобы узреть достойнейшего из нас, о котором мы до тех пор только слышали, что он, будучи человеком строгим и рассудительным, служит Иегове по совести, не позволяя ни себе, ни другим, по слабости или небрежению, сворачивать с пути, указанного нам Господом нашим.
Для меня было неожиданностью увидеть, что Иоаким отнюдь не старец, но мужчина в расцвете сил, чей внешний облик не уступает его внутренним достоинствам.
Однако день, когда жители Ветилуи радовались подобно малым детям, полагая его счастливейшим днем своей жизни, завершился отнюдь не так, как начался. Ибо вскоре после того, как градоначальник Озия дал знак танцорам и музыкантам начать празднество, под стенами нашего города появился причудливо одетый чужестранец в сопровождении четырех солдат.
Их крепкие боевые кони очевидно устали от долгой дороги, и видно было, что всадники понуждали измученных животных скакать на пределе своих сил.
Чужестранец в пышном одеянии сообщил, что он послан с особой миссией, и потребовал, чтобы главные люди города выслушали его и дали возможность обратиться к старейшинам и к простому люду.
Озия дал знак музыкантам умолкнуть. Незнакомец выступил вперед и воззвал к городским старейшинам, священнослужителям и к народу столь громогласно, что его можно было расслышать даже в самом отдаленном уголке площади:
— О достойнейшие люди и священники города Ветилуи! Я приехал к вам с миром от имени Олоферна, знаменитейшего из полководцев подлунного мира, командующего всеми войсками великого ассирийского царя Навуходоносора.
По толпе прокатился ропот.
У всех сжались сердца при мысли о том, что этот человек приехал к нам от имени Олоферна, полководца, который до тех пор представлялся нам далеким и нереальным, как персонажи древних легенд.
Посланец между тем продолжал свою речь:
— Меня зовут Ахиор, и я здесь потому, что мой повелитель Олоферн проявляет милость ко всем, кто ему покоряется без сопротивления. Я принес вам известия о битвах и победах Олоферна, подобных которым доселе не видано под солнцем. Да будет вам известно, что Олоферн, сопровождаемый своими верными воинами, разорил своей десницей Фуд и Луд и обратил в рабство сыновей Рассиса и Исмаила, живших в пустыне к югу от земли Хеллеонской. Узнайте также, что Олоферн перешел Евфрат, прошел через Месопотамию, опустошил все города вдоль реки Аврон и вышел к морю. Он занял территорию Киликии, растерзав всех, кто пытался ему сопротивляться, покорил сынов Мадиама и спустился на равнину Дамаска, где сжег все нивы, опустошил поля, погубил стада и отдал на разграбление города. Страх и ужас объяли тогда всех жителей берегов Сидона и Тира, обитателей Сура, Окины и Иемнаана. Те, кто жил в Азоте и Аскалоне, охваченные страхом, направили Олоферну послание: «Мы падем ниц перед тобой, делай с нами что хочешь, мы предоставляем тебе наши города и дома, стада и поля, клянемся быть рабами твоими, пощади только наши жизни». И наш милостивый полководец Олоферн без сопротивления вошел в их города, в крепостях поставил своих военачальников, а юношей из этих городов призвал во вспомогательные отряды. Теперь войско Олоферна возросло до ста двадцати тысяч воинов. Через три недели он будет под стенами вашего города. Я призываю вас не оказывать ему сопротивления, но открыть ворота и встретить Олоферна цветами, плясками и музыкой.
Ответом на эти слова Ахиора был глухой ропот, женщины стали плакать, мужчины же обратили взоры на старейшин и священников, а те начали перешептываться, собираясь вокруг градоначальника и первосвященника.
Одни окружили Иоакима, другие Озию, прося их произнести слова, которые стали бы нам всем путеводной звездой.
Предводители наши тоже казались смущенными, они искали мысль, которая направила бы нас по правильному пути.
Озия поднял руку в знак того, что хочет говорить.
В одно мгновение гомон толпы стих и наступило молчание, исполненное ожиданий.
Голос градоначальника дрогнул, но прозвучал ясно:
— О Ахиор, посланный к нам великим полководцем Олоферном, скажи, что нас ждет, если мы откажемся открыть перед ним ворота нашего города?
— Вас ожидает смерть.
Ответ был столь же четким, сколь и кратким. Озия задал новый вопрос:
— На что мы можем рассчитывать, если отдадимся на милость твоего повелителя?
— Можете надеяться, что вам и вашим детям сохранят жизнь. Вы станете подданными великого царя Навуходоносора, а ваш город, как и вся ваша страна, станет частью нашего царства. Поскольку ваш город стоит при входе в Иудею, мы убеждены, что вся Иудея последует вашему примеру.
Этот ответ взволновал собравшуюся толпу.
Тогда поднял руку первосвященник Иоаким.
Все умолкли, зная, что его слово будет звучать как заповедь для каждого израильтянина.
Но Иоаким не высказал своего мнения, а задал Ахиору новый вопрос:
— О чужестранец, скажи, что будет с нашими храмами, с храмом в Иерусалиме, где хранится Святое святых? Ибо народ наш чтит единого Бога, имя которому Иегова.
Ответ Ахиора звучал непреклонно:
— Олоферн обратит в пепел все ваши храмы и жертвенники. В едином царстве есть место только одному Богу, и это — наш царь Навуходоносор.
— Неужели вы провозгласили божеством живого человека? — спросил его Иоаким.
— Все, кто нам покорился, сами свергли своих богов и теперь с радостью прославляют нашего царя как единого Бога. Ибо, повторяю вам, о жители Ветилуи, в создаваемом нами царстве может быть только один Бог — Бог победителей.
Эти богохульные речи потрясли всех собравшихся.
Снова раздались крики и стенания, вся площадь загудела, как пчелиный улей. Стало ясно, что привычный для нас мир может быть разрушен в самом скором времени.
Иоаким снова поднял руку и, завладев вниманием толпы, произнес весомо и четко:
— Бог наш милостив и не оставит нас, покуда мы его смиренно чтим. Он превыше всего, он выше нашей любви к собственной жизни. И потому, о Ахиор, прежде чем вернуться к Олоферну, проведи один день с нами и посмотри, как богобоязненный народ славит своего Господа. И ты поймешь, почему нет на свете такой силы, которая могла бы покорить народ, верный своему Богу и защитнику.
